Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

• Название: Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2
• Автор: Анатолий Гейнцельман
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978–5–91763–087–8, 978–5–91763–089–2 (Том 2)

В настоящем издании представлено поэтическое наследие поэта Анатолия Гейнцельмана (Шабо, 1879 – Флоренция, 1953), прожившего большую часть жизни в Италии (главным образом, во Флоренции). Писать стихи Гейнцельман начал еще в конце XIX в. и в 1903 г. в Одессе опубликовал первую книгу, так и оставшуюся в России единственной. Находясь в стороне от литературных кругов русской эмиграции, Гейнцельман продолжал писать, по его словам, для себя и для жены, стараниями которой наследие поэта было сохранено и архив передан Флорентийскому университету.

В первый том вошли прижизненный сборник «Космические мелодии» (1951), а также изданные вдовой поэта Розой Хеллер книги «Священные огни» (1955) и «Стихотворения. 1916–1929; 1941–1953» (Рим, 1959) и небольшая «Автобиографическая заметка».

Второй том впервые представляет читателю рукописные книги А.C.Гейнцельмана, недавно найденные во флорентийском архиве проф. Луиджи Леончини. Они позволяют ознакомиться с творчеством поэта в переломные периоды его биографии: во время Первой мировой войны и революции, в пору скитаний на юге России, в годы Второй мировой войны, и служат существенным дополнением к изданным поэтическим сборникам.

---

13 февраля Феодосия

ПЛАЩАНИЦА

Ты одна за моей плащаницей,
Как Мадонна с Голгофы, пойдешь;
И забрызгает грязь колесницу,
И подол твой, и блески калош.

Простынями больной потаскушки
Всё увешает небо февраль;
И лабазы, трактиры, избушки
Площадными словами печаль

Безысходную встретят малютки,
Что рыдает за гробом навзрыд;
И булыжник дорожный для шутки
Ей в подошвы вопьет свой гранит.

И не будет цветочков на крышке…
И в наемной карете пастор
И босяк в шутовском сюртучишке,
С треуголкой и факелом, взор

Ненадолго от черных шалевок
Отвлекут, меж которыми спит,
Как и в жизни смирен и неловок,
Беспредельности жалкий пиит.

И не станут звонить колокольни,
И венков с эпитафией нет,
И старушке протявкает школьник:
То непризнанный, видно, поэт!

Ты одна за моей плащаницей
Поплетешься на тесный погост;
Но не будь там подбитою птицей
И скажи мне с улыбкою тост.

И скажи мне: Как рада я, Толя,
Как я рада теперь за тебя,
Что твоя прекратилась неволя,
Что ушел ты безумно любя.

Ты расскажешь лазоревой маме,
Что оставил сестрицу одну,
И за мною она с васильками
Голубыми отправит весну.

И ты выйдешь мне к двери навстречу
Лучезарным серафом Отца,
Поцелуем тебе я отвечу, –
И блаженству не будет конца!

14 февраля Феодосия

РОЗОВЫЕ ЛЕСТНИЦЫ

По розовым лестницам неба
Срывать голубые фиалки
Ведешь ты меня из Эреба,
И жизни прошедшей не жалко

Мне радостей творчества скорбных;
Ты жить не хотела у прялки,
Я долга верблюдом двугорбым
В подданстве не мог быть у палки.

Пустая гнела нас беседа,
Унылые каркали галки,
И горек был ломоть нам хлеба,
Как будто седой приживалке.

И в неба граненого слова
От скуки я долго метал кий,
И тело казнил я сурово
И жил наподобье весталки.

Но ты златорунного Феба
Признала в верижнике жалком.
По розовым лестницам неба
Срывать голубые фиалки

Ведешь ты меня, и в гирлянды
Свиваем мы небо без прялки
И скачем, как встарь корибанты,
В лазурных фиалок скакалки.

15 февраля Феодосия

РЫБКИНЫ КУПЛЕТЫ

Люби, твори и будь спокоен,
И не катайся на изнанке,
Не наноси себе, мой воин,
В сердечный пряничек твой ранки!

И чтобы вес твой был удвоен,
Стань хоть пасхальным поросенком!
И обжирайся! Чтоб утроен
Был пай, указанный Розенком!

Будь хоть привратницы достоин
Сферичной, царственной осанкой,
Будь отрубями хоть напоен,
Но стань племянником германки!

Твоя же золотая рыбка
К тебе вернется без приманки,
Без ритма шаловливой зыбки,
Без слова сахарной баранки!

Теперь ей круглая улыбка
Лица и пухленькие ручки
Важней всего: устала рыбка
Лечить братишкины колючки!

