Валентина Антипина - Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

• Название: Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
• Автор: Валентина Антипина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02812-0

Далеко не всегда мы знаем, что стоит за произведениями знакомых и любимых нами писателей. У каждого из них — своя жизнь, со всеми ее человеческими проблемами и заботами, переживаниями, радостями и несчастьями. Работа Валентины Антипиной исследует материальные обстоятельства, условия жизни и быта целой плеяды советских писателей начала тридцатых — середины пятидесятых годов минувшего столетия. Несмотря на увлекательный характер книги, написана она на сугубо научной основе, что придает ей особую ценность. Ведь история повседневности сравнительно недавно стала выделяться в самостоятельное научное направление, главным объектом изучения которого является человек во всем многообразии его жизненных проявлений. Реконструкция человеческого опыта особенно важна для дальнейшего осмысления нашего прошлого, особенно советской эпохи.

Основное внимание в книге уделено обстоятельствам жизни и деятельности писателей Москвы, отчасти — Ленинграда и периферии. В ней впервые публикуется большое количество архивных материалов и фотодокументов. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей.

---

Обращаясь в Правление ССП, описывает условия своей жизни С. Вашинцев: «Я с семьей (6 человек), из них трое маленьких детей, живу в двух комнатах, в общей многонаселенной квартире, без удобств… Все дети у меня музыканты (учатся в Центральной детской музыкальной школе при консерватории), с утра до позднего вечера скрипка сменяет виолончель, виолончель рояль»[281].

В письме на имя председателя ревизионной комиссии Литфонда Ф. Березовского «историю своих бедствий» поведал Н. Куробин. Еще в 1931 году он и его семья (мать, жена и двое детей) получили в доме Герцена в качестве квартиры бывшую кухню — с кафельными стенами, каменным полом и одним небольшим окном. Спустя несколько месяцев из-за постоянной сырости и холода жена Куробина заболела воспалением легких, перешедшим в хронический плеврит, сын получил хронический бронхит, а дочка после перенесенной скарлатины стала терять слух. Через год домоуправление удосужилось настелить деревянный пол. В 1935 году пол был покрашен, а потолок побелен. Побелка держалась недолго, так как вскоре половина потолка рухнула. К счастью, обошлось без жертв: сам литератор отсутствовал, его мать и жена возились в передней, а дети рисовали у окна. Хозяева дома переполошились — прибежал комендант дома, на легковой машине примчались из Союза писателей директор административно-хозяйственного управления Клейменов и инженер Дмитриев. Клейменов пожал руку хозяину дома и поздравил с благополучным исходом.

Рухнувший потолок починили весьма оригинальным способом: посреди комнаты поставили два столба с перекладиной и окрасили их в «дикий бордово-гробовый цвет». Сын литератора к тому времени уже выучился грамоте и, читая иллюстрированного Пушкина, он нашел точное изображение этого «украшения жилища» на картинке к «Капитанской дочке». Там это сооружение называлось виселицей. Когда к Куробину вновь зашел Клейменов, чтобы посмотреть на результаты ремонта, мальчик показал ему свое открытие. Взрослые тактично промолчали. Находчивый администратор нашел выход из щекотливого положения — «виселица» была усовершенствована: к ней добавили третий столб, а все сооружение перекрасили в нежно-голубой цвет.

Жизнь в преобразованном жилище продолжалась. Под полом находился постоянно подтопленный подвал, с потолка текло, две стены были глухие, в третьей небольшое окошко, а к четвертой примыкали сразу четыре уборных: три сбоку и одна сверху. Деятельность последних вызывала у литератора поэтические ассоциации:

День и ночь бежит Арагва
Неустанно по камням…[282]

В 1938 году проблемы ССП с обеспечением жильем писателей еще более обострились. В СССР из Германии иммигрировала большая группа писателей-антифашистов. Первоначально некоторые из них занимали жилье уехавших в командировку, но затем их перестали селить в комнатах, освободившихся только на время. Другие жили в гостиницах и вынуждены были платить за них огромные деньги. Из-за этого они не могли заниматься настоящей творческой работой и брались за любую поденщину. Поэтому руководство Союза писателей обратилось к председателю Моссовета И. Сидорову с просьбой дать жилищному отделу распоряжение о выделении немецким писателям-иммигрантам четырнадцати комнат[283].

В 1939 году группа писателей, проживающих в доме по Лаврушинскому переулку, обратилась с письмом к А. Фадееву. В нем писатели жаловались на то, что дом был сдан с многочисленными недоделками. За два года, прошедших со времени заселения, недостатки так и не устранили: территория оставалась неблагоустроенной, не было произведено необходимого ремонта, двери рассохлись, балконы не достроили. В результате этого дом начал разрушаться. Авторы письма опасались повторения ситуации, когда зимой случилось более двадцати аварий, не считая мелких поломок, которые жильцы дома ликвидировали своими силами[284].

