Вернер фон Хейденстам - Воины Карла XII

• Название: Воины Карла XII
• Автор: Вернер фон Хейденстам
• Издательство: Панорама
• Жанр: Драматургия
• Год: 1999
• ISBN: 5-85220-576-1

Вернер фон Хейденстам (1859–1940) — шведский поэт и прозаик, получивший в 1916 г. Нобелевскую премию "как виднейший представитель новой эпохи в мировой литературе". Книга впервые знакомит читателей со стихотворениями, избранными рассказами из исторической хроники "Воины Карла XII" и драматическими произведениями писателя. Творчество широкоизвестного классика шведской литературы, лауреата Нобелевской премии за 1951 г. Пера Лагерквиста (1891–1974) представлено впервые переведенными на русский язык стихотворениями, в которых писатель "пытался найти ответы на вечные вопросы, стоящие перед человечеством". В том включены повести "Улыбка вечности" и "Палач", роман "Карлик" и "Выступление после получения Нобелевской премии".

---

— Хватает ли в нем кислоты, чтобы у высоких господ за столом сделались кислые гримасы?

Кучера запрягали в черные кареты лошадей с черным плюмажем и черными лентами. Всюду царила черная ткань, местами подкроенная, местами подшитая. В Громункхольмской церкви, где был погребен опочивший король, все еще не сняли черные балдахины и ковры, далеко окрест разносился из церкви колокольный перезвон. Когда, наконец, коронационная процессия вышла на заснеженные улицы, оказалось, что решительно все ее участники облачены в траур, и лишь на молодом короле пурпурные одежды. Не успело эхо последних залпов торжественного салюта отзвучать над Тюскбагареберген, как снова в эти ненастные рождественские дни вокруг трона воцарилась прежняя скукотища.

Хмурым полднем, громко топая, к ним на кухню заявился повар вдовствующей королевы. В руках он держал банку с консервированными томатами.

— Господи Боже ты мой, сегодня у нас дел невпроворот, его Светлость герцог Голштинский, которого вскорости ожидают при дворе, изволил прислать сей драгоценный дар. Ее Величеству и фрейлине Грете Врангель уже доводилось отведать сих плодов, и Тессин, много на своем веку поездивший, сегодня спустится в кухню собственной персоной, дабы помочь нам при стряпне. И нечего вам стоять, вытаращив глаза. А ну, живо за тряпками! Чтоб все начистить до блеска.

Маленький, уединенный двор на краю земли нашел в этот день предмет для размышлений. За обедом только и речи было, что о томатах, и у каждого нашлось несколько слов по поводу их запаха и вкуса. Было и выпито немало, а потому приглашенные к столу старые советники забыли про интриги и вражду и начали обмениваться игривыми любезностями.

После трапезы король взял государственного советника Ларса Валленштедта за пуговицу сюртука и словно пыхтящего медведя — за кольцо в носу — повлек его к оконной нише.

— Скажите мне, — серьезно заговорил король, — как может правитель пожертвовать собой для своего народа? У меня просто из головы нейдет та весенняя проповедь.

У Валленштедта была привычка за разговором выпячивать губы, словно затем, чтобы сказать «Уф!». Привыкнув к не по возрасту глубокомысленным вопросам короля, он отвечал:

— Повелитель должен отринуть все, не заслуживающее внимания, сконцентрировать вокруг себя всю власть, стать примером для своего народа и выразителем его воли. Да, в тот раз нам довелось выслушать речь, полную благочестия, но разве его высокопреосвященство Шпегель не сказал нам тогда же, что подданные должны служить своему королю как рабы? Государственные советники и вся знать дерутся сейчас каждый за свой кусок власти, после того как опочил Его Величество, Ваш блаженной памяти батюшка. И Оксенстерны, и Гульденстерны, и… Н-да… Нас подслушивают… Вот по какой причине я и взял на себя смелость неизменно поддерживать желание Вашего Величества в столь юном возрасте возложить на себя все тяготы государственной власти, освободив от этого бремени плечи Ее Величества вдовствующей королевы.

Когда Гронхьельм, королевский учитель, что тоже стоял в оконной нише, услышал про бремя государственной власти, он написал пальцем на запотевшем стекле: «Бремя сие представляется старухе столь же легким и приятным, как и фонтанжи[6] у ней на голове».

— Да, да, дорогой Валленштедт, — отвечал король, — я и сам всегда сознавал, что моя воля влечет меня куда-то. На троне такой страны должен сидеть мужчина. Престранная это штука — воля! Что она такое? Сегодня, к примеру, я сознаю, что поеду в Кунгсёр на медвежью охоту. Но почему так? На редкость мучительное свойство эта самая воля. Что она собой представляет? Ведь я с тем же успехом мог пожелать чего-нибудь другого. Воля подобна обручу, подобна безжалостно стиснувшей мою грудь кованой цепи, которую я не в силах разорвать. Она-то и есть господин, а я — всего лишь слуга.

