Михаил Бейлин - Не был, не состоял, не привлекался

• Название: Не был, не состоял, не привлекался
• Автор: Михаил Бейлин
• Издательство: Человек
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-903508-38-9

В этой книге известного шахматного мастера и литератора, заслуженного тренера России, заслуженного работника физической культуры М. Бейлина собраны короткие рассказы, которые составляют своеобразную мозаику о жизни автора, о времени, о многом, что увидел шахматист и литератор на долгом жизненном пути.

Для широкого круга читателей.

---

Еще в доме поселили девочек с какого-то швейного предприятия. Молодые девочки не выражали какого-либо неудовольствия по поводу работы в деревне, так как колхоз обеспечивал за помощь самыми незамысловатыми продуктами, а дома шла зарплата и увеличивалась возможность приобретения колготок, либо других необходимых девочкам вещей.

Пейзаж Морчугов несколько разнообразили оправа очков Бориса, золоченая, и моя – роговая. Председатель колхоза с нами вежливо здоровался. Выглядел он грустным и немного подавленным. Мы узнали, что он демобилизованный полковник, что он послан для подъема сельского хозяйства. Тогда это было достаточно распространено, печатались даже сердцещипательные романы, о том, как удачно расцветали бывшие отцы-командиры на колхозном поле, и как счастливо складывалась их личная жизнь.

Перед правлением колхоза стоял фанерный щит с социалистическими обязательствами колхоза. В нем предусматривались детали. К примеру, число яиц, которое должна в год снести каждая несушка. Число было мизерное, курам на смех. Однако колхоз все равно отставал и председатель огорчался.

Наши соседки – девчонки относились к нам уважительно. Еще бы – старики на их взгляд, в очках и так далее. Одна девочка по имени Рая как-то специально для нас вскипятила воду и помогла помыть головы. А когда я оказался с ней в кузове грузовика, в который из комбайна грузили на ходу царицу полей – кукурузу, Рая своевременно и молниеносно пригнула мою голову, предотвратив травму. Железный желоб хедера (так, кажется, называется эта штука) проехал над моею головой.

Шофер этого нашего грузовика тоже был москвичом, мобилизованным и призванным, как говорил поэт. Незадолго до этого эпизода он, после того как мы с Борисом прокатились по соседним селениям в качестве резервных грузчиков, сказал нам, что вечером пойдет на блядку. Грузить нам с Борисом ничего не пришлось, но шофер и Иван Михайлович заходили в какие-то дома и видно было, что слегка нагрузились.

Хотя шофер по имени Петр был мал ростом и неказист, но судьба ему благоволила. Он познакомился с нашей соседкой Раей, тоже далеко не писаной красавицей, и они серьезно подружились.

Работой нас с Борисом не переутомляли. Он находил удовольствие вставать чуть свет и удить незнамо что в какой-то луже. Ему нравилось наблюдать различную скотину, а бык производитель с красными глазами и стальным кольцом в носу вообще восхищал его.

Однажды мы сказали Ивану Михайловичу, что надо бы съездить в Москву, помыться, как следует. Он разрешил сделать это послезавтра, а на завтра поручил нам полить лук в теплице. Работенка была плевая, в теплице имелся водопровод и шланги. Мы упражнялись недолго, но Иван Михайлович сказал, что он нами очень доволен. Он был инвалидом, на фронте потерял руку, получал за работу копейки и говорил, что кому-то надо быть бригадиром. По утрам, после обхода домов, он делал перерыв, переводил дыхание после приема в некоторых домах порций самогона.

Вечера наступали рано, мы иногда собирались компаниями с другими сотрудниками нашего издательства и не теряли бодрости духа, гуляя по густой пыли темных улочек. Погода благоприятствовала и дни летели. Настал день отъезда. Запомнился базарчик на станции. Собственно это были недлинные доски на деревянных ножках и деревянная лавка для двух-трех продавцов зеленого лука и чего-то еще.

Посильную помощь Кривандинскому району мы оказали сполна, а в редакции меня ждала рукопись «Курс дебютов». Я мог наслаждаться шахматными вариантами не спеша. Оказалось, что план можно корректировать, существует такой маневр. Поэтому ущерб издательству не был нанесен.

Единственно, международный турнир в Сочи обошелся без моего судейства, но Сочи я позже видел не раз, а сельское хозяйство больше не нуждалось в моей помощи, чего нельзя сказать об овощных базах.

Память

Моя память начинает звучать, невпопад, конечно. Она так ведет себя часто. Почему? Потому, что она богата, я напитал ее. Память гуляет сама по себе. Это ее закон.

