Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют

• Название: Все девочки взрослеют
• Автор: Дженнифер Уайнер
• Издательство: Эксмо : Домино
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-45720-5

Долгожданное продолжение книги «Хорош в постели»!

Много лет назад Кэнни приобрела скандальную известность, написав роман, основанный на событиях из ее жизни и неожиданно ставший бестселлером. С тех пор она предпочитает творить в жанре приключенческой фантастики и скрывается от публики под псевдонимом. У нее замечательный муж Питер и дочь Джой, и, хотя отношения с дочерью складываются не лучшим образом, в общем и целом Кэнни довольна своей жизнью.

Но все очень осложняется, когда в руки Джой попадает та самая мамина книга, из которой она узнает массу любопытных подробностей об обстоятельствах собственного появления на свет. Девочка приходит в ужас: если верить книге, для матери она была нежеланным ребенком, а настоящий отец сбежал от нее в другую страну. Значит, она никому не нужна?!

Дженнифер Вайнер — один из самых популярных авторов в жанре современной прозы. Ее литературный дебют — роман «Хорош в постели» — сразу стал бестселлером и был издан в 21 стране. Роман «Подальше от тебя» («Чужая роль») экранизирован, в главных ролях — Камерон Диас, Тони Колетт и Ширли Маклейн.

---

— О господи, — пробормотала я. — Губерман.

— Это он? — прошептала Макси, глядя на машину. Она подозвала Саманту, та сощурилась и тоже уставилась на Брюса.

— Прогнать его? — предложила Сэм.

— Нет, — остановила я.

Внезапно мне пришла в голову ужасная мысль.

— О боже! А вдруг он считает, что я готова спать с ним на любых похоронах?

Я засмеялась. Пассажирская дверца распахнулась. Из машины вышла Эмили, изящная как куколка. Она открыла заднюю дверцу и выудила одного из сыновей. Я впилась ногтями в ладони.

— Сейчас разберусь! — Саманта шагнула к двери.

— Нет. Не стоит, все нормально, — заверила я. — Они приехали к Джой.

Я наблюдала, как Брюс берет жену под локоть и ведет к крыльцу. Или тащит? Хотя, может, мне показалось. Я заставила себя подойти и поприветствовать их.

— Кэнни, — кивнул он.

— Брюс, — отозвалась я.

— Мне жаль.

— Жаль, — повторила я как попугай.

Эмили отлепилась от Брюса.

— Я очень сочувствую тебе, — тихо сказала она. — Мальчики!

Эмили наклонилась. С ее ростом это было нетрудно. Старший мальчик убрал видеоигру в карман, а младший, вылитый Брюс, посмотрел на меня и произнес:

— Мне жаль.

Два маленьких мальчика. Два идеальных мальчика. Ах, Питер. У меня снова перехватило дыхание, но я сумела ответить:

— Джой в саду.

Я вытерла глаза и шагнула в сторону, пропуская их.

Через три дня я заставила себя прослушать сорок семь сообщений на автоответчике. Я сидела в гостиной с бокалом вина, закутавшись в голубой халат Питера. Фразы текли мимо. «Мы ужасно расстроились… какой кошмар… чем можем помочь?» Я промокнула слезы. Днем еще ничего, но ночи просто ужасны. Все время вижу его — вот что страшно. Питер выходит из душа с полотенцем на бедрах. Поднимается по лестнице с газетой. Срывает нагретый солнцем помидор с лозы на заднем дворе, режет, солит и протягивает мне половинку. Стоит перед открытым холодильником, словно надеясь, что его содержимое волшебным образом изменится. «Не убирай мое масло», — бросаю я, проходя мимо. Он смотрит на масло, которое я оставила на стойке, и говорит: «Если ты хочешь, чтобы мы умерли от ботулизма, не стану тебе мешать».

«Вернись. Не оставляй меня. Не покидай Джой. Вернись к нам. Вернись домой», — мысленно молю я. Иногда успеваю сказать ему слово или два. Потом он исчезает.

«Если что-нибудь нужно… если мы можем помочь…» Я записываю имена и номера одной из ручек Питера с символикой Филадельфийского университета. Почерк кажется незнакомым, словно руки чужие.

Сорок второе сообщение оставила женщина с высоким приятным голосом.

— Привет, ребята! — весело воскликнула она.

«Наверное, не в курсе», — решила я.

Как и авторы сообщений двадцать два и тридцать (в одном парень хотел продать «Питеру Крушел… Крушла… в общем, хозяину дома» подписку на «Икзэминер», в другом робот спросил, не желаем ли мы застраховать автомобиль в другой компании).

— Это Бетси!

Я не сразу вспомнила, кто такая Бетси, а когда вспомнила, то застонала вслух.

— Слушайте, — продолжала она, — знаю, что нельзя было делать домашний тест. Это неофициально, пока ваш врач не подтвердит, но…

Бетси выдержала паузу. Я затаила дыхание, глядя на стену и вцепившись в ручку и блокнот. «О да, — думала я. — О нет». Я покосилась в сторону. Питер сидел за моим столом и улыбался. «Подожди, — прошептала я, когда он повернулся к окну. — Ради бога, подожди…»

— Поздравляю, мама и папа! — радостно крикнула Бетси.

38

— С первого раза не всегда получается, — заметила мать.

Я снисходительно посмотрела на нее.

— Ты подсадила женщине оплодотворенный эмбрион, и теперь удивляешься, что она беременна? В вашей школе давали уроки сексуальной культуры?

— Ну, если так рассуждать, — пробормотала мать и провела руками по волосам.

