Леон де Грейфф - Под знаком Льва

• Название: Под знаком Льва
• Автор: Леон де Грейфф
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1986

---

Сонатина ре минор

Замедленно сеется
дождь по низине.
На летнюю сельву
дождь сеется зимний.
Льняная завеса
вдоль мокрой долины.
Медлительный ливень,
протяжный и длинный.
Растрепан тростник
водянистой трепальней,
растрепаны листья
взлохмаченной пальмы,
и в горле у речек —
разбухшие комли.
Рыдают о чем ли,
тоскуют о ком ли,
дымясь над землею,
туманы печали?
Чьи пальцы нажали
на нервы рояля?
На мягкие клавиши
вкрадчивой грусти?
Адажио ленто
дождем в захолустье
скользнуло, как лента,
на листья и гравий, —
адажио ленто,
нон танто, пьюграве,[64]
соната бог весть
из чьего реквизита,
в ключе си бемоль,
ну, а кто композитор?
Чьи пальцы нажали
на нервы рояля?
Адажио ленто,
как память печали,
налево — дожди
и туманы — направо.
Адажио ленто,
адажио граве!

Замедленно сеется
дождь по низине.
На жаркую зелень
дождь сеется зимний,
на заросли вереска,
на луговину…
Труба водостока
хрипит горловиной,
и стонет стекло
от его перестука,
и скука скулит,
как побитая сука-
Льняная завеса
вдоль мокрой долины.
Медлительный ливень,
протяжный и длинный.
Корявые корни
У паводка в горле.
Сотлели мечты,
и желанья прогоркли.
И ржавчиной рыжей
проникнула влага
в железо амбиций
и в бицепс зигзага.
Соната бог весть
из чьего реквизита;
в ключе си бемоль,
ну, а кто композитор?

Чьи пальцы нажали
на нервы рояля?

Мелодия ливня,
подобная дыму,
твердит, что я снова
увижусь с любимой.

Чьи пальцы нажали
на нервы печали?

Льняная завеса
вдоль мокрой долины.
Медлительный ливень,
протяжный и длинный.

Фантазия квази уна соната[65] до мажор

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?

Goethe, Erlkönig[66]

Allegro agitato[67]

О чем поет ветер?
Ливень аккомпанирует ему на рояле.

А впрочем, поет ли ветер?
Пожалуй, он просто
бормочет
обморочные слова
речитативом,
но слова эти сродни преданьям Шахразады
или сказанью об Одиссее…

Дневник ветра?
Скорее — ночник веры
в легенды, мифы, россказни и сказки,
фантазии, выдумки, преданья,
сказанья, саги и былины,
в баллады и романсы, в приключенья
Ланселота и Джиневры,[68]
в грядущие событья и в былые происшествия —
в нечто, имевшее место тысячелетья тому назад
в юных странах, не ведавших еще усталости,
преисполненных жизненными соками и отвагой,
или на руинах дряхлых империй.
Ночник веры в случившееся недавно
и бог весть когда,
в растворившееся в чреве веков
и в зачатое в чреве грядущей зари,
в устоявшееся, в хаотичное.

Поет ли ветер?
Пожалуй, он просто
бормочет
обморочные слова
речитативом —
но слова эти сродни преданьям Шахразады,
повествованью Марко Поло,
сказанью об Одиссее.

Дневник Ветра?
Скорее — ночник веры
в Тысячу и Одну Ночь Тоски,
ибо Шахрияр нагоняет на меня тоску,
Аладдин и Синдбад переполняют меня печалью.
Дуньязада и Шахразада —
два крыла одного чуда,
одной фантазии и тайны.
Тысяча и Одна Ночь Тоски —
юной тоски и в то же время древней,
вечный мотив, приводящий
не к вагнеровской «Гибели богов»,[69]
которая в свою очередь
сводится к траурному маршу Зигфрида,[70]
а мотив угасанья, в котором — ни грана
божественного и эпического.
О ветер, вечный мотив
на струнах квартета,
угнездившегося у меня в мозгу.

Бормочет обморочный ветер
речитативом
кровоточащие слова,
которые сродни преданьям Шахразады
или сказанью об Одиссее.

Откуда возник он, ветер,
парящий в кроне кедра и дуба?
Спустился с гор? Прилетел
с восторженного Востока,
пресытясь ароматами бальзамов и алоэ?

Явился бог весть откуда,
просмоленный ароматом солончаковой гари?

