Ребекка Маккаи - Запретное чтение

• Название: Запретное чтение
• Автор: Ребекка Маккаи
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-45454-7

Люси Гулл 26 лет, и в городке Ганнибал она оказалась по воле случая: Люси выбрала работу провинциального библиотекаря, чтобы уехать подальше от чересчур заботливого отца — нелегально разбогатевшего русского эмигранта. Будни Люси однообразны и скучны, однако в ее душе живет страсть к приключениям. В библиотеке девушка знакомится с 10-летним Иэном Дрейком, с которым у нее завязываются доверительные отношения. Больше всего на свете Иэн любит читать, но деспотичная мать запрещает мальчику брать те книги, которые кажутся ей опасными для его психики. К тому же родители подозревают Иэна в склонности к гомосексуализму и отправляют его на религиозные семинары, чтобы наставить сына на путь истинный. Люси сопереживает мальчику: она тайком дает Иэну книги, которые ему иначе никогда бы не довелось прочесть. Но одно утро круто меняет жизнь обоих: Люси находит Иэна в библиотеке, где тот провел ночь. Мальчик ушел из дома и просит его не выдавать. Люси не знает, что ей делать, но понимает: от ее решения зависит судьба ребенка.

«Запретное чтение» — первый роман американской писательницы Ребекки Маккаи, который вошел в десятку лучших дебютных книг, по мнению Booklist.

---

У меня не было ни диплома библиотекаря, ни опыта работы, но Лорейн срочно требовалась сотрудница в детский отдел: у прежней обнаружили рак молочной железы в третьей стадии. Лорейн еще даже не успела опубликовать объявление о новой вакансии, так что, получив мое письмо, сочла его ответом на свои молитвы и наняла меня прямо в процессе телефонного разговора. Я получила предложение о работе, сидя на верхнем ярусе двухэтажной кровати в общежитской комнате — в трусах, футболке Violent Femmes и вязаных носках. Когда в июне того года я приехала в Ганнибал, Кейт Фелбс уже умерла от рака.

И конечно, Лорейн не уставала каждые несколько недель мне об этом напоминать.

— Я наняла тебя не глядя, — говорила она. — Я знала, что получу в сотрудницы выпускницу Маунт-Холиока, и предполагала, что это гарантирует определенный уровень рабочей этики!

Когда я сообщила родителям, что буду работать в детском отделе маленькой библиотеки в небольшом городке в Миссури, отец спросил:

— Это из-за парня? В Чикаго полно отличных парней, и многие из них — русские. Ведь в какой-то момент тебе захочется стать взрослым библиотекарем, правда? Я хочу сказать, что надо ставить перед собой трудные задачи и решать их. У меня есть знакомые в университетских библиотеках, которые наверняка могли бы помочь.

А мать сказала:

— Хорошо, что это не так далеко — сможешь приезжать к нам на машине.

Я ждала, что она что-нибудь добавит, но продолжения так и не последовало, и я поняла: ничего более сердечного в этот момент ей в голову не пришло.

Чуть позже в ту осень Иэн участвовал в конкурсе детской прозы. За пять минут до окончания конкурсного времени он спустился один по лестнице и отдал мне свой рассказ, обернутый в обложку из фиолетового картона и украшенный ярко-желтой рукой, вырезанной из коробки хлопьев «Чириос». Рассказ назывался «Рука Ничто». Иэн смахнул со лба взмокшую челку и стоял, нетерпеливо подпрыгивая на месте, как будто ожидал, что я немедленно прочитаю его произведение.

— Выглядит здорово, — сказала я и, чтобы сделать ему приятное, полистала печатные страницы.

Когда я подняла глаза, Иэн стоял, навалившись грудью на мой стол, его мокрая челка стояла дыбом, и я увидела странные отметины у него над левой бровью, которых никогда раньше не замечала. Это был ряд из четырех небольших розовых вмятин, расположенных в нескольких миллиметрах друг от друга. Очень похоже на отпечаток вилки. Я слышала, что учителя обязаны вести учет всем подозрительным ранам и синякам, которые они замечают на теле учеников, и подумала, не завести ли и мне такой дневник. Я тут же вспомнила и про огромный синяк Эмили Олден, который появился у нее на шее прошлой зимой: она утверждала, что это брат швырнул в нее снежком.

— Тут про руку, — не удержался Иэн. — Она, типа, совершенно невидимая и ни к кому не приделана. Это такой, знаете, как бы греческий миф, но в конце там есть умираль, она на отдельной странице. И в общем, когда история заканчивается, каждый должен сам догадаться, какая тут умираль, а потом перевернуть страницу и посмотреть, правильно он угадал или нет.

— А, ты хотел сказать, что там в конце есть мораль!

— Нет, умираль, потому что это такая трагическая история, навеянная греческими мифами. Понимаете? Это шутка! А еще я забыл проставить номера страниц.

— Ради тебя я немного нарушу правила, — успокоила я Иэна.

Я уже знала, что его рассказ займет первое место в конкурсе среди участников из пятого класса, потому что единственный его соперник-пятиклассник написал что-то про битву ниндзя. Как только Иэн ушел, я прочитала начало его истории. Он напечатал ее темно-синими чернилами:

РУКА НИЧТО

Иэн Алистер Дрейк

5 класс

Жила-была рука, она была сделана из ничего. Она была невидима для всех органов чувств, но могла делать все, что заблагорассудится. Вот как протекала ее жизнь:

День 1: украсть пончики и спрятаться.