Еще в 1936 году жаловалась на свои жилищные условия М. Шагинян: «Фактически год и два месяца я живу в одной комнате с сестрой, тяжелой душевной больной — это знает тов. Щербаков, и когда он говорит, что помогает мне, т. е. мне обещана квартира в пространстве и достройка дачи в пространстве, а дача не достроена, квартира не дана, и это положение длится год и два месяца, и все-таки я в это время заканчиваю книгу, выполняю общественную работу и не жалуюсь» [285]. Лишь 20 февраля 1940 года Президиум Правления ССП постановил ввиду исключительно тяжелого положения писательницы, длящегося в течение шести лет, нарушить общее положение о размерах ссуды и предложил Правлению Литфонда выдать ей 25 тысяч рублей сроком на два года под гарантии договоров[286]. На эти деньги предполагалось купить квартиру для ее сестры.

Свои жилищные проблемы писатели решали по-разному. Те, кто по тем или иным причинам не мог приобрести отдельное жилье, пытались приспособить для работы то, что имели. Например, А. Платонов, когда вырос его сын и в доме стало больше гостей и шума, выбросил из ванной комнаты ванну и сделал там свой кабинет, а мыться ходил в баню[287]. Ленинградский писатель Г. Гор в тридцатых годах выбрал, по словам Л. Добычина, свой оригинальный способ борьбы за жизненное пространство: «У Гора тесно, мешают дети. И вот он садится за стол, берет палку в левую руку и, не глядя, машет ею за спиной, отгоняя детей, а правой пишет»[288].

Любопытна история приобретения жилья И. Бабелем. В середине тридцатых годов он жил в одной квартире с австрийским инженером Б. Штайнером. Тот возглавлял представительство фирмы «Эрин», торговавшей электрическим оборудованием в СССР, и жил в квартире вместе с другими сотрудниками этой же фирмы. Но затем в СССР остался лишь один представитель фирмы. Опасаясь «уплотнения», тот стал искать себе компаньона. Об этом узнала Л. Сейфуллина и порекомендовала ему в этом качестве Бабеля[289].

Из-за нерешенных проблем с жильем некоторые литераторы не могли наладить нормальную семейную жизнь. Т. Фоог-Стоянова вспоминала о взаимоотношениях своей матери и В. Пяста: «Мама же месяцами бывала в Москве. Там они ютились, снимая комнаты, то на Солянке, то на Мясницкой. Если мамы не было, всегда был для Пяста угол у С. Н. Бернштейна в Столешниковом переулке. Последний год они снимали полдомика у какого-то железнодорожника в Голицыне»[290].

То, что у некоторых писателей были многокомнатные квартиры, не должно вводить нас в заблуждение, так как размер этих комнат был зачастую крохотным. Например, А. Новиков-Прибой имел четыре комнаты: «Войдя с лестничной площадки в квартиру, посетитель попадал в маленькую квадратную прихожую, узкий коридорчик, который вел в крохотную кухоньку, где находилась газовая плита — невиданное чудо того времени — и небольшой кухонный столик у окна. Стеклянная дверь, расположенная в правой стене прихожей, соединяла прихожую с другим коротким коридором. В него выходили четыре двери: одна из комнаты моего старшего брата Анатолия (А. Новикова, сына писателя. — В. А.), другая, напротив, из столовой и две рядом — из темной ванной комнаты и проходного кабинета отца, за которым располагалась спальня. Все комнаты были крохотными, по одному окну, но очень уютными, хотя и обставлены скромно»[291].

Представляют интерес описания внутреннего убранства жилищ писателей, их интерьеров. Из мемуаров литераторов, их родственников и близких знакомых видно, что многих писателей не очень волновали условия быта и обстановка жилья. Это касалось и элиты, которая, безусловно, могла себе многое позволить. В квартирах писателей, относящихся к быту с безразличием, изящную обстановку нередко создавали их жены. Так, по воспоминаниям современников, «трехкомнатная квартира Булгаковых была очень красива, со вкусом обставлена. Главным образом мебелью красного дерева. На обеденном столе — синий с позолотой старинный сервиз»[292]. Чтобы позволить своей семье подобный образ жизни, М. Булгаков брался за любую подработку.

На обстановку жилища писателя влияли его увлечения. Например, в комнате, где в тридцатые годы жил А. Чапыгин, стоял верстак, так как писатель любил заниматься ремеслом[293].

Увлечение отразилось и на интерьере жилища Э. Багрицкого: «Он позвал нас в более чем скромно обставленную комнату, где стоял большой, густо населенный аквариум. Пододвинув табурет и сбросив с одной ноги туфлю, чтобы поджать ногу под себя, Эдуард Георгиевич сел и принялся говорить с нами о своих рыбах. Это был поэтический, увлеченный рассказ, пересыпанный юмором и грустью»[294].

Квартиры некоторых писателей были скромными. Л. Жариков вспоминает о посещении Н. Ляшко в конце сороковых годов: «В столовой — простой деревянный стол, покрытый клеенкой, вокруг стола — разнокалиберные венские стулья. В углу, у стены, — дубовый буфет, за стеклами которого видна была обычная посуда». В кабинете «у окна стоял невзрачный с виду письменный стол с заштопанной в двух местах черной клеенкой. На столе не было ничего, кроме пузырька с чернилами, дешевой ученической ручки и стопки бумаги, нарезанной четвертушками. На высоких стенах кабинета не было никаких украшений, кроме небольшого портрета Гоголя над письменным столом и картины Беляницкого-Бирюли „Зимний пейзаж“»[295].