16 февраля Феодосия

ТРИ ОСКОЛКА

I

Сплетем из наших душ венки
У тихо дремлющей реки
Забвенья, а тела, спалив,
Насыпем в глиняный ликиф,

Где птица вечности – павлин,
И Агнец Божий, и дельфин,
И между лозами Амур
Хитро сокрыты под глазурь;

И драгоценный черепок
Поставим смело на челнок;
Раздастся колокольный звон,
И тихо тронется Харон.

3 февраля

II

Как дикий Иоанн Предтеча,
Пророк – пустынник и теперь,
Но не приходит издалече
Грехами отягченный зверь,

И в синеструйном Иордане
Не омывает плоти явь,
И Агнец только в Иоанне
Узрит поруганный устав.

III

Нет истины нерукотворной
И ложен творчества Завет,
Но, слову вечности покорный,
Священнодействует поэт.

И потому алтарь Господень,
Где раздается плотский вой
Циничного познанья своден,
Он очищает бечевой!

18 февраля Феодосия

ГОЛУБОЙ ПИР

I

Сегодня опять благосклонно
Роняют вокруг чудеса
Мечты голубые затоны,
Зовущие вдаль небеса.

Сегодня опять в небосклоны
Воздушный кузов корабля
Уносит на юте «Беллоны»
На пир голубой короля.

Овечек едва лишь рожденных,
Кудрявых, атласных руна,
Из бледных кораллов кессоны,
Фестоны червонного льна,

Громадные, страстные груди
Красавиц в лазурной фате,
Жерла озлобленных орудий,
Мессии на алом кресте,

Колонн голубых канелюры,
Луга золотых орхидей,
Твердынь грозовых амбразуры
И радуги пестрых цепей, –

Державному нищему нужны
В очей ненасытливый трюм:
Без них он, калека недужный,
Как сокол в неволе, угрюм!

II

Вот, вот он, синий, синий, синий,
Слегка колышимый ковер,
Разостлан до незримых линий,
Что отуманивают взор!

Лишь слева пояс пурпуровый,
Из глины низкая коса,
Врывается стрелой суровой
В лазоревые чудеса,

Да в синей чаше серебристой
Струей влюбленная камса
Кипит и блещет, как монисто,
Как лунной пряжи полоса,

И серебристая чуларка
Фонтаном плещется вокруг,
Но ни одна рыбачья барка
Не простирает смертный круг.

Зато, о Боже, снег крылатый,
Вихрясь на миллионах крыл,
Оставил синие палаты
И всё подоблачье покрыл;

Зато, о Боже, покрывало
Легло на свежую лазурь
И мерно в волнах колыхалось,
Как незастывшая глазурь;

Зато, о Боже, диадемы
Ты обронил из чайных роз,
Цветочной пылию Эдема
Покрылся голубой наркоз!

III

Нет, не покрывало Божье
И не блестки диадем,
Не снежинки синю ложу
Попадаются в ярем:

То крылатой, хищной братьи
Распростерлись тенета,
То последнее объятье
Пред потерей живота.

Острокрылые могилки,
Двухклинковый ятаган,
Альционы, звонокрылки,
Черноперистый баклан

Завихрились, запрудили
Бирюзовы небеса
Бриллиантовою пылью,
Как метелиц волоса.

Сколько их! Считай-ка звезды,
И червонный колосок,
И усопших на погосте,
И зыбящийся песок!

Ах, с алчбою человечьей
Альционы в серебро
Погружаются по плечи,
И священное нутро,

Цель разбойничьих крылений,
Цель, быть может, и всего,
Туком дышащих мгновений
Наполняется легко!

IV

Не подобен ли белым пиратам
Необъятный Создателя мир,
И не правит ли туком проклятым
Мирозданье нелепейший пир,

И не мне ли назначен символом
Альбатрос, проглотивший кефаль,
Что трепещет в кишечнике голом,
Альбатрос, уносящийся вдаль;

И не я ли в груди, как Везувий,
Создают от тоски и огня;
И не я ли в искривленном клюве
Уношу золотое агня;

И не я ли всю рать альционов,
И сребристую в волнах камсу,
И земных и забережных тронов
Драгоценности в гроб унесу;

И не я ли, как хищник вселенной,
Поглощаю из края и в край
И прошедший, и мир нерожденный,
И крылатыми созданный рай,

Поглощаю в грязи у дороги,
Ненасытный, голодный всегда,
Но уж насмерть усталые ноги
Не расправит иллюзий узда!

17–18 февраля Феодосия