Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

• Название: 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
• Автор: Лев Портной
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905978-45-6

В Россию пришла война. Уже сожжен Смоленск, Великая армия Наполеона подступает к Москве. Граф Воленский, прибывший из Лондона, рассчитывает отправиться на поле боя. Но перед этим ему надо передать императору Александру I секретную информацию о французском шпионе, действующем в самых верхах. По некоторым сведениям этот агент очень ценен для Наполеона, и собранные им данные будут полезны французскому императору только тогда, когда он займет Москву. По распоряжению Александра I Воленский вместо действующей армии отправляется в столицу. Шпиона необходимо изобличить, а доверять ни полиции, ни московским властям нельзя…

---

Я взглянул с возмущением на полковника, и тот совершенно стушевался под моим взглядом.

— Вот что, — принял решение я, — если поездка верхом вам не по силам, отправляйтесь в Москву на перекладных[20].

— Но это неправильно, — промолвил полковник и бросил недовольный взгляд на Косынкина.

— Вячеслав Сергеевич, — попросил я надворного советника, — ступайте, готовьте лошадей.

Косынкин попрощался с полковником и ушел.

— Мы договаривались действовать сообща, — обиженным тоном произнес полковник Парасейчук.

«Мы не договаривались, что Вязмитинов пришлет офицера, не обученного верховой езде», — подумал я, а вслух сказал:

— Но так будет лучше. Нас не должны видеть вместе, генерал-губернатор говорил о тайном сотрудничестве. Вы остановитесь… допустим, в Спасском подворье. И пошлете весточку мне на Петровку. В дом отставного секунд-ротмистра Сергея Михайловича Мартемьянова, это мой тесть.

— Но… — Полковник хотел возразить, но не нашелся, что сказать.

— Лучше расскажите, удалось ли что-то выяснить о Христиане Венстере?

— В Петербурге его давно уже нет, — ответил полковник Парасейчук. — Он отправился в Москву еще в конце июня. Наверное, показывает свои фокусы там.

* * *

В Москву мы двинулись вдвоем с надворным советником Косынкиным. Настроение у Вячеслава Сергеевича было приподнятое. Относительно спокойная служба в Санкт-Петербурге ему наскучила. Пожалуй, он не кривил душой и с радостью отправился бы в действующую армию. И я надеялся, что вскорости такая возможность представится нам обоим.

В начале пути ростопчинские скакуны показывали злой нрав, но вскоре примирились с седоками и послушно несли нас вперед. Косынкин великолепно держался в седле, мы быстро перешли «на ты», разговорились, и время летело незаметно.

Выяснилось, что помимо патриотического желания бить французов у Вячеслава имелась и сугубо личная причина для поездки: он рассчитывал застать в Москве некую Анастасию Кирилловну Мохову.

— Она просто чудо! Чудо! — повторял он вдохновенно. — Сам увидишь! Непременно увидишь! Она приехала из Смоленска со своим старшим братом…

Тут отчего-то он замолчал, словно воспоминание о ее брате несколько омрачало настроение.

— Ты с таким восторгом о ней говоришь, — сказал я, поймав себя на том, что завидую Косынкину.

Я питал самые нежные чувства к своей Жаклин, но в них уже не было той свежести, которая заставляла трепетать от одной только мысли о предстоящем свидании.

— Обвенчаться нужно до того, как я отправлюсь в армию, — рассуждал Косынкин. — Мы все время откладывали, — то одно, то другое, — а время идет, ей уже тридцать шесть лет.

И я вспомнил показавшуюся мне странной фразу, сказанную им при нашем знакомстве. Вячеслав тогда говорил, что непременно отправится в армию, когда французы отступят за пределы Российской империи. Теперь странности этой нашлось объяснение: Косынкин хотел жениться, прежде чем браться тянуть военную лямку.

— Обвенчаетесь, а к тому времени Наполеона как раз и выгоним, — сказал я.

— Вот-вот, а тогда-то и пройдемся по загранице, трофеев соберем, — ответил надворный советник.

— Трофеев? — удивился я.

— А как же? Как кому, а мне, может, судьба и не выкинет другого случая хозяйство поправить, — с обескураживающей непосредственностью пояснил Косынкин.

Я ничего не сказал, мысленно пожурив себя, что чересчур скоро позволил надворному советнику быть со мною накоротке. Разговор сам собою иссяк.

День быстро сходил на нет, верховая езда утомила нещадно, ноги болели, и я поневоле задумался о том, что погорячился: нужно было ехать в коляске.

— Еще не жалеешь, что напросился со мною? — спросил я.

— Ничего-ничего… — Косынкин через силу придал голосу бодрости. — Время пройдет, и о мозолях не вспомнишь! А вот шпиона поймаем, так еще и дети гордиться будут!

Поздней ночью мы добрались до Чудова и решили передохнуть. Нашли почтовую избу, препоручили заботу о лошадях почтовому комиссару и, условившись положить на сон четыре часа, свалились на скамьи. Я думал, что мгновенно усну, но ноги разнылись, и, кажется, половину отведенного на отдых времени я мучился бессонницей. Но едва рассвело, мы поднялись. Я чувствовал себя на удивление бодрым. Мы немедленно отправились в путь, чтобы в нежаркие утренние часы преодолеть как можно большее расстояние.

