Д. Томас - Белый отель

• Название: Белый отель
• Автор: Д. Томас
• Жанр: Современная проза

«Белый отель» («White hotel»,1981) — одна из самых популярных книг Д. М. Томаса (D. M. Thomas), британского автора романов, нескольких поэтических сборников и известного переводчика русской классики. Роман получил прекрасные отзывы в книжных обозрениях авторитетных изданий, несколько литературных премий, попал в списки бестселлеров и по нему собирались сделать фильм.

Самая привлекательная особенность книги — ее многоплановость и разностильность, от имитаций слога переписки первой половины прошлого века, статей по психиатрии, эротических фантазий, до прямого авторского повествования. Из этих частей, как из мозаики, складывается увиденная с разных точек зрения история жизни Лизы Эрдман, пациентки Фрейда, которую болезнь наделила особым восприятием окружающего и даром предвидения; сюрреалистические картины, представляющие «параллельный мир» ее подсознательного, обрамляют роман, сообщая ему дразнящую многомерность. Темп повествования то замедляется, то становится быстрым и жестким, передавая особенности и ритм переломного периода прошлого века, десятилетий «между войнами», как они преображались в сознании человека, болезненно-чутко реагирующего на тенденции и настроения тех лет. Сочетание тщательной выписанности фона с фантастическими вкраплениями, особое внимание к языку и стилю заставляют вспомнить романы Фаулза.

Можно воспринимать произведение Томаса как психологическую драму, как роман, посвященный истерии, — не просто болезни, но и особому, мало постижимому свойству психики, или как дань памяти эпохе зарождения психоаналитического движения и самому Фрейду, чей стиль автор прекрасно имитирует в третьей части, стилизованной под беллетризованные истории болезни, созданные великим психиатром.

---

Не беспокойтесь за меня. Я все тот же, лишь прибавилось немного усталости. La seance продолжается. Сегодня пришлось потратить больше времени, чем я могу себе позволить, на работу в Главном Венском госпитале в составе комиссии по расследованию обвинений в дурном обращении с военнослужащими-невротиками. Сейчас меня особенно поражает, как вообще могло прийти в голову, что применение электрического тока обратит так называемых «симулянтов» в героев. Без всякого сомнения, на поле боя страх перед током вытеснялся новой смертельной угрозой; следовательно, по возвращении их ожидали более жестокие дозы, и так далее, что совершенно бессмысленно. Я могу поставить под сомнение причастность Вагнера-Йерегга, но за остальной персонал ручаться не хочу. Общеизвестно, что в Германии были случаи смерти во время процедуры, а также самоубийств как следствие ее проведения. Впрочем, сейчас еще рано утверждать, что в венских клиниках поддались чисто германскому стремлению достигать искомой цели весьма бесчеловечными способами. К концу месяца я должен подготовить меморандум.

Вновь обращаюсь к своей статье «По ту сторону принципа наслаждения», оказавшейся холостым выстрелом, с все возрастающим убеждением, что я правильно определил место инстинкта смерти, в своем роде такого же могущественного (хотя и неявно выраженного), как и либидо. Одна из пациенток, молодая женщина с тяжелейшим случаем истерии, только что «произвела на свет» некие записи, доказывающие, как представляется, верность моей теории: крайнее проявление чувственной фантазии и в то же время настоящая оргия торжествующей смерти. Представьте себе, что Венера взглянула на свое отражение и увидела в зеркале лик Медузы. Возможно, мы слишком интенсивно занимались изучением сексуальных импульсов в отрыве от других проявлений психики, уподобившись мореходу, который неотрывно следит за огнем маяка в кромешной мгле и в результате налетает на скалы.

Я, вероятно, подготовлю доклад о некоторых аспектах вопроса к сентябрьскому Конгрессу. Уверен, что воссоединение после этих злосчастных потерянных лет вдохнет во всех нас новые силы и вселит надежду. Я слышал, что Абрахам собирается выступить с докладом о женском комплексе кастрации. Ваши предложения по развитию активной терапии в психоанализе представляются мне прекрасной темой для дискуссии. Я остаюсь при своем убеждении, что «гораздо лучших результатов в работе со своими пациентами добьется тот, кто проявит к ним внимание, которого им так недоставало в детстве», однако с огромным интересом познакомлюсь с Вашими доводами.

Жена вместе со мной благодарит Вас за участие и доброту.

Ваш Фрейд

19 Берггассе,

Вена

4 марта 1920 г

Дорогой Захс!

Как бы сильно не сказалось Ваше отсутствие на работе коллег в Швейцарии, думаю, Вы совершенно правы, отправившись в Берлин. Убежден, что именно здесь через несколько лет будет центр нашего движения. Несмотря на недостаток опыта клинической работы, из-за которого Вы так переживаете, Ваш ум и знания, искрометный оптимизм, мягкость и умение сходиться с людьми, широта кругозора делают Вас идеальным кандидатом на роль специалиста по обучению будущих психоаналитиков. Я абсолютно в Вас уверен.