Бродячий бард, взвихренный ветер,
медной гортанью
трубящий суровые гимны!
Кто он? Пиратствующий викинг?
Корсар, настигающий галеоны[71]
с грузом серебра, и алмазов,
и наложниц, которые ослепительней солнца?
Крылатый смерч,
избороздивший в печальном полете
ширь и размах Древнего Океана
от Южного Креста до Волопаса?
Тоска моя, печаль моя, ветер,
стремительный Фаэтон[72]
на колеснице Луны и Солнца!

Порывистый ветер спускается с гор,
пропахнув кедром и дубом,
прилетает с восторженного Востока,
пресытясь ароматами сандала и алоэ,
просмоленный солеными запахами йода,
ветер, друг мой многоголосый,
всегда возникающий бог весть откуда.

Поет ли ветер?
Ветер, ветреный скиталец!
Пожалуй, он просто
бормочет
обморочные слова
речитативом,—
но слова эти сродни преданьям Шахразады,
повествованью Марко Поло,
сказанью об Одиссее.

В этом ветре Тысяча и Одна Ночь
моей усталости!
Едва родившись, он стал мудрее старца.
Он и грудной младенец, и старик.
О чем поет он, ветер?

Яростно перебирает он струны
растрепанных пальм и бамбуковых зарослей.
Какая гармония мятежной мощи,
какая свобода блуждающих ритмов!
Скитанье мелодий, вскипающих смерчем,
ломающих тонкий настил тишины —
словно в бетховенском «Кориолане».[73]
Быть может, он лишь увертюра
к затевающемуся урагану
и громоздящемуся на горизонте грому?
Глашатай грозы,
герольд назревающих
молний?

Пой, брат мой, пой,
отважно и яростно
перебирай
вековые струны стволов,
куй чистые аккорды
бетховенского вдохновенья
на наковальне светящейся клавиатуры,
на наковальне угрюмой ночи!

О чем поет ветер? Какие гимны
бетховенской мощи
вырываются из его медного горла?
О чем поет ветер?
Ливень аккомпанирует ему на рояле.
О чем поет ветер? О Ночи…

Ночь развернула надо мной
крылья черной мантии.
Нынче Ночь в трауре: умерли звезды.
Госпожа Ночь, ниспошли мне Сон.
Пусть уснет моя Тоска надолго.
И я — вместе с нею. О Ночь! Мы уснем навеки.
Не буди нас Завтра, не буди Никогда!

Фантазия соль мажор

Фрагмент

Интермеццо

Что за диво:
в угоду прихоти локомотива
холмы и утесы,
торчавшие криво и косо,
послушно легли под рельсы
в ожидании рейса
плывущего по насыпи паровоза.
В поэзию гор втесалась гладкая проза
мостов и туннелей.
В эпоху параллелей и плавной спирали
долой вертикали!
Да здравствуют горизонтали!
Уклон не должен превышать
ноль, ноль ноль пять!
Во имя грядущего
скоростного века
плевать на не едущего, а идущего
человека!

Инженерский кураж
нарушил пейзаж.
Впрочем, я не гожусь в арбитры,
ибо на всякие там мольберты и палитры
мне наплевать с высокой башни.
И все-таки: где он, пейзаж вчерашний?
Черт побери! Странная штука:
чем новее техника, тем свирепей скука.

Выходит, инженерское честолюбие,
поскольку оно острозубее,
обходится дороже тщеславия
горе-поэта.
Или не вправе я
обнародовать это?

Ноктюрн №3 фа мажор

Аdagietto cantabile[74]

По милости, по приговору ночи
мой дух почил в покое, в мире, в бозе.

Не просит ничего он и не хочет,
дивясь и сам такой метаморфозе.

По милости, по приговору ночи,
надевшей непроглядные одежды,
уже не разрывает душу в клочья
орел надежды.

И, повинуясь прихоти инерций,
закону притяженья одиночеств,
среди веков и звезд блуждает сердце
по бездне ночи.

В холодной мгле, как в раскаленной лаве,
расплавилось тщедушное тщеславье,
но сердце, слава богу, все же радо
тому, что ничего ему не надо.

Послушный лишь капризам бури, в бозе
почил мой дух… И это было, словно
мои стихи (и даже те, что — в прозе)
истреблены на плахе поголовно.

Прощай, тропа карабканья, и срывов,
и сопереживаний, и участья,
прощай, пора порывов и приливов,
ведущих или в бездну, или к счастью.

Усну-ка в бозе. В склеп, ослепнув, слягу.
Ведь над почившим никогда не каплет.
Я — сам себе наливший яду Яго.
Я — сам себя загнавший в угол Гамлет.

Токката.