После давешнего пекла мы бы порадовались легкому дождику. Но солнце поднялось над лесом, и воздух загудел от жары. Ошалевшие жуки и мухи звенели и норовили залететь в глаза.

Мы проехали через Вышний Волочок и на выезде из города догнали коляску. Два офицера верхом сопровождали ее. Следом два солдата катились в телеге. В экипаже расположился генерал. Он приветливо улыбнулся нам и окликнул:

— Куда направляетесь, господа?

— В Москву, — ответил я.

— До Москвы далеко еще, — сказал он. — Вижу, вы проделали долгий путь. Сдается мне, от самого Петербурга верхом.

— Спешим, — откликнулся я.

— Я генерал-провиантмейстер Осип Николаевич Лоза, — представился он. — Господа, позвольте пригласить вас. Доедем до Твери в моей коляске, там переночуете во дворце, его высочество будет счастлив оказать гостеприимство.

— Его высочество? — переспросил я.

— Принц Георг Ольденбургский сейчас в Твери, — подтвердил генерал.

— Почтем за честь воспользоваться вашей добротой, — сказал я. — Тем более что я имею приватное поручение к его высочеству от вдовствующей императрицы. Я действительный статский советник граф Андрей Васильевич Воленский, со мною надворный советник Вячеслав Сергеевич Косынкин.

Мы спешились и пересели в коляску гостеприимного генерала.

— Рад знакомству, рад. Вместе веселее. Доберемся быстро. Вот только заедем в одно местечко, это ненадолго, — он произнес эти слова таким тоном, словно извинялся.

«Одним местечком» оказался Торжок. Привели купца с куцей бороденкой и маленькими глазками, одетого в засаленный кафтан с заплатками. Он с бессвязными причитаниями кинулся в ноги Осипу Николаевичу.

— А ну встань, неопрятище! — рыкнул на него генерал- провиантмейстер.

Едва купчишка поднялся на ноги, Лоза двинул ему кулаком в зубы. Тот кубарем улетел в запруженную канаву. Гуси, хлопая крыльями и гогоча, разбежались в стороны. Крестьяне, стоявшие поодаль, судя по ухмылкам, одобряли случившееся.

— Помилуйте, ваше превосходительство-о-о! — завыл купчишка.

Он выбрался из канавы, вода стекала с его кафтана, в бороденке застряла ряска.

Что — помилуйте?! — прогремел Лоза. — До конца войны, пес, на одной тюре[21] сидеть будешь! Или что — тюря! Повесим тебя, вот и все дела! Другим в назидание!

Купец захлюпал. Генерал подал знак, солдаты схватили его, бросили на телегу. Мы поехали дальше.

— Эх, мало я ему дал! — посетовал генерал-провиантмейстер, разминая правый кулак.

Мы с Вячеславом в недоумении переглянулись.

— Вор он! — пояснил Лоза. — Получил подряд магазин подготовить, заплатили ему за труды… мелкая душонка! Тьфу!

Осип Николаевич с чувством плюнул, показав, что во время войны за подобную работу на государство грех плату брать.

— Запасы, продовольствие там, фураж — все получил, — продолжал генерал-провиантмейстер. — И на! На вторую ночь сгорел магазин! И этот вор говорит, что крестьяне его сожгли! Испугались-де, что Наполеон сюда дойдет и все французам достанется!

— Дойдет он сюда! — фыркнул Косынкин. — Подавится!

— Это ж понятное дело, мерзавец украл все, распродал, гнида! Сам и сжег магазин! Какие-то обертки для виду разбросал на пепелище!

Я бросил взгляд на телегу, на грязную фигурку купчишки. Он вызывал презрение и жалость одновременно. В военное время вешать нужно таких не мешкая. А с другой стороны, тоже ведь человек, жить как-то хочет.

* * *

До Твери мы добрались под вечер, когда тени по левую руку сделались длинными. Навстречу нам неспешной вереницей двигались подводы с домашним скарбом. Коровы, козы, жеребята, привязанные к телегам, мычали и блеяли, но обреченно волочились дальше. Клубилась пыль, песок прилипал к лицу и скапливался во рту.

— Бегут из Твери, — сказал Лоза.

— Из Твери? Что за абсурд?! — откликнулся я.

Вячеслав вытянул шею и крикнул мужичонке, попавшемуся навстречу:

— Эй, любезный! Откуда путь держишь?

— Тверской я! Откуда ж еще?! — без тени смущения ответил тот.

— А что случилось? — спросил я. — Почему вы все бежите?

— Так Наполеон же идет! — объяснил мужичонка.

— Не понимаю, — вымолвил я. — Где Тверь и где Наполеон!

История с купчишкой, разговор со случайным встречным и идущие навстречу одна за другой груженые подводы произвели на меня удручающее впечатление. Бегство мирных жителей было уже не отвлеченной сводкой о продвижении Великой армии, а зримым подтверждением успехов Наполеона.