Арнольд Беннет - Как прожить на двадцать четыре часа в день

• Название: Как прожить на двадцать четыре часа в день
• Автор: Арнольд Беннет
• Жанр: Самосовершенствование

На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.

---

Итак, мне ли краснеть, или вам?

Не опасайтесь, что я намерен навязать вам какие-то принципы. Мне безразлично (в данном случае), каковы ваши принципы. Ваши принципы могут побуждать вас верить в добродетельность кражи со взломом. Не имею возражений. Все, на чем я настаиваю, — что жизнь, где поведение плохо согласуется с принципами, — нелепая жизнь; и что поведение может быть согласовано с принципами только путем ежедневного исследования, размышления и принятия решения. К постоянному унынию грабителей приводит то, что их принципы идут вразрез с воровством. Если они искренне верят в моральное превосходство воровства, каторга будет означать для них только множество счастливых лет; все мученики счастливы, ибо их поведение согласно с принципами.

Что касается разума (определяющего поведение и не вовсе непричастного к формированию принципов), то в нашей жизни он играет куда меньшую роль, чем нам кажется. Нам следует быть разумными, но мы уж скорее инстинктивны, нежели разумны. И чем меньше мы размышляем, тем менее мы разумны. В следующий раз, когда будете препираться с официантом по поводу пережаренного стейка, пригласите разум в кабинет вашего ума и посоветуйтесь. Вероятно, он скажет вам, что официант не готовил стейк и не руководил готовкой; и даже будь он единственным, кого следует винить, вы ничего не добьетесь ссорой; вы лишь уроните достоинство, представ глупцом в глазах разумных людей, и озлобите официанта, нимало не улучшив стейк.

В итоге этой консультации с разумом (за которую с вас не возьмут платы), когда ваш стейк вновь окажется пережарен, вы отнесетесь к официанту дружески, сохраняя полное спокойствие и доброе расположение духа, и вежливо настоите на свежем стейке. Выигрыш будет очевидным и весомым.

В формировании или изменении принципов и поведения большую помощь могут оказать книги (от шести пенсов и выше). В предыдущей главе я упоминал Марка Аврелия и Эпиктета. На ум сразу приходят даже более известные работы. Могу отметить Паскаля, Лабрюйера и Эмерсона. Меня же вы не заставите отправиться в путешествие без моего Марка Аврелия. Да, книги ценны. Но не чтение книг происходит в ежедневном откровенном, честном исследовании того, что мы недавно сделали и что собираемся делать — спокойном взгляде себе в лицо (хотя зрелище может смутить).

Когда может быть сделано это важное дело? Вечернее уединение по дороге домой мне представляется подходящим. Рефлексирующий настрой естественно следует за усилием прожитого дня. Конечно, если вместо исполнения элементарной и глубоко важной обязанности вы предпочитаете читать газету (которую с тем же успехом можно читать в ожидании ужина), мне нечего сказать. Но посвящать этому некоторое время в течение дня вы должны. Теперь переходим к вечерним часам.

IX Интерес к искусству

Многие люди по вечерам неуклонно соблюдают безделье, поскольку не видят иной альтернативы, кроме чтения; а им не повезло иметь вкус к литературе. Это большая ошибка.

Разумеется, невозможно, или, во всяком случае, весьма затруднительно что-либо изучать должным образом без помощи книг. Но если вы хотите постичь глубины глубин бриджа или парусного спорта, отсутствие интереса к литературе не удержит вас от чтения лучших книг о бридже или парусном спорте. Мы должны, следовательно, различать литературу и книги нелитературной тематики. Я подойду к литературе в свой черед.

Теперь позвольте заметить никогда не читавшим Мередита и безучастным к дискуссии о том, является ли мистер Стивен Филипс истинным поэтом, что это их право. Не любить литературу — не преступление. Это не признак слабоумия. Мандарины от литературы приговорят к немедленной казни несчастного, не понимающего, скажем, влияния Вордсворта или Теннисона. Но это лишь их наглость. Где бы они оказались, хочется знать, попроси их объяснить влияния, побудившие Чайковского к написанию «Патетической симфонии»?

Огромные области знания вне литературы дадут великолепные результаты труженикам. К примеру (раз уж я упомянул самую популярную в сегодняшней Англии высококлассную музыкальную вещь), мне напомнили, что Променад-концерты начинаются в августе. Вы идете туда. Вы курите свою сигару или сигарету (и, я с сожалением должен сказать, чиркаете спичками во время нежных тактов увертюры к «Лоэнгрину») и наслаждаетесь музыкой. Но вы говорите, что не умеете играть на фортепиано или скрипке или хотя бы банджо; и, стало быть, ничего не знаете о музыке.

