Жан К Кассу - Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура

• Название: Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура
• Автор: Жан К Кассу
• Издательство: Республика
• Жанр: Энциклопедии
• Год: 1999
• ISBN: 5—250—02668—0

Впервые переведенная на русский язык «Энциклопедия символизма» — своеобразный путеводитель по сложной и противоречивой эпохе, получившей название «эпоха символизма». Живопись и литература, скульптура и музыка конца XIX — начала XX века представлены знаменитыми и малоизвестными именами тех, чьи жизнь и творчество связаны с культурой переходной эпохи, самые крупные достижения которой — неотъемлемая часть искусства XX века.

В книге более 300 иллюстраций.

Перевод с французского Н. В. Кисловой, Н. Т. Пахсарьян

Научный редактор и автор послесловия В. М. Толмачёв

---

Значит ли это, что Д’Аннунцио причастен к тайнам символизма? Его словесный декорум всегда обманчив. Поэтическая речь для него «божественна», с нею он чувствует нечто вроде опьянения. Когда в «Райском стихотворении» поэт обращается к слову как к «мистической и глубокой вещи», когда он говорит о нем как о «тайне» и «ужасе», не уступает ли он поэтическому нарциссизму? Впрочем, как заметил Ги Този, слово служит у него отныне не чистой красоте, а искупительной силе искусства, способного выявить глубинную жизнь:

…ты могло бы стать для меня самой большой
среди самых больших рек
и незамутненной нести
мою мысль к центру Жизни.

Смысл тайны для Д’Аннунцио проясняется в процессе чтения «Теплиц» Метерлинка. «Романы о розе» — свидетельство тому. Сперелли видит в пейзаже «символ, эмблему, знак — нечто, что сопровождает его в странствии по лабиринту сознания». Джордже Ауриспа, протагонист романа «Триумф смерти», обладает «религиозной душой, которая открыта тайнам и способна жить в лесу символов». Надо ли говорить, что это преимущественно относится к «неуловимым соответствиям между внешней стороной вещей и глубоко скрытой жизнью желаний и воспоминаний». Иногда Д’Аннунцио поднимается даже до идеи всемирной аналогии:

Внимай. Все думы свои
вверяет тебе земля.
Прими их. Образ ее никогда
не бы́л столь глубок.
(Отныне он явлен мне весь
и солнце не прячет его.)
Внимай. Дремлет в думах земля.
А мы, что сделаем мы?

Между тем Д’Аннунцио никогда не присоединяется к поискам Малларме. Впрочем, он очень быстро почувствовал тягу к идеям Ницше. Это влияние, господствующее в его творчестве с 1894 г., весьма ощутимо в «Триумфе смерти». Герои новых романов воплощают различные стороны сверхчеловека («Девы скал», «Пламя», «Может быть, да, может быть, нет»). Театр, к которому Д’Аннунцио был привлечен Э. Дузе, позволил продемонстрировать на сцене поступки тех, кто для достижения истины пренебрегает нравственными принципами. Что касается амбициозной поэзии «Похвал», то и она претендует на «сверхчеловечность». Начиная с «Райского стихотворения» просодия становится все более смелой. Д’Аннунцио, в частности, открывает возможности верлибра, более подходящего для его гипертрофированного самовосхваления. Можно ли сказать, что пять сборников вместо предполагавшихся семи — «Майя» (1903), «Электра» (1904), «Алкион» (1904), «Меропа» (1912), «Астеропа» — должны быть отнесены ко второму символизму Д’Аннунцио? Похоже, что в них он меньше, чем когда-либо, был занят, если в принципе интересовался этим, поиском чистой сущности вещей. Как пишет тот же Ги Този, «если Малларме всего себя отдавал символу, то Д’Аннунцио, отказавшись от абстракций в поиске своего роскошного алкионского мифа, не останавливался перед использованием аллегорических образов и символики эстетизма конца века. Поступая так, он подчиняется своей натуре чувствительного художника, одновременно и интуитивного, и ищущего, никогда не абстрактного».

G. A. Borgese: Gabriele D’Annunzio, Naples 1909 — F. Flora: Gabriele D’Annunzio, Naples 1926 — A. Meozzi: Gabriele D’Annunzio. Pise 1930 — G. Antona-Traversi: Vita di D’Annunzio, Florence 1933 et 1943 — L. Russo: Gabriele D’Annunzio, Turin 1938 — F. Gatti: Vita di Gabriele D’Annunzio, Florence 1956 — A. Doderet: Vingt ans d’amitié avec D’Annunzio, Paris 1956 — T. Antongini: Quarant’anni con D’Annunzio, Milan 1957.

ДАРИО Рубен (Метапа, 1867 — Леон, 1916).

Р. МАРТИНЕС. Портрет Р. Дарио

Настоящее имя Феликс Рубен Гарсиа Сармьенто, никарагуанский поэт, лучший представитель символизма в Латинской Америке или, точнее, если придерживаться терминологии испанистов, модернизма. Креолец, он не имел, разумеется, расовых предрассудков, но у него было то, что Салинас назвал «комплексом Парижа»: проникнутый духом французской литературы, он, казалось, мечтал об этом интеллектуальном Эльдорадо даже тогда, когда скитался по Латинской Америке, занимаясь журналистской деятельностью. Ему пришлось ждать 1893 г., чтобы совершить наконец путешествие, о котором столько мечтал, и нанести визиты Реми де Гурмону, Мореасу, а особенно — Верлену, которого он прославил в стихотворении 1896 г., озаглавленном «Ответ»:

Отец и маг-учитель, небесный игрок на лире,
который и инструменту олимпийцев, и флейте деревенской
дал твой чарующий акцент.
Сам Пан, руководящий хорами
священного храма, любил твою печальную душу
при звуке систры и тамбура!

