Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

• Название: Полное собрание стихотворений
• Автор: Дмитрий Кленовский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978–5–91763–054–0

«Последний акмеист», «последний царскосел», «последний поэт серебряного века» - так именовали критики Дмитрия Иосифовича Кленовского (наст. фам. Крачковский; 1892–1976). Выпустив первую книгу перед самой революцией, Кленовский в советские годы замолчал и вновь начал писать стихи лишь четверть века спустя, уже в эмиграции, где он оказался в 1942 году. Однако в отличие от ранних изящных и утонченных стихов, напоминающих стихи Кузмина, эмигрантские сборники Кленовского представляют собой философскую лирику самой высокой пробы.

После смерти Георгия Иванова Кленовский многими признавался первым поэтом эмиграции и одним из лучших поэтов второй половины ХХ века.

В издании объединены все одиннадцать его книг плюс стихи, не вошедшие в сборники. В приложении впервые публикуются две книги, подготовленные Кленовским в начале двадцатых годов, но так и не увидевшие свет: книга стихов «Предгорье» и перевод «Сельских и Божественных игр» Анри де Ренье.

---

123. Звезды

В учебнике учат дети,
Что, мол, далеко звезда.
Но мне в рассужденья эти
Не верилось никогда!

Бывало, еще ребенком,
Я ночью любил не спать,
И звезды легко и звонко
Мне сыпались на кровать.

Я с черных ветвей каштанов
Их стряхивал на песок,
Я, ими набив карманы,
Скупить все на свете мог.

С тех пор - мое сердце, правда? -
И злым я и черствым был,
Но детской веселой правды,
Старея, не позабыл.

И пусть на земле все низко,
А в небе все высоко,
Я знаю, что звезды - близко
И встретиться нам - легко.
1950

124. Голос мира

Умолк навеки голос с высоты,
Угасли знаки вещих откровений...
Куда пойдешь, кому послужишь ты
И перед кем падешь ты на колени?

Все стало тайной. В путах тишины
Апостолы в неведеньи томятся,
И ангелами вспененные сны
Первосвященникам уже не снятся.

И все-таки ты не совсем забыт!
Взгляни вокруг! В лазоревом просторе
Как горний голубь облако парит,
Как Гавриил благовествуют зори;

Поют ветра - как с неба голоса,
А в темноте такой библейской ночи -
Как Моисей гремит и жжет гроза,
Как Иеремия океан пророчит;

И твердь гудит, и прядает звезда,
И воинство лесов подъемлет пики,
А в зареве закатов иногда
Еще сквозят архангельские лики.

Иди и слушай шелест и прибой -
Немолчный голос счастья и тревоги!
И пусть навеки замолчали боги -
Ты не один: мир говорит с тобой!
1949

125

Что весною тебе отмерено -
Принесешь ты к своей зиме.
Ничего не будет потеряно
Из того, что ты здесь имел.

Все дурное и все хорошее
Перебродит в крови твоей
И певучею станет ношею -
Собеседником поздних дней.
1950

12

Корзина с рыжиками на локте,
А за плечом - мешок еловых шишек.
Опушки леса ласковый излишек -
Не царский ли подарок нищете!?

Затопим печку, ужин смастерим
И ляжем спать на стружковой перине.
... Есть в жизни грань, где ты неуязвим,
Неуязвим, как ветры и пустыни.
1951

127

Возле дома моего -
Поле, больше ничего.

Вдоль него, мертво и зло,
Напрямик шоссе легло.

Каждый вечер (как служу!)
По нему хожу, хожу...

Час, и час, и снова час,
В камни палкою стучась,

Сам с собою говоря,
До беспамятства куря, -

Лишь бы только как-нибудь
Обессилеть и заснуть.
1949

128

Мы на земле - рабы своей сумы,
И что за поворотом - нам не видно.
И вот совсем напрасно просим мы
«О смерти мирной, смерти непостыдной».

Что пользы нам в прохладной простыне,
В глотке воды, в друзьях у изголовья?!
Есть смерти злые, трудные, вдвойне
Оплаченные ужасом и кровью.

В них вещий смысл! Такая смерть несет
В себе не просто смерть - преображенье.
Проси о ней! Проси о том паденьи,
Что душу окрыляет, как полет!
1950

129. Жизнь

Не дорогой - тропой дремучею
Мчишься гоголевским Хомой.
Оседлала меня, замучила,
Наглумилася надо мной...

Осадить бы! В крапиву свалится!
Только страшно... Ведь в тот же миг
Обернется она красавицей
И предсмертный раздастся крик.