Какое это имеет значение? Наличие у вас подлинного вкуса к музыке доказывается тем, что для привлечения вас и подобных вам в зал дирижер обязан представлять программы, из которых плохая музыка исключена почти полностью (в отличие от стародавних дней Ковент-Гарден!).

Разумеется, неумение исполнить на фортепиано «Молитву девы» не должно удерживать вас от знакомства с устройством оркестра, который вы слушаете два вечера в неделю в течение двух месяцев! Дела обстоят так, что, вероятно, оркестр представляется вам разнородной массой инструментов, производящих странно приятную мешанину звуков. Вы не вслушиваетесь в детали, поскольку никогда не упражняли для этого слух.

Если вас попросят назвать инструменты, играющие большую тему в начале симфонии до-минор, вы не сможете ответить даже ради спасения собственной жизни. Тем не менее, вы восхищаетесь симфонией до-минор. Она взволновала вас. Она будет волновать вас снова. Вы даже говорите о ней в приподнятом настроении с той дамой — вы знаете, о ком я. И все, что вы можете положительно утверждать о симфонии до-минор — это что ее сочинил Бетховен и что это «радостная прекрасная вещь».

Если же вы прочли, скажем, «Как слушать музыку» мистера Крегбиля (есть в любой книжной лавке по цене меньше места в Альгамбре и содержит фотографии всех инструментов и схемы рассадки оркестра), то на очередной променад-концерт вы пойдете с удивительно возросшим интересом. Оркестр предстанет перед вами не как запутанная мешанина, но как изумительно гармоничный организм, чьи различные группы участников имеют каждая свою необходимую функцию. Вы будете следить за инструментами и вслушиваться в их звуки. Вы будете знать, какая пропасть отделяет валторну от английского рожка, и будете понимать, почему жалованье гобоиста выше, чем у скрипача, хотя скрипка гораздо более трудный инструмент. Вы будете жить во время концерта, тогда как прежде лишь существовали в состоянии блаженной вялости, как младенец, глядящий на блестящий предмет.

Можно заложить основы подлинных, систематических знаний о музыке. Вы можете сосредоточить свои изыскания на определенной музыкальной форме (такой как симфония) или на работах определенного композитора. По прошествии сорока восьми недель по три коротких вечера каждая, в сочетании с изучением программ и посещением концертов, избранных на основании ваших возросших знаний, вы действительно будете что-то знать о музыке, хотя бы вы были все так же далеки от исполнения «Молитвы девы» на фортепиано.

«Но я ненавижу музыку!» — скажете вы. Мой дорогой сэр, я уважаю вас.

Сказанное о музыке относится и к прочим искусствам. Я мог бы упомянуть «Как рассматривать картины» мистера Клермона Витта или «Как разбираться в архитектуре» мистера Рассела Стергиса для начала (только начала) систематического оживления знаний в других искусствах, материал для изучения которых изобилует в Лондоне.

«Я ненавижу всякие искусства!» — скажете вы. Мой дорогой сэр, я уважаю вас все больше и больше.

Я разберу ваш случай далее, прежде чем перейти к литературе.

X Ничто в жизни не банально

Искусство великая вещь. Но не величайшая. Важнейшим из всех восприятий является постоянное восприятие причин и следствий — другими словами, восприятие непрерывного становления вселенной — другими словами, восприятие хода эволюции. Когда человек совершенно проникся главенствующей истиной, что ничего не случается без причины, он растет не только с широтой мысли, но и с широкой душой.

Тяжело, когда у вас крадут часы, но вы рассуждаете, что вор стал вором в силу наследственных факторов и влияний среды, каковые интересны, поскольку подлежат научному исследованию; и вы покупаете другие часы если не с радостью, то во всяком случае с философским настроем, исключающим горечь. В ходе изучения причин и следствий вы утрачиваете тот абсурдный дух, с которым многие люди постоянно испытывают потрясение и боль от причуд жизни. Такие люди живут среди человеческой природы, словно это чужая страна, полная ужасных чужих обычаев. Но в зрелом возрасте должно быть стыдно быть чужаком в чужом краю!

Исследование причин и следствий, уменьшая болезненность жизни, делает ее живописней. Тот, для кого эволюция только слово, смотрит на море как на грандиозное, однообразное зрелище, которое можно наблюдать в августе за три шиллинга. Человек, прошикшийся идеей становления, непрерывности причин и следствий, видит в море элемент, который позавчера в геологическом масштабе был паром, вчера кипел, а завтра неминуемо станет льдом.