Брэм Стокер - Леди в саване

• Название: Леди в саване
• Автор: Брэм Стокер
• Издательство: Энигма
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94698-081-4

Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…

Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).

Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б. Стокера на создание вампира, но и малоизвестные биографические данные, проливающие свет на сложный генезис сюжетных линий романа, включает в качестве приложения тщательно отобранные фрагменты работ известных зарубежных философов и литературоведов, посвященных оккультным тенденциям в поздневикторианской готической литературе. Редакция надеется, что «Пришествие вампира», в различных аспектах анализирующее «вампи-рический нарратив» как в творчестве Б. Стокера, так и в произведениях современных ему художников-прерафаэлитов и поэтов-символистов конца XIX в., послужит своеобразным теоретическим мостиком между «Дракулой» (Энигма, 2005) и «Леди в саване». Ибо, как метко заметил Р. Роббинс, автор вступления к английскому изданию романа: «„Леди в саване“ — это роман об уровнях интерпретации, где ничто не есть то, чем кажется, и где читатель, как и персонажи, постоянно рискует неправильно истолковать ситуацию, в которую автор помещает нас».

---

апреля 23-го, 1907

Дождь лил не переставая четверо суток, и земля в низких местах тут и там превратилась в болото. Под лучами солнца горы сверкают — то сбегают по ним потоки воды. Я испытываю странное воодушевление, хотя тетя Джанет постаралась, без веской причины, испортить мне его, предупредив, когда желала спокойной ночи, чтобы я был очень осторожен, потому что прошлой ночью она во сне видела фигуру в саване. Боюсь, тете не понравилось, что я отнесся к ее словам не с той же серьезностью, с какой она сообщила свое предвидение. Я бы ни за что на свете не причинил ей и малейшую обиду, если бы мог последить за собой, однако упоминание о саване настолько пришлось мне по сердцу, что я и думать забыл об осторожности: мне же следовало оградить тетю от всякого беспокойства.

Я усомнился в том, что судьбе угодно соединить этот привидевшийся ей саван со мной, но тогда тетя Джанет довольно резко произнесла:

— Будь осторожен, парень. Негоже шутить с неведомыми силами.

Возможно, частые тетины предостережения и обратили мой ум к этому предмету, но теперь той женщине не требовалась подобная помощь — она всегда пребывала в моих мыслях; и когда я запирал свою комнату на ночь, то почти ожидал, что найду ее там. Спать мне не хотелось, и я взял почитать одну из книг тети Джанет. Называлась она «О способностях и свойствах бесплотных духов». «Заглавие твоей книги, — мысленно упрекнул я автора, — не очень привлекает, но, возможно, я узнаю что-то, что имеет отношение к ней. Поэтому я прочту твою книгу». Прежде чем приняться за чтение я, однако, подумал, что не помешает выглянуть в сад. После той ночи, когда меня посетила моя странная гостья, сад, казалось, обрел новое очарование для меня. Я редко теперь ложился, не взглянув перед тем в окно. Я отодвинул тяжелую штору и направил взгляд в сад.

Вид был прекрасен, но сердце защемило от этой явленной печали. Все было призрачным в резком свете луны, время от времени пробивавшемся сквозь плотные облака, плывшие по небу. Ветер усиливался, воздух был влажен и студен. Я инстинктивно обернулся и оглядел комнату: все было готово для разведения огня, короткие поленья были сложены кучкой возле камина. С той самой ночи я всегда держал наготове дрова для топки. Я хотел было развести огонь в камине, но поскольку зажигал костер, только проводя ночь под открытым небом, то не решился… Я вновь повернулся к окну, открыл задвижку и шагнул на террасу. Скользя взглядом по белой дорожке, потом по всему саду, блестевшему там, где на мокрую листву падал свет луны, я почти ожидал, что увижу белую фигуру, летящую меж кустов и статуй. Картина прежнего появления гостьи столь отчетливо встала перед моими глазами, что я едва мог поверить, будто это происходило когда-то, не теперь… Декорации были совершенно такими же, час столь же поздний. Жизнь в замке Виссарион была очень проста, ложились здесь рано, разве что в ту ночь…

Я глядел в сад, и мне показалось, что я уловил какое-то белое пятно вдалеке. То был всего лишь лунный отблеск. Но все равно я странно взволновался. Я вроде бы перестал быть самим собой в эти мгновения. Я будто был загипнотизирован наблюдаемой картиной или воспоминанием, а может быть, какой-то неведомой силой. Не отдавая себе отчет в своих действиях, не задаваясь их причиной, я вернулся в комнату и развел огонь в камине. Затем задул свечу и вновь подошел к окну. Мне не пришла в голову мысль о том, насколько же это глупо — обратившись спиной к свету, стоять у окна в стране, где каждый мужчина носит при себе ружье. Я был одет как обычно по вечерам, и моя грудь под белой рубашкой послужила бы отличной мишенью. Я вновь открыл доходящее до полу окно и ступил на террасу. Я стоял там несколько минут, погруженный в раздумья. И все оглядывал, осматривал сад. Был миг, когда мне почудилось, что я вижу движущуюся белую фигуру, но он миновал, и тогда, заметив, что вновь начинается дождь, я вернулся в комнату, закрыл окно, задвинул штору. Потом в мое сознание проникла умиротворяющая картина горящего камина, я подошел к нему и встал перед ним.

Чу! Послышался слабый стук в оконное стекло. Я кинулся к окну и отдернул штору.