Я вижу Вильнюс двадцать лет тому назад. Высоко над городом солнце. Яркое и незлое солнце конца лета. Выше всего города – освещенный солнцем холм Гедиминаса. Пилес Гедимино – замок знаменитого князя. Над замком красный флаг Победы. И мы поднимаемся на холм, мы осматриваем средневековые развалины, дорогие камни истории. Сверху видна главная улица города, она – как вогнутая дуга. И совсем незаметны тени. По улице строем маршируют курсанты и громко поют:

Непобедимая и легендарная,
В боях познавшая радость побед…

Мы не слышим слов песни, но знаем это наверняка. Курсанты проходят по главной улице утром и вечером и все с той же песней.

С нами на холм не пошел Женя. Мы – мальчишки, нам далеко до тридцати, а ему почти сорок. На нем элегантный клетчатый пиджак, иногда на лице появляются темные очки, которым позднее суждено войти в моду. У Жени фигура сошедшего с ринга полутяжеловеса. Так оно и есть. У него холеные белые руки и массивные запястья. Он говорит:

– Вот вам и заниматься девочками, а я уже старый пес.

И радостно смеется. И все безукоризненно: зубы и пробор, а букву «р» произносит с французским грассированием.

Мы ему, конечно, не верим. Девочки тоже.

По утрам Женя любит поздно вставать. Песня курсантов его будит. И он выходит на улицу из гостиницы «Интурист» в полной боевой форме, в темных очках, и объясняется с курсантским командиром, грассируя как француз, и добавляя несколько французский слов. Он бы мог и одними французскими говорить, да, надо думать, тогда было бы непонятно. Командир поверил, и после того разговора курсанты по утрам, проходя перед гостиницей «Интурист», не будили иностранцев громкой песней.

С холма видно большое здание Дома офицеров. Это дворец, он хорошо нам знаком. Там огромный зал с удивительным паркетом. Будто бы там танцевал Наполеон, когда шел на Москву.

Пройдут годы, и я попаду в Витебск. И друг детства, медик, который окажется в Витебске заведующим кафедрой, провожая меня ранним утром, покажет на большой дом и скажет:

– Здесь танцевал Наполеон, когда шел на Москву.

Наполеон, Наполеон, наполеоновские войны… Кодекс Наполеона, пирожное «наполеон»… Оказывается, он повсеместно танцевал…

Многое застревает в памяти, даже то, чего не видел. Гедимин и Ольгерд, Ядвига сочеталась браком с Ягайлой, Наполеон шел на Москву… По Можайскому шоссе… Мимо нашей дачи. А танцевал ли он в Москве? Обошелся несколькими афоризмами да засунул руку за борт сюртука? На нем треугольная шляпа и серый походный сюртук.

А какой титул весомее – император или генералиссимус?

Еще с холма видны развалины гетто. Это совсем новейшая история. Ее я вижу и не знаю. Не знал тогда даже, что в гетто было восстание.

Походы, войны, унии, союзы, город и развалины – все отчетливо видно под честным августовским солнцем.

А правду ли говорил Женя о нас и о девчонках?

Мы сидим в ресторане. Я, Юра, Володя и Лев Павлович. Нас обслуживает белокурая и крупная девица. Мы пьем водку, ради удовольствия и порядка ради. И иногда говорим девице любезные слова, не обременяя фраз логической нагрузкой. А Юра договаривается с ней встретиться назавтра, когда мы собираемся кататься по Вилие на байдарках. Девушке двадцать восемь лет. Она соглашается, без тени неохоты. И не приходит. Тогда Володя скажет плоскую шутку. И все будут смеяться.

Отчаянно шумит в голове водка, когда выходишь из ресторана. И выход какой-то не такой – длиннющий подъезд. Кто-то играет на гармошке в этом подъезде, а пьяноватый блондин кружится, танцует. Вдруг он останавливается около нас и спрашивает:

– А ты во власовской армии служил?

– ???

– А я – служил! Поручником!

И снова гармошка, и снова кружится веселый бывший поручник, или же просто врун.

У подножья холма Гедиминаса гадает цыганка:

– Молодой, красивый, хороший! Давай погадаю! Что было, что будет – всю правду расскажу.

– Юра! Давай ты.

– Я не могу, я комсомолец. Давай лучше я заплачу, а Володьке пусть гадает.

Бедная цыганка пыжится угадать, зачем мы сюда приехали. Здоровые ребята, болтаются в будний день без дела… Поди сообрази, что мы приехали на шахматный турнир.

Да, нас собрали шахматы. И никакая цыганка не сможет угадать, что Юра и Володя станут гроссмейстерами, что Лев Павлович забросит свою бухгалтерию и станет шахматным судьей. Что будет он пить фужер водки и запивать рюмкой нарзана. Что Женя исполнит предсказание своей матери о том, что в их роду мужчины живут либо долго, либо умирают пятидесяти лет. И он, побывав на своем веку инженером, шахматистом, знаменитым преферансистом, соберется стать писателем и успеет, да только в пятьдесят два года умрет от инфаркта, на пороге признания.