Михаил Бейлин - Не был, не состоял, не привлекался

• Название: Не был, не состоял, не привлекался
• Автор: Михаил Бейлин
• Издательство: Человек
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-903508-38-9

В этой книге известного шахматного мастера и литератора, заслуженного тренера России, заслуженного работника физической культуры М. Бейлина собраны короткие рассказы, которые составляют своеобразную мозаику о жизни автора, о времени, о многом, что увидел шахматист и литератор на долгом жизненном пути.

Для широкого круга читателей.

---

Телевидение и бумага, которая все терпит, методично впаривают радужные надежды желающим. Есть, конечно, недоверчивые. Они либо участвовать в выборах не хотят, либо голосуют против всех. Между тем, известно, что выборы не только прямые и равные, но, главное, тайные. Случается, и голоса подсчитывают тайно. Как к выборам относиться? Быть может, попытаться обобщить то, что знаешь, и набросать простенькую схемку? За всеобъемлющую схему браться не надо. (Пусть такими делами занимаются Маркс, Солженицын и некоторые другие). Сделаем попытку.

Большинство царей и все вожди искренне любили власть. Можно сказать, до боли сильно. И, естественно, старались ее укреплять и расширять. Нередко с ужасающими результатами. На кой черт было Николаю затевать войну с японцами? Да еще на чужом поле, как говорится. Получил одну революцию. Не угомонился и влез в войну с двоюродным братом. Получил вторую. С гражданской войной в придачу. Погубил свою семью и миллионы людей.

Гитлер захотел стать властелином мира – погибли миллионы. В том числе немцы. Между прочим, клялся их осчастливить, и они за него голосовали.

Наш генсек, в согласии со своими коллегами-стариками, погнал армию в Афганистан. Погибли сотни тысяч афганцев, хотя они прежде никогда воевать с нами не собирались. Страну разорили. Наших солдатиков много тысяч погибло. Такой вот получился интернациональный долг.

Однажды нашему народу привалило неожиданное счастье. Сказочное наследство – неограниченную власть получил Михаил Сергеевич. Ему бы, прежде всего, власть укрепить, а он попытался поймать синюю птицу – всеобщее благоденствие. Получилось, как у ученика чародея. Вызвал таких монстров, что они его свергли. Правда, и несколько раньше простые люди замечали, что он склонен к фантазиям. Однажды, к примеру, порекомендовал конструкторам и инженерам делать такие автомобили, чтобы они были лучше импортных. Та еще задачка. На заводе рабочему как-то задал вопрос – согласился бы тот работать на капиталиста? Надеялся, что работяга против эксплуатации. Оказалось, что рабочему размер зарплаты гораздо важнее, чем теория прибавочной стоимости. Не повезло Михаилу Сергеевичу. И, что важно, наследничка себе не подготовил.

То ли дело Борис Николаевич! Для начала почти всех убедил, что желает всеобщего равенства и братства. Для убедительности ездил на трамвае в районную поликлинику к простым врачам. Как все. Но тем временем решал главную задачу – стать самодержцем. На манер царя всея Руси. Чтобы это получилось, предложил своим провинциальным братцам соблазнительный вариант: берите власти сколько сможете! Идея немедленно овладела сознанием номенклатурных масс. Появилось множество министров, депутатов, генералов, послов и миллионеров. Попутно также взяточников, мошенников и киллеров. Одним словом, элиты. Поначалу народ все-таки обрадовался. Понадеялся, что нашлась короткая дорожка к всеобщему счастью. Голосовал и за сохранение нерушимого Советского Союза, и за его ликвидацию.

С достижением всеобщего счастья, правда, получились затруднения. Чтобы не было сомнений в том, что это временно, Борис Николаевич однажды пообещал, если что – на рельсы лечь. Но ведь мы же не людоеды какие-нибудь. Так что можно не ложиться.

Многое Борис Николаевич делал отлично. И извинялся перед людьми в особых случаях. А во время выборов вместо того, чтобы взять бюллетень и сердечко подлечить, для общего удовольствия на эстраде с молодежью отплясывал. Твист, кажется.

Позже выяснилось, что Борис Николаевич материалист не в философском смысле. Мода на материалистов-атеистов прошла. А нынче не материализм, а материальные ценности надо уважать. Не забывать о помощниках, родственниках и близких. О семье, одним словом.

Бывшему президенту пенсию назначил. Скромненькую. Элитные пенсии позднее завели для особо достойных.

Утомившись от трудов праведных, подобрал себе наследника. Исключительно удачно. Наследник тверд в том, что демократией надо управлять. Не забывать поворачивать дышло закона в нужном направлении. Знает, что главное из искусств сейчас вовсе не кино, а телевидение. Оно любому другому искусству даст сто очков вперед. Большие войны – занятие для идиотов. Наука и техника в наше время к ним не располагает. А маленькая война, так сказать вялотекущая, это вроде как пиявки для гипертоника. Кровь, конечно, отсасывается, но не слишком много. Зато организм взбадривается. Некоторые умные люди даже говорили, что война такого сорта укрепляет и оздоровляет армию.