В течение четырех лет он выполняет обязанности консула в Буэнос-Айресе, прежде чем вновь поехать в Испанию в 1898 г. и во Францию в 1900 г. Он объехал тогда всю Европу, как перед тем — всю Америку. Вновь он оказывается в Испании в 1906 г., на этот раз в качестве министра Никарагуа, а после отставки в 1910 г. — в Париже. У него ухудшилось здоровье, и два года спустя этот вечный бродяга умирает у себя на родине. Он успел опубликовать свою автобиографию «Жизнь Рубена Дарио, написанная им самим» (1916).

Он выпустил уже три книги стихов, когда в 1888 г. «Лазурь» сделала его знаменитым. В нем усмотрели певца «интеллектуального галлицизма». Отзываясь на наступление томного и мечтательного романтизма, Дарио присоединился к школе чистой поэзии и парнасцам. Поэтому он ближе к Ка-тюлю Мендесу, чем к символистам. Простые и короткие фразы этого сборника пронизаны мощным ритмом, а вспышки образов призваны выразить огонь чувств и желаний молодого юноши, которому двадцать один год. «Языческие псалмы» (1896) закрепляют его модернизм. Стремясь продолжить «бесконечную мелодию», он подчиняется музыкальной суггестии как «Галантных празднеств» Верлена, так и «Мажорно-белой симфонии» Теофиля Готье, под его пером превратившейся в «Мажорно-серую симфонию». Оригинальность Дарио состоит в утонченном эпикурействе, эротизме. Его тематика обогащается в «Песнях жизни и надежды» (1905). Эти стихотворения, материя которых, как он сам говорил, «проникнута токами его осени», иногда еще делают уступку символистской мифологии — например, упоминание Леды в «Лебедях», но также показывают, сколь волнует Дарио судьба Латинской Америки. Об этом свидетельствуют блистательное «Приветствие оптимиста», гимн «Христофору Колумбу» или обращение «К Рузвельту»:

(…) Америка, что и ныне
ураганами дышит и любовью живет,
грезит, любит, о солнца любимая дочь.
Берегись Испанской Америки нашей —
недаром на воле
бродит множество львят, порожденных
Испании львом.
Надо было бы, Рузвельт, по милости
Господа Бога
звероловом быть лучшим тебе, да
и лучшим стрелком,
чтобы нас удержать в ваших лапах
железных.

(Пер. Ф. Кельина)

Тон более разочарованный в последних сборниках Дарио — «Бродячая песнь» (1907), «Осенние стихи» (1910), но решительный шаг уже сделан. Испанская поэзия освободилась от своей скованности, и, кроме того, модернизм миновал подводные камни ученической подражательности, с тем чтобы обрести особые приметы места и времени. Как писал об этом Пьер Дарманжа, «благодаря своему высокой пробы универсализму, Дарио передает испанцам метрополии особое послание американского испанца — поэзию, которая знает технику европейской поэзии и ее темы, но при этом остается американской и испаноязычной. Он укрепляет поэтическую солидарность двух испанских миров, после того как младший из них сбросил с себя ярмо грубого деспотизма» (П. Дарманжа. А. Д. Таварес-Бастос. Введение в иберо-американскую поэзию. Изд. «Ле ливр дю жур», 1947).

A. Gonzalès Blanco: Rubén Darío, Madrid 1910 — T. Cestero: Rubén Darío, El Ombre у il poeta, L’Avana 1916 — E. K. Mapes: L’influence française dans l’oeuvre de Rubén Darío, Paris 1925 — F. Contreras: Rubén Darío, Su vida e su obra, Barcelone 1930 — J. Cabezas: Rubén Darío, Madrid 1943 — P. Salinas: La poésia de Rubén Darío, Buenos-Aires 1948 — F. Lopez Estrada: Rubén Darío, 1971.

ДАУСОН Эрнст Кристофер (Ли, графство Кент, 1867 — Кэтфорд, 1900) — английский писатель. Детство и юность он провел за границей, сопровождая больных туберкулезом родителей. В 1886 г. поступает в оксфордский Куинз колледж и ведет рассеянный образ жизни, что быстро отнимает у него силы. Два года спустя он вынужден пойти на службу, устраивается в Лондоне и публикует стихотворения и сказки. Он появляется в «Клубе рифмачей», но все более и более предается бродяжничеству, алкоголизму. Смерть отца, самоубийство матери, замужество в 1897 г. его возлюбленной Аделаиды Фолтинович, болезнь ускорили катастрофу, на которую, кажется, было обречено его существование.

Даусон испытал влияние По, Бодлера, Суинберна, Верлена. Его оригинальность берет начало от незамутненного идеализма, который сохраняется им в этом падшем мире. Он написал, в сотрудничестве с Артуром Муром, романы «Комедия масок» (1893), «Адриан Ром» (1899), книгу новелл «Дилемма» (1895), но кроме того он оставил стихотворные сборники — «Стихотворения» (1896), «Декорации» (1899). Большинство стихотворений Даусона обращены к девушке, безответно любимой, и окрашены нежностью и грустью. Длинный день возможен лишь в терпении и покорности судьбе.