Леон де Грейфф - Под знаком Льва

• Название: Под знаком Льва
• Автор: Леон де Грейфф
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1986

---

Еще одна секвенция

Фрагменты

I
Хоть голоса и лишена
и горла ей не заиметь,
но как певуча тишина!
Вдыхай же в дерево и в медь,
игрец, дудец, тугие звуки
и пусть неистовые руки
по шкуре бьют и жмут на кость,
пусть струны рвет благая злость…

Но слушай: слышишь? Лишь она
поет как должно —
тишина.

II
Не верь извилинам одним:
пройдись напильником по ним
и стань готов убить, украсть,
растратив кровь свою и страсть,
взорви рассудок, изнутри
зажгись и факелом сгори,
под солнце взмой, сотлей в норе,
ныряй в моря, пылай в костре,
исследуй жизнь, проникни в смерть,
вгрызайся в грот, вминайся в смерч,
нащупай высь, достигни дна —
но и при этом тишина
окажется звучнее все ж
всех нот, что ты изобретешь.

Так случай, хоть он и слепой,
мудрее мудрости любой.

III
Что ж! По поверхности скользя,
не поскользнуться ведь нельзя.
Ты мертвой ржавчиной набит,
хоть буржуа живой на вид.
Свобода воли? Подопрет
случайный ветер — и вперед!
Ты буйно глуп, ты тупо трезв,
ты крупно мелок, трупно резв…
Ну что же! Мудрствуй и лукавь,
давай смешай и рай и явь,
криви душой, играй, икай,
смекай, смакуй, ликуй, лакай!

Рулетка крутится, как вошь
на гребешке, — и не поймешь,
где полуистина, где — ложь.

IV
Ударь по струнам!
Треск в аккордах
нагонит страх на свиномордых.
Наддай, нажми! Твой звучный жмых
Уж если не разбудит мертвых,
то оглушит зато живых.

Ищи гармонию в тромбоне,
в трубе, пропевшей в Иерихоне!

А ветер — дует или стих —
давно гармонию постиг.

V
Ударь по струнам и ударься
в исканья нового пути.
Впередсмотрящим встав на марсе,
петляй, пытай, плати, плети
и проповедуй чувство долга
(или пошли к чертям его):
Искусство существует долго,
а Время — краткий миг всего.
(Пожалуй, так, но может статься,
что вовсе и наоборот.)
Провидцем стань. Устами старца
вверни латинский оборот:
«Искусство вечное увечно
и неопределимо,
а время слишком скоротечно,
к тому ж — необратимо».

Играй и думай при игре:
«Кто знает: вдруг (хотя едва ли)
меня услышат в декабре,
коль в январе не услыхали…»

Погромче пой,
труби и бей:
пусть и глухой
сбежит скорей.

VI
Ах, как певуча тишина,
хоть голоса и лишена,
хоть горла ей не заиметь…
Вдыхай же в дерево и в медь,
дудец, игрец, тугие звуки,
и пусть проворливые руки,
на барабан изливши злость,
колотят в шкуру, жмут на кость,
глодая клавиши рояля,
пока его не отобрали.
Покуда публика в себе,
играй, напыжась, на трубе:
коль ты как надобно надут,
глядишь — и стены упадут…
Труби прилюдно и в сторонке:
хоть не обрушишь стены — все ж

по крайней мере перепонки
нам барабанные порвешь!

Сонатина ("В зеркале я увидел...)

В зеркале я увидел море, глухое море,
немое море.
Над ним качались черные тучи, чреватые громом,
лицо его сминалось морщинами кипящего гнева:
казалось, в нем кишели сонмы трупов,
плывущих по воле волн…

Метались крылья пепельной печали,
грозя сорваться с орбиты
алмазными гроздьями.

Море вело в поводу грохот шторма,
готовый взорваться апокалипсическим громом,
и — молчало.

Воронки вихрей были его глазами,
в которых уже никогда не зажгутся звезды,
лунные блики, синее пламя штиля.

В зеркале я увидел море, глухое море,
немое море.
Оно расплывалось, как на экране памяти,
оно перехватывало горло,
словно несбывшаяся мечта.