День 2: съесть украденные пончики через особый рот, который у нее был.

День 3: применив хитрость, отомстить хулиганам.

День 4: спрятаться под камнями в лесу и ждать неприятностей.

Я пролистнула страницы до конца, чтобы прочитать мораль.

Умираль: даже кроликам нельзя говорить, где прячешься, потому что кролики не умеют хранить секреты.

Интересно, зачем невидимой руке вообще понадобилось прятаться? Когда я проводила этот конкурс в первый раз, один очень толстый мальчик написал рассказ о детях, которые могли уменьшаться до двух дюймов и ездить на игрушечных машинках. Теперь я вспомнила, как тогда подумала, что воображаемые миры детей тесно переплетаются с их заветными желаниями, как, например, в случае с тем несчастным толстым мальчиком, отчаянно мечтавшим стать совсем крошечным. Откуда же у Иэна, от которого всегда столько шума, который находится одновременно повсюду и ото всех требует внимания, — откуда у него это стремление к двойной невидимости? Ну и вообще, если вдуматься, ведь не случайно он проводит все свободное время в тихом полуподвальном помещении, зарывшись с головой в биографии Гудини. Для города Ганнибала он и на самом деле уже был наполовину невидим.

Незадолго до этого я подружилась с одной девушкой. Ее звали Софи Беннетт, она была моей ровесницей и работала учительницей в четвертом классе средней школы Ганнибала. Я решила, что в следующий раз, когда она к нам заглянет, расспрошу ее про Иэна. Она приходила в библиотеку почти каждые выходные и не меньше часа копалась в отделе научно-популярной литературы, набирая груды книг о грибах или ацтеках. В то воскресенье Софи пришла и громко опустилась в одно из детских компьютерных кресел недалеко от моего стола.

— Черт, я просто разваливаюсь, — выдохнула она, пристраивая огромную тряпичную сумку на пол рядом с креслом и внимательно оглядываясь по сторонам: она терпеть не могла натыкаться на своих учеников.

Маленькая девочка, которая пришла одна, сидела за столом, раскрашивая картинку. Мальчик постарше играл в компьютерные игры. Двое школьников тихо занимались с репетиторами.

— По-моему, с тех пор как я пошла работать в школу, я была здорова дней двенадцать, не больше! — воскликнула Софи. — А теперь еще у всех моих детей вши. Нет, правда! Ты смотри никого не трогай. Даже их куртки не трогай!

Я рассмеялась, встала из-за стола и подошла к ней поближе, чтобы мы могли поговорить, не повышая голоса.

— Я хотела тебя кое о чем спросить, — сказала я, устраиваясь в соседнем компьютерном кресле.

Софи достала из сумки большую пластмассовую заколку и, зажав ее в зубах, стала собирать волосы в хвост.

— М-м? — с готовностью промычала она.

— Так вот. Иэн Дрейк. Из пятого класса. В прошлом году он не у тебя учился?

— Не-а, — ответила она. — Кажется, он был в классе у Джули Леонард. Но семейка у него легендарная. Сущий ад.

— Да я тут недавно поцапалась с его матерью. Приходит сюда и заявляет: «Мой сын должен читать только благочестивые книги!» Для таких случаев у меня давно была заготовлена целая речь, в которой я без посторонней помощи защищаю первую поправку к конституции. Но вот является миссис Дрейк, и все это кажется мне таким идиотизмом, что я совершенно теряюсь и ничего не могу сказать в ответ.

— Да нет, они просто чокнутые.

Софи снова посмотрела по сторонам — так, на всякий случай. Маленькая девочка подняла карандаш над головой и теперь рисовала уже не на бумаге, а в воздухе.

— И очень религиозные, как ты уже догадалась, — продолжила Софи. — У матери, если я не ошибаюсь, были какие-то проблемы с психикой, и еще она явно анорексичка.

— Этого я не заметила, — сказала я и попыталась вспомнить, как выглядит миссис Дрейк. Мне казалось, что худоба — просто отражение характера.

— Хорошо, что Иэна, по-моему, все это не слишком волнует, — продолжила Софи. — Он, конечно, бывает весь из себя в тоске и страданиях, но я уверена: он просто рисуется. Да это вообще самый безмятежный ребенок на свете! В прошлом году он участвовал в весеннем мюзикле, и у них там был номер с канканом, можешь себе представить! Ну и он, конечно, танцевал хуже всех, чуть ли не посталкивал народ со сцены, пока махал ногами, но сиял во весь рот от начала до конца — ну прямо звезда! Он был так увлечен! С ним все будет хорошо, что бы они ни делали. На него, конечно, выльется куча дерьма, когда он объявит всем о своем гомосексуализме, но он справится.

— Господи! — воскликнула я, смеясь. — Да вы все как сговорились!

Хотя, по правде сказать, моя уверенность в том, что Иэн никакой не гей, была не такой уж и искренней. Мне самой не раз приходила в голову эта мысль, особенно в тот период, когда он с увлечением читал книги об истории мебели, и я частенько представляла себе, как в один прекрасный день он придет ко мне со своим возлюбленным и удочеренной китайской девочкой и я спрошу его, каково это было — родиться и вырасти в Ганнибале, а он ответит, что книги спасли ему жизнь. И даже если он не голубой, он все равно как-нибудь зайдет ко мне со своей симпатичной женой и их мальчиками-близнецами, которые будут выглядеть точь-в-точь как он сам в детстве, и фразу о том, что книги спасли ему жизнь, он почему-то все равно произнесет.