На исхлестанной дождем террасе вновь стояла закутанная в саван белая фигура, вид которой был еще более скорбный, чем прежде. Она была так же мертвенно-бледной, но в глазах появилось новое выражение страстной тоски. Я решил, что ее привлекал огонь в камине, теперь уже хорошо разгоревшийся: сухие поленья потрескивали, и пламя взвивалось вверх. От пылающего камина комната наполнилась мерцающим светом; при каждой яркой вспышке пламени фигура в белом отчетливо выступала за окном, выделялись черные глаза и заключенные в них звезды.

Не проронив ни слова, я открыл окно, взял протянутую мне белую руку, и — в моей комнате оказалась Леди в саване.

Когда она вошла и ощутила тепло от пылавшего камина, на ее лице появилось радостное выражение. Она чуть было не бросилась бегом к камину. Но в следующий миг овладела собой и стала осматриваться с инстинктивной настороженностью. Потом закрыла и заперла окно, нажала на рычаг, благодаря чему оконный проем закрыла решетка, и задернула штору. Потом поспешила к двери и проверила, заперта ли дверь. Удовлетворившись осмотром, она быстрым шагом подошла к камину, опустилась на колени возле него и протянула к пламени закоченевшие руки. Почти в тот же миг от ее мокрого савана пошел пар. Я был поражен. Проявляемая ею предосторожность и стремление сохранить свое посещение в тайне в то время, как она испытывала страдания — а то, что она страдала, было совершенно очевидно, — предполагали какую-то опасность. Вот там и тогда я мысленно дал себе клятву, что огражу ее от любой опасности. Однако следовало предпринять неотложные меры — против пневмонии и прочих хворей, которые неминуемо накинулись бы на нее, измученную холодом, если бы я оставил ее без помощи. Я подхватил халат, в который она уже облачалась, и протянул ей, а затем, как уже однажды и делал, указал на ширму, предлагая ей, как и в прошлый раз, переодеться. К моему удивлению, она заколебалась. Я ждал. Она тоже не двигалась с места, потом опустила халат на край каминной решетки.

Тогда я заговорил:

— Вы не хотите переодеться, как в прошлый раз? Ваш… ваше платье высохнет. Ну же! Для вас безопаснее переодеться во что-то сухое, а потом вы вновь наденете свою одежду.

— Как я могу это сделать, если вы здесь?

Ее слова поразили меня — поведение ее было абсолютно не похоже на прежнее, в то первое ее посещение. Я просто поклонился — говорить об этом предмете было бы по меньшей мере невежливо — и прошел к окну. Отвел в сторону штору, открыл окно. Прежде чем шагнуть на террасу, я обернулся и сказал:

— Не спешите. Спешить некуда. Вы найдете там все, что вам может понадобиться. Я постою на террасе, пока вы не позовете меня. — Потом я вышел на террасу, плотно прикрыв за собой створку окна.

Я стоял, всматриваясь в ночной мрак, как мне показалось, совсем недолго; мысли в голове спутались. Из комнаты послышался шорох, и я заметил фигуру в темно-коричневом, выглянувшую из-за шторы. Поднялась белая рука, делая мне знак войти. Я вернулся в комнату и запер окно. Она уже успела пересечь комнату и вновь стояла на коленях у камина, протянув к огню руки. Полурасправленный саван лежал на краю камина, от него шел густой пар. Я принес несколько подушек, сложил их горкой возле нее.

— Присядьте, — сказал я, — и спокойно отдохните в тепле.

Возможно, это был просто отсвет яркого пламени, но я увидел румянец на ее лице, когда она обратила ко мне свои сияющие глаза. Не говоря ни слова, с легким церемонным поклоном она тут же опустилась на подушки. Я накинул ей на плечи плед из плотной шерсти и сам уселся на стуле в двух футах от нее.

Минут пять мы сидели в полном молчании. Наконец, повернув ко мне голову, она произнесла мягким тихим голосом:

— Я намеревалась прийти раньше с целью поблагодарить вас за исполненное великодушия внимание, которое вы мне оказали, но обстоятельства сложились так, что я не могла покинуть мою… мою… — она запнулась, а потом продолжила: —…мое пристанище. Я не вольна поступать по своему желанию, как вы и другие. Мое существование удручающе сурово, сковано хладом, переполнено ужасами. Но я действительно благодарна вам. Что до меня, то я не сожалею о случившейся задержке, потому что всякий проходивший час обнаруживал со все возрастающей очевидностью, что вы отнеслись ко мне с пониманием, сочувствием, добротой. Мне остается только надеяться, что когда-нибудь вы, возможно, поймете всю меру своей доброты и всю меру моей благодарности вам.

— Я рад служить вам, — нерешительным, как мне показалось, голосом произнес я и протянул ей руку.

Она не замечала моей руки. Глаза ее теперь были устремлены на огонь, и теплый отблеск лег на ее лоб, щеку и шею. Укор был столь мягко выражен, что никто бы не оскорбился. Было очевидно, что она по-своему застенчива или сдержанна и не допустит большей близости с ней, не допустит даже прикосновения к своей руке. Но то, что сердцем она откликалась, тоже было очевидно — это читалось во взгляде ее дивных черных лучистых глаз. Эти взгляды — настоящие молнии, перечеркивавшие ее выразительную сдержанность, — положили конец моим колебаниям, если они были у меня. Теперь я совершенно уверился в том, что мое сердце покорено. Я понял, что полюбил, по-настоящему и так сильно полюбил, что без этой женщины рядом со мной, кто бы она ни была, мое будущее окажется абсолютно бессмысленным.