Брэм Стокер - Леди в саване

• Название: Леди в саване
• Автор: Брэм Стокер
• Издательство: Энигма
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94698-081-4

Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…

Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).

Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б. Стокера на создание вампира, но и малоизвестные биографические данные, проливающие свет на сложный генезис сюжетных линий романа, включает в качестве приложения тщательно отобранные фрагменты работ известных зарубежных философов и литературоведов, посвященных оккультным тенденциям в поздневикторианской готической литературе. Редакция надеется, что «Пришествие вампира», в различных аспектах анализирующее «вампи-рический нарратив» как в творчестве Б. Стокера, так и в произведениях современных ему художников-прерафаэлитов и поэтов-символистов конца XIX в., послужит своеобразным теоретическим мостиком между «Дракулой» (Энигма, 2005) и «Леди в саване». Ибо, как метко заметил Р. Роббинс, автор вступления к английскому изданию романа: «„Леди в саване“ — это роман об уровнях интерпретации, где ничто не есть то, чем кажется, и где читатель, как и персонажи, постоянно рискует неправильно истолковать ситуацию, в которую автор помещает нас».

---

Мы сидели в молчании, глядя друг другу в глаза, и звезды в ее глазах теперь прятали огонь, хотя, возможно, это было отражение огня, разгоревшегося в камине. Но неожиданно она вскочила и стала машинально кутаться в свой чудовищный саван. Выпрямившись во весь рост, шепотом, в котором ощущалась шедшая в ней борьба чувств, свидетельствовавшая о том, что она, скорее, подчиняется велению духа, чем действует по своей воле, она произнесла:

— Я должна немедленно идти. Рассвет уже близок. Я должна быть на своем месте, когда настанет утро.

Она была предельно серьезна, и я чувствовал, что нельзя противиться ее желаниям, поэтому тоже вскочил и бросился к окну. Отдернул штору, чтобы можно было отодвинуть решетку и открыть окно до полу. Потом отступил за штору и придержал ее, чтобы моя гостья могла пройти. На мгновение она остановилась и прервала долгое молчание словами:

— Вы истинный джентльмен и мой друг. Вы понимаете мои желания. Я благодарю вас от всего сердца.

Она протянула мне свою прекрасную, изящную руку. Я взял ее обеими ладонями, опустился на колени и поднес к губам. Прикосновение ее руки вызвало у меня дрожь. Моя гостья тоже затрепетала, устремив на меня взгляд, которым она, казалось, вопрошала саму мою душу. Звезды в ее глазах, лишившись отблесков огня, горевшего в камине, вновь таинственно отсвечивали серебром. Потом она очень-очень медленно, будто неохотно, высвободила свою руку и переступила порог с мягким прелестным величавым полупоклоном, заставившим меня оставаться на коленях.

Когда я услышал, как стеклянная створка окна чуть скрипнула за ней, я поднялся и поспешно выглянул из-за укрывавшей меня шторы. Я успел заметить, как моя гостья спускалась по ступенькам террасы. Мне хотелось видеть ее как можно дольше. Предрассветные сумерки уже начали теснить ночной мрак, и в слабом неверном свете я неотчетливо видел белую фигуру меж кустов, меж статуй, пока наконец она не исчезла вдали, во тьме.

Я долго стоял на террасе, иногда всматриваясь в темноту перед собой, в надежде, что мне посчастливится еще хоть раз мельком увидеть ее, иногда же закрывая глаза и стараясь вызвать в памяти ее образ — спускавшейся по ступенькам. Впервые с нашего знакомства она обернулась и бросила на меня взгляд, ступая на белую дорожку, начинающуюся у террасы. Надо мной витал этот взгляд, полный любви и чар, и я был готов пренебречь любыми опасностями.

Когда небо в просвете облаков посерело, я вернулся к себе в комнату. Как в тумане — под гипнозом любви — я лег и во сне продолжал мечтать о моей Леди в саване.

Дневник Руперта. Продолжение

мая 27-го, 1907

Целая неделя прошла с тех пор, как я видел мою любовь! Именно так: теперь сомнений у меня не осталось! С тех пор как я видел ее, моя страсть разгорелась и все сильнее разгорается, выражаясь языком романистов. Она стала даже непомерна, ведь она вытеснила у меня из головы всякие опасения и раздумья о возможных препятствиях. Наверное, такую муку — мука эта необязательно означает «боль», — испытывали мужчины под действием чар в давние времена. Я всего лишь прутик, крутящийся в неутомимом водовороте. Я чувствую, что должен увидеть ее вновь, пусть даже в ее гробнице в крипте. И мне надо подготовиться к этому посещению, многое продумать. Нельзя отправляться туда ночью, потому что в таком случае я могу разминуться с ней, если вдруг она вновь пойдет ко мне…

Утро настало и прошло, но мое намерение пребывало со мной, и в разгар полдня, когда солнце палило изо всех сил, я отправился к древней церкви Святого Савы. При мне был мощный фонарь. Взял я его и спрятал в своей одежде тайно, потому что мне не хотелось, чтобы кто-то знал про это.

В этот раз у меня не было дурных предчувствий. В первое посещение я на какой-то миг обомлел, неожиданно увидев тело женщины, которую, как думал, люблю — отныне я знаю это наверняка, — лежащим в гробу. Но теперь мне все известно, и я пришел увидеть именно эту женщину, пусть и в ее гробу.

