Валентина Антипина - Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

• Название: Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
• Автор: Валентина Антипина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02812-0

Далеко не всегда мы знаем, что стоит за произведениями знакомых и любимых нами писателей. У каждого из них — своя жизнь, со всеми ее человеческими проблемами и заботами, переживаниями, радостями и несчастьями. Работа Валентины Антипиной исследует материальные обстоятельства, условия жизни и быта целой плеяды советских писателей начала тридцатых — середины пятидесятых годов минувшего столетия. Несмотря на увлекательный характер книги, написана она на сугубо научной основе, что придает ей особую ценность. Ведь история повседневности сравнительно недавно стала выделяться в самостоятельное научное направление, главным объектом изучения которого является человек во всем многообразии его жизненных проявлений. Реконструкция человеческого опыта особенно важна для дальнейшего осмысления нашего прошлого, особенно советской эпохи.

Основное внимание в книге уделено обстоятельствам жизни и деятельности писателей Москвы, отчасти — Ленинграда и периферии. В ней впервые публикуется большое количество архивных материалов и фотодокументов. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей.

---

3) «…Жены-консультанты по вопросам общественного поведения мужа, налаживания его связей, отношений, карьеры. Все знают, необыкновенно деловые»[817].

За что писатели ценили своих жен? По наблюдениям того же К. Ваншенкина, за понимание и замечательный вкус: «А суть понимания и вкуса одна — хвалит!»

В повседневной и творческой жизни писателей их жены часто играли неоценимую роль. «Великим счастьем для существования и творчества Н. Глазкова, — как считал Р. Заславский, — явился его второй брак Умная и проницательная женщина, прекрасно понявшая, с кем она связала свою судьбу, Росина [Глазкова] была и другом, и помощником. Она не подделывалась под Глазкова, она умела многое осторожно корректировать в нем, разумно оберегая от всего случайного, ненужного, создавая незаметно — при любых трудностях — тот душевный и бытовой минимум-комфорт, в котором Глазков, сам того, может быть, не зная, так нуждался»[818]. В воспоминаниях о жене В. Шишкова говорится: «Клавдия Михайловна создала уют и нужный комфорт, разумный, спокойный, домашний режим… Она была верной и неутомимой его помощницей: выполняла поручения по собиранию архивных сведений, перечитывала написанные главы и снова их неоднократно переписывала после переработки»[819].

Т. Иванова рассказывала о своей помощи мужу: «На моих руках был дом, потом появилось два дома — московская квартира и переделкинская зимняя дача; хозяйство, машина… воспитание троих детей, которых мне, в какие-то периоды, самой и обучать приходилось…

Сфера моей помощи ему все расширялась. Сперва я выполняла обычные секретарские обязанности. В редакции ходила или относя туда рукописи, или за получением гонораров…

На мою долю уже выпало заключать договоры и даже беседовать с редакторами о требуемых переделках»[820].

Некоторые литераторы считали, что без жен вряд ли было возможно их творчество. Среди таких, например, был А. Прокофьев[821].

Но случалось, что жены, которые были превосходными хозяйками и давали возможность мужьям работать, не отвлекаясь на мелочи быта, не могли полностью удовлетворить другую их потребность — в духовном общении. А. Бек вспоминал о жене А. Твардовского: «Да, Маня настолько добросовестна, самоотверженна, что всю себя вложила в семью, в обслуживание, в воспитание и страдает от этого и не может скрыть, что страдает… Она тяжела, тяжелый характер.

Это верный, лучший друг Твардовского, но не друг интеллектуальный. Он все-таки с ней как взрослый с ребенком. А как он любит говорить, повторяя слова Родена, „интеллектуальная дружба самая сильная“»[822].

Как и в довоенное время, жены писателей по-прежнему продолжали жаловаться руководству писательской организации на поведение своих мужей. После войны резко изменилась демографическая ситуация в обществе, и немолодые писатели получили возможность «поменять одну старую жену сорока лет на две по двадцать». Но такой юмор писательские жены не воспринимали — часто им было не до смеха.

З. Пастернак вспоминала: «После войны начался повальный разврат. В нашем писательском обществе стали бросать старых жен и менять на молоденьких, а молоденькие шли на это за неимением женихов. Первым бросил жену Вирта, потом Шкловский, Паустовский и т. д., покушались кругом и на Борю. Молоденькие девушки из Скрябинского музея окружили его поклонением. Засыпали его любовными письмами и досаждали ему навязчивыми визитами. Почему-то всех их он, шутя, называл балеринами. Ему мешали работать, подчас он на них сердился и выставлял меня, как цербера, охранять его от визитов»[823].

