Брэм Стокер - Леди в саване

• Название: Леди в саване
• Автор: Брэм Стокер
• Издательство: Энигма
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94698-081-4

Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…

Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).

Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б. Стокера на создание вампира, но и малоизвестные биографические данные, проливающие свет на сложный генезис сюжетных линий романа, включает в качестве приложения тщательно отобранные фрагменты работ известных зарубежных философов и литературоведов, посвященных оккультным тенденциям в поздневикторианской готической литературе. Редакция надеется, что «Пришествие вампира», в различных аспектах анализирующее «вампи-рический нарратив» как в творчестве Б. Стокера, так и в произведениях современных ему художников-прерафаэлитов и поэтов-символистов конца XIX в., послужит своеобразным теоретическим мостиком между «Дракулой» (Энигма, 2005) и «Леди в саване». Ибо, как метко заметил Р. Роббинс, автор вступления к английскому изданию романа: «„Леди в саване“ — это роман об уровнях интерпретации, где ничто не есть то, чем кажется, и где читатель, как и персонажи, постоянно рискует неправильно истолковать ситуацию, в которую автор помещает нас».

---

Сам я сразу вернулся в замок и поручил сигнальщикам оповестить народ о том, что нам уже стало известно.

Когда обнаруженное моими людьми было без промедлений сообщено флажной сигнализацией в замок, выяснилось, что бандиты уходили каким-то странным петляющим маршрутом. Было очевидно, что в попытке сбить с толку преследователей они старательно избегали мест, которые считали опасными для себя. А возможно, это был просто способ озадачить погоню. Если так, то они преуспели, потому что никому из преследователей не удалось установить, в каком именно направлении они скрылись. И только когда мы проложили маршрут на большой карте в сигнальном пункте (бывшей караульной замка), у нас появились догадки о том, куда они могли направляться. Стало ясно, что у преследователей добавилось трудностей, потому что, не зная главной линии движения, которой держались бандиты, преследователи не имели шанса перехватить их, но должны были вслепую прочесывать местность. А значит, охота предстояла изнурительная и долгая.

Поскольку мы не могли ничего предпринять, пока предполагаемый маршрут бандитов не был проложен более точно, я поручил сигнальному корпусу задачу принимать от подвижных отрядов сведения и передавать их, с тем чтобы, если представится случай, наши люди сумели бы перехватить бандитов. Сам же я взял с собой Рука как капитана яхты и покинул на судне ручей. Мы поплыли в северном направлении, к Далайри, потом на юг — к Олессо, затем вернулись к Виссариону. Мы не заметили ничего подозрительного, за исключением военного корабля далеко к югу, шедшего без флага. Однако Рук, узнававший суда, казалось, каким-то чутьем, сказал, что корабль турецкий; поэтому, вернувшись, мы просигналили всем постам вдоль побережья и призвали их наблюдать за этим кораблем. Рук держал «Леди» — такое имя дал я боевой яхте — в состоянии готовности к немедленному отплытию, если бы пришли тревожные вести. Рук не стал бы церемониться с недругом, а сразу бы атаковал его. Мы были настроены не упустить свой шанс в отчаянной битве, в которую вступили. И в разных подходящих местах поставили наших людей, поручив им следить за обменом сигналами.

Вернувшись в замок, я узнал, что маршрут беглецов, теперь соединившихся в одну группу, полностью проложен. Они двигались на юг, но, явно встревоженные приближавшейся к ним линией дозорных, устремились на северо-восток, туда, где край делался просторнее, а горы неприступнее и менее обитаемы. Передав задачу сигнальной связи священникам-воителям, я собрал небольшой отряд из местных горцев и без промедления двинулся наперерез бандитам. К нам присоединился и только что прибывший архимандрит (аббат) Плазакский. Замечательный человек — настоящий воин и духовное лицо, одинаково успешно применяющий и свой кинжал, и свою Библию, а к тому же такой скороход, что за ним целому отряду не угнаться. Бандиты двигались с чудовищной быстротой, учитывая, что были пешие; поэтому нам тоже нельзя было терять времени. В горах нет иного средства передвижения, как пеший ход. Наши люди проявляли такой пыл, что я не мог не заметить: у них больше, чем у всех, кого я видел, было причин чувствовать себя лично оскорбленными. Когда я поделился своим наблюдением с архимандритом, шедшим рядом со мной, он сказал:

— Ничего удивительного: они сражаются не только за свою страну, но и за то, что им принадлежит!

Я не совсем понял его слова, поэтому начал задавать вопросы, а вскоре для меня прояснилось даже то, о чем он вряд ли подозревал.

Письмо архиепископа Стефана Палеолога, главы Восточной церкви Синегории, к леди Джанет Макелпи, в Виссарион

июля 9-го, 1907

Достопочтенная леди, дабы для Вас прояснились печальные обстоятельства, связанные со страшной угрозой для нашей земли, Синегории, и для дорогого нам лица, я пишу Вам эти строки — по просьбе господаря Руперта, столь любимого нашими горцами.