Когда король вступил в прихожую перед своей опочивальней, там уже горели восковые свечи. На столе он увидел кованую шкатулку с сургучной печатью. В ней старый король оставил ему свои последние, свои тайные отеческие наставления. Прошло уже немало дней с тех пор, как отставные попечители насмелились выпустить шкатулку из своих рук, но до сих пор он так и не мог принудить себя сорвать печать. Правда, однажды ночью он решительно взялся за нее, но спустя некоторое время отказался от своего намерения. Зато сегодня вечером он знал, что на сей раз у него достанет воли.

Но едва он засунул ключик в позвякивающее железо, его охватила прежняя боязнь темноты. Он увидел перед собой цинковый гроб старого короля, который лишь недавно получил причитающиеся ему пригоршни земли, и тут ему почудилось, будто он стоит лицом к лицу с покойником. Он призвал к себе Хокона и попросил того подбросить дров в печку. Сам же он тем временем возился с замком, откинул крышку и зябко дрожа от страха, развернул перед собой густо исписанный лист.

«Возьми власть в собственные руки, — прочел он, — и опасайся важных господ, которые тебя окружают и из которых многие женаты на француженках. Те, что поднимают больше всего шума, пекутся лишь о собственном благе, тогда как самые достойные порой одиноко пребывают в своих усадьбах».

Читая исполненные тревоги и подозрений предостережения усопшего, он даже не заметил, как Хокон тем временем покинул его покои.

Итак, он стал повелителем всех шведских земель. Высокие господа толпились перед его дверьми, дабы провозгласить его совершеннолетним. Интересно, а сами-то они сознавали, когда их речи продиктованы надеждой на королевские милости, а когда — искренним чувством? Точно ли они любили его больше, чем, например, любят родного брага или родного сына? Он, со своей стороны, никак не мог доверительно разговаривать с этими старцами, которые взвешивали и судили каждое его слово. И мог ли он доверительно разговаривать со своими ровесниками, кучкой запуганных до почтительности товарищей по играм, не знавших и не ведавших о злобе дня? Он был одинок как никогда ранее и в одиночестве должен был приять скипетр старого короля. Всего превыше для него должна быть Швеция, и из всех шведских королей он должен стать величайшим. Не сам ли он получил знак из рук всемогущего Бога, возвысившись в столь юном возрасте до королевского сана и имея перед собой долгие годы жизни? Старина, навлекшая на страну гнев Господень, миновала. Пели небесные сферы, ликовали рога и трубы.

Он встал и рука его легко ударила по краю стола.

«Пипер прав! Пипер сказал, что Швеция — великое государство с маленьким и глубоко провинциальным двором на самом краю земли. Пора этому положить конец. Он сам возложил корону на свою голову и поскакал к церкви. Разве он уже не получил ее из рук Господа в день своего рождения, в июньское утро, когда ясная звезда Львиное сердце стояла высоко на востоке? Ковры на улицах, где оставались дыры от лошадиных копыт, он подарил крестьянам, чтоб сшили себе из них одежду, а дворяне — те шли в церковь пешком, а государственные советники собственноручно несли балдахин и прислуживали ему за столом как заправские слуги. Чего ради он стал бы лицемерить, чего ради воздавать почести людям, которых не уважал в сердце своем? Разве он обращался к ним с королевским манифестом? Нет и нет, сословия, а не король, должны были присягать ему на верность! Свою королевскую присягу он сам принес в полном молчании перед лицом Господним, когда стоял у алтаря. А теперь — теперь он повелитель всех шведских земель».

Он подошел к стенному зеркалу и с удовлетворением поглядел на маленькие оспинки в своей девичьей коже, потом выложил пальцами глубокие складки у себя на лбу.

А потом он простер руку перед собой и сел верхом на пул и проскакал по комнате:

— Вперед, ребята, вперед, в бой за своего короля! Н — но, Бриллиант, н-но, н-но!

Он вообразил, будто скачет по зеленому лугу, вперед, на врага, что тысячи пуль ударяются о его грудь, но, сплющившись, падают в траву, а на окрестных высотах, стоят зрители, а на изрядном расстоянии видно, как приближается сам король Франции верхом на белом коне и приветственно размахивает шляпой.

В зале этажом ниже продолжали беседу старые советники. Заслышав грохот, они на мгновение смолкли и прислушались, но Гронхьельм, расписывая запотевшее стекло, вполголоса пробормотал:

— Это просто Его Величество занимается делами государственного управления. Он размышляет о знаках королевской милости, которую намерен явить нам за признание его совершеннолетним.

Валленштедт привычно надул губы и бросил ему яростный взгляд.

Когда король обскакал по периметру всю свою приемную, у него вдруг возникла некая мысль и он подошел к дверям:

— Клинковстрём! — позвал он. — Клинковстрём, ты не мог бы сказать, почему это мне вдруг так захотелось поехать в Кунгсёр на медвежью охоту?