Сергей Марков - Михаил Ульянов

• Название: Михаил Ульянов
• Автор: Сергей Марков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Театр
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03269-9

Сергей Марков, журналист и писатель, — волею судьбы оказавшийся родственником Михаила Александровича Ульянова, проживший рядом с этим поистине народным артистом немало лет, совершивший с ним круиз по Средиземноморью, «колыбели цивилизации» (побывав в странах, связанных с его знаменитыми героями — Цезарем, Антонием, Наполеоном, генералом Чарнотой), сохранивший к нему привязанность на всю жизнь и бравший последнее перед уходом интервью, — представляет в книге выдающегося русского актёра во всей многогранности его натуры, и в галстуке, и без галстука. Не миновал автор и такой полемической темы в судьбе актёра, как поддержка М. С. Горбачёва в начале перестройки и реформ Б. Н. Ельцина, так и разочарования в их результатах. Жизнеописание Михаила Ульянова дополняют воспоминания его собратьев по сценическому искусству — Юрия Любимова, Юрия Яковлева, Галины Волчек, Сергея Соловьёва, Владимира Наумова, Романа Виктюка, Егора Кончаловского, а также известных политиков, священнослужителей, общественных деятелей.

---

…Через много лет после того круиза, уже в XXI веке издавая журнал «Русский Миллионер», я познакомился с одним из наших мультимиллионеров, точнее, миллиардеров — владельцем десятков крупнейших торгово-развлекательных комплексов, рынков, казино, ресторанов, — незадолго до того купившим бывшую дачу Л. И. Брежнева на Сколковском шоссе, где мы его с семьёй и фотографировали. «Понимаешь, Сергей, — за бокалом дорогущего французского вина излагал он, выходец из бедной северокавказской семьи, стопроцентный self made man, своё жизненное кредо, — ведь как происходит в жизни? Тот, у кого есть, скажем, десять тысяч долларов, и общается с теми, у кого десять, ну двадцать тысяч долларов. Тот, у кого миллион, — с тем, у кого миллион или полтора. Тот, у кого сто миллионов… И так далее. А ты как думал?..» С теми, у кого всего «двести душ», он просто не разговаривал — с ними разговаривали его обслуга и его охрана.

Перечитал страницу — и понял, что покривил душой. Что в принципе мой этот сарказм неоправдан и жалок. Потому что так было, так будет. Равный общается с равными, говорили римляне (всё-то они давным-давно сказали, даже скучно). И Ульянов, уже состоявшийся, удостоенный, произведённый, награждённый, посвящённый и т. д., уже в «маршальском», так сказать, звании, общался с «маршалами» в той или иной области человеческой деятельности или, на худой конец, с «генералитетом». Дома у нас (у них с Аллой Петровной на Пушкинской или на даче) бывали такие же народные артисты, художники, всемирно известные музыканты, академики, учёные, медики, писатели, удостоенные Государственной премии его земляки-сибиряки — Виктор Астафьев, Валентин Распутин… Да и логично это, по большому счёту.

А к Распутину я, молодой тогда писатель, не преминул подкатить: мол, уважаю, почитаю, не почитаете ли вы, Валентин Григорьевич, мои опусы?.. Помню, к Василию Белову там же, в доме Ульянова, я обратился, посетовал, что плохо печатают молодых. Так он, небольшой такой, бородатый, с мужицкой хитринкой в глазах, с ленинским, я бы сказал, лукавым прищуром, просто, без дураков ответил (не прочитав ни одной моей строчки и не взяв рукопись, сославшись на командировку в Японию и вообще занятость, — но я-то прочитал во взоре знаменитого «деревенщика», «почвенника» плохо скрываемую и вполне объяснимую, закономерную неприязнь ко мне, зятю Ульянова, встреченному в пятикомнатной квартире в центре Москвы, тогда как он сам начинал, разгружая вагоны на каком-нибудь вологодском полустанке): писать, уважаемый коллега, надо лучше, тогда и печатать будут. Правильно, Василь Иваныч, почему-то обрадовалась моя тёща, будут, если лучше… Распутин же сочинения взял. Даже сказал спасибо, что меня повергло в смущение. И месяца через полтора, когда я и думать об этом забыл, приходит письмо из Иркутска. Добрый десяток страниц, исписанных его уникальным бисерным почерком. С подробным, обстоятельным и деликатным, как всё у него, разбором моих рассказов, по которому чувствовалось, что прочитал он тексты от корки до корки. Было там, например, такое (похвалюсь): «В письме, Сергей, Вы профессионал, в этом нет никаких сомнений, и Вы это знаете, но Вы, чудится мне, не используете и пятой, а может, и десятой части своего таланта. Вы не ставите перед собой больших задач — его и не требуется в полной мере. А попробуйте взяться за большую, очень серьёзную вещь, за главную, которая бы потребовала всего, что в Вас есть, и больше того… Упаси меня Бог ставить Вам в пример, сравнивать, но я бы, на Вашем месте, Сергей, обратил внимание на творчество Михаила Александровича Ульянова, к которому Вы имеете отношение. А именно на масштабность работ, на которые он, притом смолоду, тратит время, силы, жизнь… это всегда значимое, значительное, важное, самое главное…» Произвело на меня тогда впечатление письмо Валентина Григорьевича Распутина. Я его перечитывал десятки раз. Всё готовил себя к тому, чтобы взяться за… своих «Братьев Карамазовых». Подумывал грешным делом даже, уж не замахнуться ли на «Войну и мир»… И замахнёмся! — рычал внутренний голос, казавшийся похожим на победный хрип Высоцкого. Но был то детский писк на лужайке, выражаясь словами моей тёщи Аллы Петровны Парфаньяк. Так, по существу, и не взялся, вернее, брался, да не закончил, погрязнув в суете сует и томлении духа конца 1980-х, 1990-х, мужества не хватило, воли, трудолюбия, время изменилось… Оправдываться можно чем угодно. Но это уже из другой оперы.