В качестве «прощального дара», — надеюсь, однако, что расставание будет недолгим, — посылаю Вам экстраординарные записи, своего рода дневник, который «произвела на свет» одна из моих пациенток, молодая, весьма респектабельная женщина, после того как вернулась из Гастейна, где лечилась водами. Она уехала болезненно худой, а приехала в Вену пухленькой, и сразу передала записи мне. Самый настоящий pseudocyesis! Дама пребывала на курорте в компании своей тети; нужно ли говорить, что она никогда в жизни не видела моих сыновей, хотя я однажды упомянул, что Мартин во время войны попал в плен. Не хочу надоедать Вам подробностями ее случая, но если что-либо из прочитанного произведет впечатление на артистическую часть Вашей натуры, буду очень благодарен, если поделитесь наблюдениями. До того, как ее карьера оказалась под угрозой, моей пациентке прочили большое будущее на музыкальном поприще. Она записала строчки «стихотворной» части дневника между нотами партитуры «Дон Жуана»… Разумеется, я посылаю Вам полную копию (остальное было в детской тетрадке), которую она с удовольствием сама составила по моей просьбе. Ее Вы по аналогии с «новорожденным» оригиналом можете назвать «последом», и по прочтении не возвращать.

Если постараетесь не заострять внимание на вульгарных выражениях, — следствие болезни, овладевшей этой в нормальном состоянии скромной и до строгости щепетильной девушкой, — Вы найдете здесь места, которые Вас развлекут. Я знаю Ваш раблезианский темперамент. Не беспокойтесь, друг мой; меня это нисколько не задевает. Я буду скучать по Вашим еврейским шуткам, — здесь у нас в Вене до ужаса благонравный народ.

Надеюсь увидеться с Вами в сентябре в Гааге, или даже раньше. Абрахам обещал подготовить доклад по женскому комплексу кастрации. Нож, которым он хочет поразить нас, наверняка окажется тупым. Все же он добросовестный и надежный специалист. Ференци попытается обосновать свое новое увлечение целоваться с пациентами.

Дом до сих пор выглядит пустым без нашей «воскресной девочки», несмотря на то, что мы редко виделись после свадьбы. Но оставим эту тему.

С сердечным приветом,

Ваш Фрейд

Берлинская клиника

14 марта 1920 г

Дорогой мой и уважаемый Профессор,

Извините за открытку: мне показалось, что она весьма уместна, если вспомнить о «белом отеле» Вашей юной пациентки, подарке, за который я должен поблагодарить Вас от всей души! Он помог мне скоротать время в поезде (еще одно замечательное совпадение) за интересным чтением. Мои мысли по поводу рукописи, боюсь, покажутся вам тривиальными; нарисованная здесь фантастическая картина представляется мне аналогом райского сада, неким Эдемом перед грехопадением, — конечно, там существовали любовь и смерть, но не было времени, которое наделяло их реальным значением. Новая клиника великолепна; не мед с молоком, как Ваш белый отель, зато, надеюсь, значительно прочнее! Как только распакую вещи, пришлю Вам настоящее письмо.

Искренне Ваш,

Захс

19 Берггассе,

Вена

18 мая 1931 г

Секретарю Комитета по празднованию юбилея Гете

Городской Совет

Франкфурт

Дорогой господин Кун,

Прошу простить меня за то, что так долго не отвечал на Ваше любезное письмо. Однако я все это время не сидел сложа руки, насколько позволяло здоровье, и закончил статью. Моя бывшая пациентка не возражает против публикации ее записей вместе с моим исследованием, и я их также высылаю. Надеюсь, Вас не смутят непристойные выражения, встречающиеся в ее неуклюжих стихах, а также менее откровенные, но все же порнографические описания в прозаическом приложении. Следует иметь в виду, что (a) автор страдает тяжелой формой сексуальной истерии, и (b) документы относятся к научной области, где повсеместно признан и применяется принцип nihil humanum, в том числе и Поэтом, который призывает своих читателей не страшиться и не отворачиваться от того неведомого либо отвергнутого людьми, что бродит ночью в лабиринте сердца.