В 1948 году А. Фадееву пришло письмо от Т. Липатовой — жены писателя Б. Липатова, в котором она рассказывала о своей семейной жизни[824]. Она вышла замуж в 1940 году в возрасте девятнадцати лет. В первое время молодые жили в Ленинграде, в начале войны эвакуировались в Красноярск. После войны супруги приехали в Москву и жили там, не имея своей жилплощади, на случайных квартирах. Жена писателя сообщала о том, что в семье, состоявшей из мужа, их двухлетнего ребенка, матери и бабушки мужа, жить стало невозможно. Свекровь постоянно издевалась над невесткой. Т. Липатова была вынуждена сама делать всю работу по хозяйству — убирала, стирала, готовила еду и мыла посуду, при этом она не имела права ничем распоряжаться и даже воспитывать собственного ребенка. Когда она все же посмела вмешаться в его воспитание, то была избита мужем на глазах у соседей.

Союз писателей провел расследование обстоятельств дела, и факты, изложенные в письме, подтвердились. В связи с этим вышло постановление Секретариата ССП, в котором признавалось необходимым «потребовать от Липатова решительно пересмотреть свое поведение в быту, осознать свою ответственность перед обществом и впредь не допускать явлений, позорящих честь советского литератора»[825]. Б. Липатову было вынесено строгое общественное порицание с предупреждением, что в случае повторения подобного поведения его автоматически исключат из рядов Союза писателей. Кроме того, комнату, которую занимал писатель в Переделкине, передали его жене и сыну. Приняли также решение помочь Т. Липатовой устроиться на работу.

Разбор этого дела и публичная огласка подробностей семейного быта сильно повлияли на Б. Липатова. Он утверждал, что «факт общественного разбора» этого проступка «неизгладимо отложился» в его сознании. Писатель признавал, что общественное порицание было вынесено ему совершенно справедливо, но замечал, что его действия «не лежали ни в злой воле, ни в намерениях». В мае 1949 года он обращался в Секретариат Союза писателей с просьбой вернуть ему «моральное доверие»[826].

Не следует думать, что во всех писательских семьях существовали сложные проблемы. Сохранились воспоминания о гармоничных отношениях в семье М. Шолохова: «Нужно заметить, что в семье у них отношения сложились совершенно особенные. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь повысил голос, все понимали друг друга с полуслова. Дети всегда были очень внимательны к родителям, авторитет Михаила Александровича у них был непререкаем. Для детей оставался он просто отцом, а не известным всему миру писателем.

Детей у Шолохова четверо. Два сына — Александр и Михаил, и две дочери — Светлана и Мария. Отец очень добр со всеми. Иногда случалось, что кто-нибудь из них напроказничает — дети есть дети, — но никаких окриков, никакой ругани со стороны родителей, тем более — никаких шлепков и ремней. Михаил Александрович наказывал молчанием»[827].

Акты вскрывали страшные вещи

Общественная активность жен писателей нашла свой выход в работе с детьми из семей литераторов и в организации помощи детям, чьи отцы погибли в годы войны.

28 ноября 1946 года Правление Литфонда постановило закрыть литфондовский детский сад. Надо сказать, что писатели в целом были довольны его работой: «За 11 лет своего существования он приобрел заслуженную репутацию образцового детсада, который смог обеспечить детям хорошие материальные условия наряду с превосходно поставленным советским воспитанием». Группа писателей считала это постановление «принципиально недопустимым, политически неправильным и противоречащим всем указаниям партии и правительства»[828]. Они просили А. Фадеева пересмотреть это решение. Обращение литераторов к руководству Союза писателей во многом инициировали их жены.

В 1947 году по инициативе писательской организации был организован Комитет помощи детям-сиротам погибших воинов Отечественной войны. Его председателем являлся С. Маршак, заместителем председателя — А. Барто. Из литераторов в Комитет входили такие писатели, как С. Михалков, П. Вершигора, Л. Кассиль, Семенов, М. Алигер, А. Твардовский, И. Эренбург. Комитет собирал средства из взносов Литературного, Художественного, Архитектурного и Музыкального фондов, ВУОАП и издательства «Советский писатель». Всего за 1947 год было собрано свыше 700 тысяч рублей, из которых 400 тысяч было израсходовано на оказание помощи сиротам, проживающим в Москве. На эти средства были приобретены и разосланы по детским домам библиотечки, оказана денежная помощь детям Курской области и Удмуртии. Московским детям приобретали путевки в пионерлагеря и санатории, выделяли деньги на покупку обуви и одежды, оплачивали обеды в детских столовых[829].

При Комитете образовалась общественная комиссия, которая вела работу в контакте с городскими и районными отделами народного образования и устанавливала непосредственную и постоянную связь с подопечными ребятами. Руководила ею Т. Иванова при широкой поддержке писательских жен. З. Пастернак вспоминала, что «работать в комиссии было очень интересно. Мы переселяли детей из сырых подвалов в сухие комнаты, устраивали кое-кого в детские дома…»[830]. Ее муж Б. Пастернак один из немногих, кто поощрял общественную активность жены. Но деятельность комиссии продлилась не долго. И дело тут было вовсе не в том, что общественницы устали заниматься столь непростым делом.