…Слушая «Мёртвые души», я думал о том, что Ульянов обладает даром не только на равных или почти на равных, но и ровно, одинаково общаться (я тому свидетель) как с членами Политбюро ЦК КПСС, с министрами, маршалами — так и с билетёршей, рабочим сцены, сантехником, с дворничихой Рашидой во дворе… А это привилегия истинных, не обязательно по крови, аристократов.

После тревоги в музыкальном салоне началась развлекательная программа «Будем знакомы». В своём коронном клетчатом пиджаке с золотыми пуговицами (учтя тот факт, что одежда рекомендовалась вечерняя, нарядная) заглянул ненадолго и Ульянов.

— This millionaire drinks cola only, — послышалось из-за какого-то столика уже привычное.

— Хоть кол на голове им теши: считают вас миллионером — и баста, — сказал я.

— Знали б они, сколь бедна и неказиста жизнь народного артиста, — усмехнулся Ульянов.

— Сколько Ленинская премия составила, если не секрет?

— Давно это было. Семь тысяч. То есть получил я за «Председателя», а снимали мы год, даже больше, стоимость одной автомашины «Волга».

— По тем временам…

— Ужасающая копеечность! Я когда играл Наполеона в Театре на Малой Бронной, пошёл к Зайцеву, заместителю министра культуры, его ещё саблезубым зайчиком называли. Три часа молочусь, говорю, залы полные, билетов не достать, что же так унизительно смешно платите-то? А он мне на полном серьёзе: были б вы на гастролях в Саратове, скажем, получали бы целых тридцать рублей, а сейчас имеем право платить только двадцать… Тяжек актёрский хлеб. Старые знаменитые артисты ехали и едут к чёрту на рога играть концерты, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

— Говорят, тот же Владимир Высоцкий по пять двухчасовых концертов в день давал! Такое вообще возможно?

— Да, он выкладывался. Но и мы, например, с Юлией Борисовой играли по пять концертов в день. Конечно, это несравнимо, но…

— А сколько в театре актёр получает?

— В академических театрах, в Малом, МХАТе, Вахтанговском — четыреста рублей, это высшая категория. В театре не академическом — уже двести семьдесят, будь ты хоть трижды Шаляпин. Дальше — ещё ниже, и так до ста — ста двадцати и даже до семидесяти рублей в месяц.

— В наше время?!

— В наше, в наше. Концертные ставки — девять, десять, пятнадцать рублей за концерт. В кино работа по договору, но тоже ерунда. Вот на радио можно действительно заработать. Но для этого надо, во-первых, читать «Тихий Дон»; во-вторых, иметь ставку так называемого «золотого фонда» — шесть рублей за минуту. А у меня было четыреста с лишним часов за два года. В актёрской среде смеялись: «Ульянов считает „Тихий Дон“». Это, пожалуй, единственный случай, когда я получил реально много денег. По нашим, советским, конечно, меркам. Вот Гоголь, если всё в порядке будет, — не четыре тома Шолохова, конечно, но всё-таки перспектива…

Ночью, стоя на привычной уже пеленгаторной палубе, я смотрел на любимое созвездие Гомера — Большую Медведицу, на Венеру, на Млечный Путь. Вдыхал море, раздувая грудную клетку чуть не до треска рёбер. И думал о том, что через несколько дней всё кончится. Будет другое. А такого круиза больше не будет. В этой жизни.

Глава девятая

22 июля, вторник. Порт Валлетта (о. Мальта)

— Когда-то Мальта была частью природного моста, соединявшего Европу и Африку, — рассказывал наш экскурсовод — профессор истории Мальтийского университета. — Двести пятьдесят тысяч лет назад остров был всё ещё связан с Сицилией, но уже отрезан от Африки. Животные, уходя от ледника, оставались здесь и гибли из-за недостатка пресной воды и пищи. Сейчас в ясные дни Сицилия видна с Мальты, их разделяет всего восемьдесят километров. Открыли остров сицилийские рыбаки в пятом тысячелетии до нашей эры. С тех пор сохранились высеченный в скале храм Гипогеум и другие строения, иллюстрирующие легенду о некогда населявших наш остров гигантах.

— Наш остров, — улыбнулась Елена.

— Здесь жила прелестная нимфа Калипсо, — ответил на её улыбку экскурсовод-профессор, — семь долгих лет не отпускавшая от себя хитроумного Одиссея, и отсюда на плоту он отправился на родину, в Итаку.

Название «Мальта» произошло, возможно, от греческого «мели» — мёд или «мелита» — пчела. «Медовый остров» завоевывали финикийцы, римляне, арабы, норманны, готы, испанцы… В 1530 году от императора Карла V Мальту получили в ленное владение рыцари, обязавшись охранять Средиземное море и его побережья от африканских корсаров, от турок могущественной в ту пору Оттоманской империи. Во времена правления Великого магистра Валлетта турки осадили Мальту, сорокатысячному их войску Мальтийский орден мог противопоставить всего семьсот рыцарей и семь тысяч пятьсот солдат. Великий магистр молил христианские государства о помощи, но никто не откликнулся. И тогда рыцари сами решили отражать нашествие. Много дней и ночей шла битва, рыцари потеряли двести сорок человек убитыми, погибло пять тысяч солдат, но в турецком войске потери были гораздо более значительные, около двадцати тысяч, и турки ушли от берегов Мальты. Столь блестящая победа опьянила рыцарей, они пировали в замках на острове, и на этом затянувшемся на много лет пиру начались распри между рыцарями разных государств, национальностей, уже не прекращавшиеся.