Схемка получилась, пожалуй, слишком простая. Я слышал, будто Эйнштейн предупреждал, что все следует объяснять максимально просто, но не слишком просто. Увы, это очень трудно.

В природе дураков, вероятно, больше, чем умных. Нельзя исключить, что выбор может получиться соответственный. Такое случалось.

Голосовать все-таки хочется. Хотя голосуй, не голосуй…

Северяне

Отец приехал из командировки в Архангельск, он был лесником, там, в области, строили какие-то лесозаводы, поэтому он ездил на Север часто. Он рассказал, что в архангельской гостинице, отапливаемой печами, рано утром по коридорам бегал истопник, разнося охапки дров, и громко при этом декламировал: «P-раньше можно было / А теперь нельзя! / P-раньше можно было / А теперь нельзя!».

Хотя истопник не объяснял, что было можно и что нельзя, но отец полагал, что он из раскулаченных. Отец делал попытки с ним поговорить, давал закурить, но истопник молчал. Похоже было, что он пострадал психически.

Возвращаясь из очередной командировки, отец непременно вспоминал об истопнике и говорил: «Кричит „Р-раньше можно было… А то как же, цел мужик“». Потом он приехал и сказал, что истопник исчез, куда, неизвестно. Судьба и внешность этого человека были мне неведомы, однако образ глубоко проник в память и остался в ней на всю жизнь, так же, как черты товарищей отца, с которыми он познакомился на Севере, приезжавших изредка в Москву и останавливавшихся у нас.

Иосиф Николаевич работал директором лесозавода. Светловолосый, с обветренным лицом, молчаливый, основательный, он был такой, каким обычно представляют северян. Они с отцом любили попить чайку, конечно, из самовара. Покурить. Еще Иосиф Николаевич уважал пуншик. Так ласково он называл крепкий чай с доброй добавкой русской горькой. Иногда он разбегался что-то сказать, однако после «так сказать…» останавливался. Да и это «так сказать» он произносил скороговоркой. Быть может, наедине с отцом он не был столь лаконичен.

Биография у Иосифа Николаевича сложилась нестандартная. В гражданскую войну партизанил на Севере против англичан, был командиром. Англичан прогнали. Его наградили орденом Красного Знамени. Единственным в те годы орденом. Однако награду принять отказался, так как на предложение ехать в дальние края продолжать воевать против белых ответил: «Мы выгнали, пускай те сами выгоняют». Позднее стал членом партии, но орден так и не принял, счел неудобным. Учился в Промакадемии. Женился в партизанскую пору на Юзефе, Юзефе Доминиковне, она тоже была партизанкой. Ладно прожили всю жизнь. Он молчал, а Юзефа Доминиковна говорила за себя, за него и еще дополнительно. Их старший сын Шура учился в Москве в Военном авиационно-техническом училище. Внешне был похож на отца. Он частенько заходил к нам, когда бывали увольнительные. Он был на несколько лет старше меня, но относился ко мне внимательно. Случалось, болел за меня, когда я играл в шахматном блиц-турнире в Парке культуры. Я сыграл удачно, и он был доволен. Дважды мы побывали в театре «Ромэн». Там в спектаклях выступали очаровательные молоденькие артистки. Шура сказал, что надо попытаться познакомиться, но, подумав, авторитетно добавил, что мне рано.

Другой северянин – Иов Иванович – хоть и был настоящим помором, но говорил не умолкая. Он был шумлив и добр. Во время всесоюзной переписи населения, когда почему-то национальность предлагали выбирать по вкусу, он сказал: «Пишите меня норвежином».

Записали. Иов (отец называл его Ёва) говорил, что дед его был норвежином. Вероятно, так и было. Норвежские рыбаки и моряки общались с поморами. Что же касается слова «норвежин», то оно в Ёвиных устах никого не удивляло. Он говорил «диаграфма», вместо диафрагмы, хотя в царской армии служил фельдшером.

В преддверии ежовщины такой выбор национальности мог сыграть роковую роль. Однако пронесло.

Василий Михайлович, тишайший бухгалтер, сказал своей жене: «Не плачь, я все знаю». Он незадолго до этого приезжал в Москву на операцию. Его вскрыли, обнаружили рак, операция запоздала. Ему, как водится, сказали, что все в порядке. Жене сказали правду. Она ухаживала, а Василию Михайловичу становились все хуже. Трудно стало есть, а вернее сказать, принимать пищу. Однажды он отказался от теплого молока, а жена отошла к окну, укрылась за длинной занавеской и тихонько заплакала. До этого Василий Михайлович делал вид, что он про смертельную болезнь ничего не знает. Быть может, думал, что жене от этого легче. Наверно, мало кто способен на такое мужественное поведение.