Каждое утро мама приводила себя в порядок с большим трудом. Она была нормально одета, но поверх всего красовался папин махровый халат. Дома мама отказывалась из него вылезать. Мне хотелось плакать, когда я видела, как она шаркает по коридору — руки в карманах, подол волочится по полу.

— Мы приготовились к трем попыткам, и только потом, если ничего не получится…

Она замолчала. На плите засвистел чайник. Мать не обратила внимания. Через минуту я встала, налила кипящую воду в кружку и подала ей вместе с сахарницей и кувшином молока. Молоко у нас почти закончилось. «Молоко», — написала я в блокноте на холодильнике. Почерком отца в нем было выведено: «крекеры» и «шампунь». Интересно, эта страница будет висеть вечно? Или однажды я приду домой из школы и увижу, что ее больше нет?

Я налила себе сок и села за стол напротив матери. Мокрые волосы я собрала в хвост; слуховой аппарат был на месте. Я стала носить его постоянно. Не хотела еще что-нибудь пропустить.

— И что нам делать? Если мы не возьмем ребенка, Бетси сохранит его?

— Я не… в смысле, мы не можем… ну, это же ребенок, — начала мать. — Это не платье. Его нельзя вернуть или оставить в магазине.

Я кивнула, потягивая сок и наблюдая за ней.

— Но в этом деле нужна уверенность, — добавила она. — Это очень важно. Ребенок. Нужна уверенность. Ребенок — это навсегда, понимаешь?

— Навсегда, — согласилась я.

Пар из чашки поднимался к ее лицу. Мать вытерла лоб ладонью. Под ее глазами были фиолетовые круги, в уголках прорезались морщинки, которых я прежде не замечала.

Минуту я сидела и ждала продолжения, но его не последовало. Тогда я открыла чистую страницу в списке покупок. «Бутылочки, — дополнила я. — Слюнявчики. Одеяло. Кроватка».

— Мою старую кроватку еще не выкинули?

— Что? Ах да. — Мать рассеянно кивнула. — Она в подвале. Я ничего… — Ее взгляд был устремлен поверх моей головы. — Ничего не выкинула. Не знаю почему. Не выкинула, вот и все.

«Надо привести ее в чувство», — подумала я.

— Она достаточно безопасна?

— Безопасна? — заморгала мать. — Я проверю.

— Нет, я проверю, — возразила я и сделала пометку: «Проверить безопасность кроватки. Коляска. Автомобильное кресло. Подгузники. Кресло-качалка». — Мам, как называются рюкзачки, в которых носят детишек?

Она задумалась.

— Рюкзачки, — повторила она. — Наверное, мне надо найти работу.

Я добавила: «Работа». Затем подняла глаза.

— Нам нужны деньги?

— На жизнь хватает. Но мне надо чем-то заняться. Твой отец считал… — Мама подняла чашку, но пить не стала и поставила ее на стол. — Не знаю. Может, попробую начать роман.

— Тебе придется заботиться о ребенке, — напомнила я.

— В свободное время, — пояснила мать. — Я могу писать в свободное время.

А вдруг она солгала по поводу денег? Вдруг нам придется продать дом, а мне — уйти из Академии Филадельфии?

— Я буду сидеть с ребенком после школы, чтобы ты могла работать.

Мать кивнула.

— Спасибо.

«Пижамы, — внесла я в список. — Книги. Обучающие БУБ». Наверное, мне подарят немного денег на бар-мицву. Можно что-нибудь купить малышу.

— Все будет хорошо, — заверила я.

Мать вяло улыбнулась. Она подула на чай и отпила из чашки, глядя в окно. Листья все еще были темно-зелеными. Скоро они станут красными и золотыми, засыплют тротуары под голубым осенним небом. Люди выставят тыквы на крылечки, затем повесят венки на двери. К маю деревья снова выпустят почки. Ветки вишни и кизила провиснут под тяжестью цветов. Я попыталась представить, как мы с матерью катим коляску по тротуару, модную яркую коляску с большими колесами. Но перед глазами стоял отец. Он водил меня в «Ритас» за фруктовым льдом или в прокат видеокассет. Моя ладошка лежала в его теплой руке. Зимой мы брали старые мамины санки и шли в Фэрмаунт-парк. Отец затаскивал меня на самый крутой холм и бежал вниз ловить; он приседал на снегу, распахнув руки. «Не бойся!» — кричал он. Я упиралась пятками в снег, мгновение удерживала равновесие, наклонялась вперед и мчалась вниз, зная, что отец поймает меня. Я с трудом удержалась от всхлипа. «Комбинезон, — написала я. — Шапка. Шарф. Варежки».

39

Когда дни шива закончились, я выбросила все подносы из-под еды, открыла зеркала и сходила с Джой за покупками для летнего лагеря. Автобус повез дочь в горы Поконо, а я заплакала в машине, подняв окна и включив радио.

Я убеждала себя, что все будет хорошо. Женщины выдерживают и более страшные вещи: войны, голод, ужасные болезни. Я вполне могу справиться с вдовством и двумя неделями в пустом доме.

В первый понедельник после Дня труда я, как обычно, отвезла Джой в Академию Филадельфии.

— Захочешь домой — только позвони, — сказала я дочери, поставив мини-вэн у обочины.

— Я выдержу, — заявила она.

Джой пошла в школу. В Рош Ха-Шана и Йом-Кипур мы посетили службу. Сидели рядышком в Центральной городской синагоге и читали «Ашамну» — перечисление грехов.