С совершеннейшим почтением,

Фрейд

I «Дон Жуан»

1

Мне снилась буря, падали деревья
а я меж ними, но пустынный берег
принял меня, бегущую, от страха
едва живую, надо люк открыть
но я не в силах что-то изменить,
спастись я вступила в связь, Профессор, с Вашим сыном,
в вагоне, поезд проезжал туннель,
и в темноте его рука зажата
под юбкой между ляжками, опять
я чувствовала — не могу дышать
Ваш сын отвез меня куда-то в горы
там возле озера увидела я белый
отель, вода была как изумруд
я не могу остановиться вся в огне
из-за того что распахнула бедра, мне
бессилен стыд помочь совсем нет сил
одежду опустить, отбросить пальцы два
а после три в меня вогнал хотя
протер стекло усталый контролер
остановился, бросил взгляд пошел
по длинному вагону мерный ход
его руки во мне наполнил всю
безмерной пустотой желания, и вот
он мне помог ступеньки одолеть,
но спал портье и чтобы отпереть
наш номер, взял ключи, скорей туда, внутрь, внутрь
одежда задрана до пояса, нет времени раздеть,
текла по бедрам влага, небо было
прозрачно-голубым, но к ночи изменило
свой цвет, спустился белый ветер с гор,
покрытых снегом мы здесь провели
неделю, может больше, и ни разу
не покидали спальни здесь Ваш сын,
Профессор, разорвал меня, распотрошил
и я вернулась сломанной возможно даже хуже
чем прежде, Вы сможете помочь способны Вы понять

На следующую ночь сквозь лиственниц плетень,
в окно ворвался ветер острый как кремень,

у летней пагоды сорвало крышу,
взметнулись волны, кто-то утонул,
мы слышали за дверью суету
прислуги и гостей, никто не мог уснуть
но он, Ваш сын, сжимал рукою грудь,
потом взял в рот раздулся мой сосок,
за дверью крики, грохот мы решили
что в море мы на лайнере плывем,
на белоснежном он терзал, терзал соски
хотелось закричать, распухли так они
от губ его и так воспалены,
он брал их в рот, один, потом другой,
раздулись оба, думаю что окна
разбились кое-где, потом пронзил меня
с размаху снова нет, вам не постичь
как девственно чисты здесь звезды, все с кленовый лист,
с гор падали и падали они,
вонзаясь в озеро, а там, поражены,
кричали люди мы с ним нарекли
те звезды Леонидами, засунул
потом свой палец, вслед за членом
вошел он в щель, просторно так во мне
стал двигаться попеременно, и во тьме
тела втащили на берег, слышны
рыданья чьи то, больно — он мне палец
с размаху в зад вогнал, а я ласкала
в щели своей головку медленно ногтем,
раздулась так, что стала новым существом,
во мне таящимся, вдруг молния блеснула
мгновенной белой вспышкой так что гром
разнесся над отелем в темноте,
все поглотившей снова, лишь на водах
мелькали огоньки, саднило у обоих,
бильярдную заполнил вод поток
а он никак не мог пустить в меня свой сок
так сладко, что не сходит краска с щек
рассказывать мне стыдно, но тогда,
Профессор, я не ведала стыда,
хоть плакала, а час спустя сорвался крик,
когда его горячий сок в меня проник,
мы слышали, как хлопали дверьми, вносили
тела утопших, ветер с буйной силой
все бушевал, а мы друг к другу льнули
не разжимали рук когда уже уснули.

Однажды вечером спасли кота, чья черненькая шкура
сливалась с темною листвой, в окно стучащей хмуро
мы, обнаженные, смотрели, как рука
сквозь зелень прорывалась он царапал
спасителя, два дня после потопа
на этом дереве искал он кров,
в тот день мое извергло лоно кровь,
он фотографии показывал, спросила я:
«Что, если дерево омоет красная струя?»
мои слова, Профессор, что с постели
ни разу не вставали мы, не надо понимать
буквально, и когда спасли кота,
спустились мы, чтобы перекусить, просторно меж столами,
здесь можно танцевать, но мне было немного
не по себе, накинула лишь то, в чем встала,
меж ног струился холодок, короткая одежда прикрывала мало,
я слабою рукой его ладонь пыталась оттолкнуть,
сказал, я не могу сдержаться, не могу
тебя не трогать, ты должна мне разрешить,
прошу тебя, прошу, на нас смотрели пары,
и улыбались снисходительно-приветливо а он
лизал лоснящиеся пальцы, сидя за столом,
смотрела, как орудует ножом,
кровавая рука, нависнув над бифштексом
мы побежали к лиственницам, свежий ветер
обдал прохладой, это было так прекрасно, вечер
заканчивался, к нам почти не долетали
оркестра звуки, но напев цыганской скрипки
то нарастал, то замолкал вдали,
той ночью он едва не разорвал мне щелку,
что сжалась из-за месячных, а звезды
над озером огромные сияли, тесно
на небе для луны, но звездопад расчистил место,
они к нам в номер падали, и крышу
беседки-пагоды зажгли, а иногда
мы видели как вспыхивал в вершинах гор
взрыв-огонек, разрушив снежный их убор.

2