Когда воевода Петр Виссарион отправился с миссией к великой нации, у которой мы искали поддержки в годину испытаний, поездка эта предполагалась тайной. Турок стоял у наших границ, полный злобы и алчности. Он уже пытался добиться брака с воеводиной и тогда в будущем как супруг ее мог бы претендовать на владение нашей землей по праву наследования. Он, как и все, также хорошо знал, что синегорцы никому бы не подчинились, кроме того, кого сами бы выбрали себе в управители. Так было испокон веков. Но время от времени появлялась персона, заявлявшая, что наша земля нуждается в ее управлении. Вот поэтому леди Тьюта, воеводина Синегории, была передана под надлежащую опеку мне как главе Восточной церкви и были предприняты разумные меры, дабы не допустить ее похищения готовыми на все врагами нашей земли. Эту задачу и опеку считали за честь все те, кто с радостью принял на себя обязательства. Ведь воеводина Тьюта Виссарион олицетворяла собой славу древнего сербского рода, будучи единственным отпрыском воеводы Виссариона, последнего представителя по мужской линии сего княжеского рода — рода, который на протяжении десяти веков нашей истории с неизменной твердостью жертвовал жизнями своих сынов и дочерей ради защиты, безопасности и благополучия Синегории. Никогда за все десять веков никто из сего рода не предавал отчизны, не страшился потерь или тягот, сопряженных с высоким долгом или гнетом бед. Это были потомки того первого воеводы Виссариона — известного под именем Меч Свободы, гиганта меж людей, — которому, согласно преданию, предстоит когда-то, когда у народа будет нужда в нем, подняться из своей могилы, со дна затерянного озера Рео, и вновь повести мужей Синегории к победе. Об этом знатном роде с тех пор стали говорить как о последней надежде нашей земли. Поэтому, когда воевода, служа своему народу, отлучился из Синегории, дочь его следовало оберегать и стеречь. Вскоре после отъезда воеводы до нас дошли вести о том, что его дипломатическая миссия еще долго не завершится и ему придется изучить особенности конституционной монархии, так как наша несовершенная политическая система требовала преобразований и, возможно, замены именно этой формой правления. Inter alia[105] скажу, что он, как предполагалось, стал бы первым нашим королем после введения новой конституции.

Потом же случилась страшная беда: горе поразило нашу землю. После непродолжительной — и непонятной — болезни воеводина Тьюта Виссарион таинственным образом умерла. Скорбь горцев была столь велика, что правящему Совету пришлось предостеречь народ об опасности открывать всему миру свою рану. Было велено утаивать факт ее смерти, ведь угроз страна знала немало. И даже отца желательно было оставлять пока в неведении о понесенной им страшной утрате. Всем было известно, как он дорожил дочерью, весть о ее смерти подкосила бы его, и он не справился бы со сложной и деликатной миссией, которую взял на себя. Да что там, он не задержался бы вдали ни на миг в таких обстоятельствах и поспешил бы на родину, где была погребена его дочь. И тогда бы возникли подозрения, правда разнеслась бы по всему свету, и наша страна неизбежно стала бы жертвой агрессии множества государств.

Далее, узнай турки о том, что род Виссарионов фактически пресекся, они бы не замедлили напасть на нас, а тем более если бы услышали об отсутствии воеводы. Ни для кого не секрет их враждебность, их тактика выжидания подходящего момента, дабы начать захватническую войну. Их воинственные намерения стали очевидны после того, как наш народ и сама девушка воспротивились желанию султана взять ее в жены.

Умершая девушка была похоронена в крипте церкви Святого Савы; денно и нощно скорбящие горцы поодиночке и группами шли к гробнице, дабы почтить память той, которой они хранили верность. Столь многие желали в последний раз увидеть ее лик, что владыка с моего как архиепископа согласия, распорядился покрыть каменную гробницу, где покоилось тело ее, стеклом.

Однако спустя некоторое время у всех охранявших ее тело чинов духовенства зародилась мысль, что воеводина в действительности не мертва, а находится в состоянии удивительно долгого транса. И тогда возникали иные осложнения. Наши горцы, как вы, наверное, знаете, очень подозрительны по характеру, а это свойственно всем отважным и готовым к самопожертвованию народам, ревностно оберегающим свое великое наследие. Увидев девушку, как они полагали, мертвой, они не захотели бы признать факт, что она жива. Возможно, они бы даже вообразили, что за всем этим кроется некий заговор, угрожающий их независимости. В любом случае мнения на сей счет разделились бы — с неизбежным образованием двух партий, чего следовало опасаться в сложившихся обстоятельствах.

Дни шли, а трансу, или каталепсии, или чему бы там ни было все не наступало конца, и у глав Совета, владыки, у духовенства в лице архимандрита Плазакского и у меня как архиепископа и опекуна воеводины в отсутствие ее отца было достаточно времени, чтобы продумать нашу политику в случае пробуждения девушки. Ведь тогда ситуация бесконечно осложнилась бы. В потайных помещениях церкви Святого Савы мы не единожды собирались на встречи и уже почти достигли единогласия по этому вопросу, как транс вдруг прервался…