Открыв массивную дверь в церковь, вновь незапертую, я сразу зажег фонарь и направился к ведшим в крипту ступеням, которые находились за деревянной, покрытой богатой резьбой перегородкой. Эта перегородка, как теперь, при лучшем освещении, я мог видеть, была образчиком неописуемой красоты и неизмеримой ценности. Я храбрился, думая о моей Леди и о нашем таком приятном последнем свидании, и, однако, чувствовал, что сердце у меня падает, когда я нетвердым шагом спускался по узкой извилистой лестнице. Я тревожился, в чем теперь уверен, не о себе — я сокрушался о том, что моей любимой приходится оставаться в таком страшном месте. И чтобы заглушить эту боль, стал представлять, как это будет, какие чувства буду испытывать, когда избавлю ее, любой ценой, от сего ужаса. Эти мысли несколько ободрили меня, и я ощущал именно то присутствие духа, с которым обычно выбирался из опасных мест (а также подвергал себя подобному опыту), когда наконец толкнул небольшую дверку у основания вырубленной в скале лестницы и ступил в крипту.

Я двинулся без промедления к покрытой стеклом гробнице, которая стояла под висевшей цепью. По бликам падавшего вокруг света я понял, что моя рука, державшая фонарь, дрожала. С немалым усилием я овладел собой, поднял фонарь и направил его свет в гробницу.

И в этот раз выпавший из моей руки фонарь зазвенел, ударившись о стекло, а я стоял в темноте, на мгновение парализованный — настолько был удивлен и разочарован.

Гроб был пуст! Даже погребальное убранство исчезло.

Не помню, как я выбрался, двигаясь ощупью, по винтовой лестнице наверх. По сравнению с непроглядным мраком крипты здесь было почти светло: из сумрачного пространства церкви несколько слабых лучей падало на верхние ступени лестницы. Узрев свет, я почувствовал в себе прежнюю силу и отвагу и ощупью направился обратно в крипту. Там, зажигая то и дело спички, я добрался до гробницы и поднял фонарь, а потом неторопливо, напоминая себе если не о своей отваге, то хотя бы о следах самоуважения, оставшегося после этого приключения, пересек церковь, погасил фонарь и выбрался через массивную дверь на солнечный свет. Мне показалось, что и во тьме крипты, и в сумраке церкви я слышал таинственные звуки, похожие на шепот и сдерживаемое дыхание; однако эти воспоминания не слишком тревожили меня, когда я вновь оказался под открытым небом. Я был рад тому, что, в полном сознании, стою на широком выступе скалы перед церковью, и нестерпимо горячее солнце обжигает мое запрокинутое лицо; опустив же голову, внизу, под собой, я увидел покрытую легкими волнами голубизну моря.

Дневник Руперта. Продолжение

июня 3-го, 1907

Пролетела еще неделя, очень деятельная в самых разных смыслах слова, но пока я не получал никаких известий о моей Леди в саване. У меня не было возможности вновь при свете дня отправиться к Святому Саве, как мне бы хотелось. И я понимал, что не следует идти туда ночью. Ночь — время свободы для нее, и я должен оставить ночь ей, иначе я могу разминуться с ней, а может быть, и вообще никогда не увидеть ее.

В эти дни обнаружило себя национальное движение. Горцы явно объединялись, но причину этого я не совсем понимал, они же не торопились открыть ее мне. Я старался не проявлять любопытство, каким бы мучительным оно ни было для меня. Мое любопытство, конечно же, возбудило бы у них подозрение и в конечном счете погубило бы мои надежды помочь народу в его борьбе за сохранение независимости.

Эти жестокие горцы поразительно и почти необоснованно подозрительны, единственный способ завоевать их доверие — доверять им со своей стороны. Один молодой атташе американского посольства в Вене, проехавший Синегорию из конца в конец, однажды сказал мне следующее:

— Помалкивайте, и тогда они сами заговорят. А если не придержите язык, то они помогут вам: даже не заткнут, а перережут вам глотку.

Я прекрасно понимал, что они завершают какую-то подготовку, чтобы осуществлять сигнализацию с помощью их собственного кода. Это было вполне естественно и ничуть не противоречило тому сдержанному дружелюбию, которое они выказывали мне. Там, где нет телеграфа, железных да и вообще каких бы то ни было дорог, всякое по-настоящему действенное средство связи должно и может быть исключительно личным по характеру. И поэтому, если они хотят, чтобы никто, кроме них, не знал их тайны, они должны скрывать и свой код, выбранный для связи. Мне было очень интересно, какой же у них новый код и как они собираются пользоваться этим кодом, но поскольку я стремился быть им другом и помощником — а это подразумевает не только доверие на деле, но и внушение им доверия с моей стороны, — мне пришлось запастись терпением.

И такая моя позиция имела успех, ведь прежде чем мы расстались, вместе поучаствовав в последней сходке, они потребовали от меня торжественной клятвы в том, что я не разглашу доверенное мне, после чего посвятили меня в свою тайну. Впрочем, в той лишь степени, в какой это касалось кода связи и способа ее установления, однако они по-прежнему тщательно скрывали от меня политическую подоплеку своих объединенных действий.