Будет стройною, черноокою
На земле лежать, не дыша.
И заплачу над ней, жестокою,
Той, что все-таки хороша.
1951

130. Сердце и пальцы

Это в пальцах не хватает силы.
Сердце - все такое ж, как и было.
Сердце шепчет в страхе и в надежде:
– Я хочу служить тебе, как прежде!
Лишь бы только пальцы поспевали,
Все, что напою я, записали!

Но у пальцев есть своя забота,
Пальцы горькой заняты работой:
Прижимаются к вискам свинцовым,
Зябнут под подушкою пуховой,
Шарят в темноте по одеялу...
Некогда служить им сердцу стало!

И взмолилось сердце в нетерпеньи:
– Что мне мир и миру я - без пенья!?
Отпусти меня туда отсюда,
Где само, без пальцев, петь я буду!
1951

131. Сон о казненном поэте

– Это он! С кем хочешь я поспорю!
Видишь, вот идет он впереди
С неизбывной мукою во взоре,
С неостывшей пулею в груди!

– Он же умер! Он уже не может
Услыхать слова твоей любви!
Никакое чудо не поможет!
Не ищи его и не зови!

– Нет! Скорее! Мы его догоним!
Я клянусь тебе! Мы добежим!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как года - мгновения погони.
Год еще - и поравнялись с ним.

Страшно заглянуть за эти плечи...
Может быть, все это только сон!?
Оглянулся - и свершилась встреча,
И сомнений нет, что это он.

Серый глаз струит холодный пламень,
Узкий шрам белеет вдоль щеки...
Наш учитель! Вот ты снова с нами!
Отзовись! Коснись моей руки!

Но запачканные кровью губы
Ничего не вымолвили мне.
Только вдруг серебряные трубы
В солнечной пропели вышине,

Рыжегривые заржали кони,
И рванулись ввысь, и понесли,
И уже не слышен шум погони
С убегающей назад земли.

Только бездны, вихри и просторы,
Звездные озера и сады,
И внезапно - старой сикоморы
Ствол корявый у скупой воды.

След звериный вьется к водопою,
Заунывная звенит зурна...
Только бы остаться здесь с тобою,
Эту радость всю испить до дна!

Но стираются черты и звуки,
Миг еще - и на сухой траве
Судорогой сведенные руки...
Окрик парохода на Неве...

Люди молча топчутся у ямы,
Раздается мерный лязг лопат,
А вдали угрюмыми домами
Щерится притихший Петроград...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прошлое! Оно таким мне снится,
Как его увидеть довелось:
Белою, бессмертною страницей,
Пулею простреленной насквозь!
1949

132

Пора привыкнуть к маленькому дому,
Неплотной двери, низкому окну,
И на тюфяк с примятою соломой
Пораньше лечь и отойти ко сну.

Все, что могла душа и что умела -
Все свершено, и даже в пальцах нет
Охоты взяться за былое дело,
За ремесло перегоревших лет.

И пусть порою жизнь еще доносит
Свой блеклый шум, свой приглушенный свет -
Все спрошено! К чему еще вопросы!?
Осталось только: услыхать ответ.
1950

133. В Комнате умершего

Да, опустело здесь... На кресле, за столом, -
Повсюду нет уже родного силуэта...
И эта тишина! И вот: не быть вдвоем...
Как это оправдать и как осмыслить это!?

И все-таки - не плачь! И комнату - покинь!
Сойди по лестнице и, стоя на пороге,
Вглядись в рассветную бледнеющую синь.
Ты видишь, это он шагает по дороге!

Не нужно! Не зови! Его уж не вернуть!
Но знай: он жив еще и жить ему без счета!
Он только погостил и снова вышел в путь.
И, слышишь, он поет! Вдали. За поворотом.
1950

134

Все узнав, от самой жгучей муки
До утраты самой роковой,
Научились мы лихой науке:
Не бояться в мире никого!

Ничего не просим мы у неба,
А когда и даст - не бережем,
И краюху поданного хлеба
Разрезаем найденным ножом.

И в глаза никто нам не заглянет
И руки не тронет нам рукой...
Разве только на глухой поляне
Улыбнется рыжик золотой;

Разве только дикая малина
На сухом растает языке...
Нет у нас ни слуг, ни господина,
Жизнью мы проходим налегке.

Но за то, что все мы потеряли,
Одного мы друга обрели.
Он из ясной запредельной дали
В золотой спускается пыли.

И на плечи положив нам руки,
Нас целует в обожженный лоб,
Чтобы все земные наши муки
Звездным утешеньем замело.
1951

135. Разговор с самим собой