Я видел его и в полдень и в полночь,
а главное — в сумерках:
блеклые звезды, намеки мелодий,
невнятные запахи грядущей сонаты страсти.

Марсовый матрос, рыщущий жадным взором
по руну безразличных волн,
я заставал его и в полдень,
я настигал его и в полночь,
затаившись в засаде и карауля
потусторонние голоса и голоса ближних,
которые ласкали его слух,
которые отзывались в его душе
пронзительной болью.

Так что же: море — всего лишь символ?
А океан — легенда?
Эмблема сельвы, поросшей ускользающими
тенями, восхитительный хаос, мифический лес,
по которому бродят
неприкаянные нимфы, недоступные дриады?[95]

Море — всего лишь миф? Море в зеркале,
отраженное жадным зрачком,
выпитое глазами, осушенное слухом,
проглоченное единым вздохом,
в который вместился весь запах соли и йода,
море, обитель сирен-колдуний,
море Калипсо[96] и море Цирцеи,[97]
безотчетное очарованье моря —
все это миф? Легенда? Просто символ?

В зеркале я увидел море, глухое море,
немое море.
Я видел его в полночь
(и в полдень) и в сумерках:
гладенькое море картинок, виньеток,
фуга на струнах мачт
с убранными парусами,
на беспомощно застывших кораблях,
похожих на скелеты пирамид,
посреди голубой пустыни штиля.

Сонет

Да, я поэт, коль быть поэтом :— это
уйти в себя. Спуститься в гулкий грот.
Впитать глазами блеск глубинных вод,
мелодию корундового света.

Душа нальется тяжестью обета,
свинец тоски ударит сердце влет,
и боль морозной сталью полоснет
по кадыку влюбленного поэта.

Да, я поэт, коль следовать приметам:
взор отрешен, но вездесущ при этом,
а мой напев настоян на беде.

Молчит струна… Я гневно брови хмурю.
Со мной в погоне за певучей бурей
лишь призрак слова на моей ладье!

Песенка ("Меланхоличный ливень мой личный...")

Меланхоличный ливень мой личный
льется за окнами, если не в сердце.
Ливень Рамона? Дождик Верлена?[98]
Где моя песня? В солнечном скерцо!

Льется за окнами меланхолично
влага по крышам и по долинам.
Льет символично и поэтично
прозой дождливой, ливневым сплином.

Век бы не видеть ливневый профиль!
(Где вы, твои белокурые струи?)
Фи! Атрофия всех философий!
Ливень. Но где вы, твои поцелуи?

Дождь барабанит, в сердце бушуя, —
зря оградили сердце мне стекла!
Я закурю. И стихи напишу я.
Рама продрогла. Сердце промокло.

Катится капля по крашеной раме.
Сердце не камень: каплет слезами.
Где моя песня? В солнечном скерцо.
Ливень разлуки — гимном разладу.
Ветрено скерцо. Взбалмошно сердце.
В песне ни складу нету, ни ладу.

Песенка ("Повымерли давно сирены…")

Повымерли давно сирены…
Или
они и вовсе, может быть, не жили?
Их голоса, звучащие из пены,
на музыку труверы положили.
Вы не были, сирены,
или были?

То ветер ли трепещет над песками?
Волна ли это плещется о камень?

Мерещится мне плач печали трубной…

Ах, трубадур, тебе ведь так нетрудно
заставить вещей силой сладкогласца
то в пение, то в пену окунаться
хоть дюжину сирен…
Или тринадцать.
Достаточно тринадцать?

Песенка ("Нырну, как в омут, в тишину...")

Нырну, как в омут, в тишину:
ведь вынырнуть из тишины —

как будто бы пойти ко дну,
пытаясь всплыть из глубины.
Скорей в убежище своем
все сокровенное замкну,

не сделав слово соловьем,
а превративши в тишину.
Неизреченное! Высок
твой воспаривший в небо вес,

ну, а весомость всех словес —
струящийся в часах песок.
Вернусь, ушедший в глубину,
поскольку и на самом дне
себя в безмолвие замкну,

чтобы воскреснуть в тишине.

Парадоксальный полуночник