Владимир Корнев - Датский король

• Название: Датский король
• Автор: Владимир Корнев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-823-5

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.

В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника. История легендарного чернокнижника доктора Фауста, продавшего душу дьяволу, вновь обретает плоть и кровь в искушении чистых искусств: живописи, балета и поэзии, доводя человека до предельной точки творческого развития и… убивая.

Где-то в пространстве между готическими витражами библиотек Веймара, театральными подмостками Парижа и старыми церквями Петербурга лежат разгадки тайны Священного Копья Демонов и таинства превращения вдохновенной женственности белого лебедя в холодную загадочность черного…

«Датский король» — блестящий мистический роман петербургского писателя Владимира Корнева, захватывающий читателя с первых страниц и приоткрывающий занавес сцены, на которой истинная любовь противостоит искушениям темных сил и возвышается над демонической моралью.

---

Едва ли не впервые в жизни скульптор, силясь изобразить на лице смирение и кротость, умолял Божьего Угодника: «Святой Никола, если ты имеешь такую силу помощи, не откажи и мне: сделай так, чтобы мои работы всегда вызывали у людей удивление, восхищение и почитание!»

Уже на улице, снова став собой прежним, Вячеслав Меркурьевич поражался: «Мог ли я думать, что буду лобызать Сенькину работу, когда приметил его на заводских задворках! Кто б мои скульптуры облобызал… Нет — положительно все это бред и наваждение!»

Тут из-за спины послышался чей-то старческий голос. Оказалось, одна прихожанка наставляла другую, помоложе:

— Как же это, сомневаться? Чудеса Господни кругом, Марфуша. Ты вот Жировицкую икону почитаешь, да не знаешь, видать, того, что однажды сгорел храм, где она хранилась, дотла сгорел, а образ остался невредим — детишки его на руки с пепелища приняли. Потому, голубушка, что образ-то был чудотворный.

«Вот так и возникают сказки в народе, — отметил про себя Звонцов. — Хотя, конечно, прелюбопытно, если такое было в действительности». Очередная дерзкая затея на ходу родилась в звонцовском воображении: можно лепить статуи и статуэтки Девы Марии и святых — у католиков они наверняка будут пользоваться большим спросом.

XIV

Наотрез отказавшийся от гонорара за портрет, осветивший его душу, Арсений в то же время остался без копейки денег. Он был близок к отчаянию, но вспомнил, что как раз сегодня Звонцов обещал вернуть долг — больше трехсот рублей, который брал, когда разграбили его мастерскую. «Все-таки давать в долг иногда полезно», — подумал Сеня и помчался на Лермонтовский, надеясь на природное благородство Вячеслава.

Скульптор в это время уже в полную силу работал над прихотливым заказом своей немецкой патронессы. Десницыну было очень любопытно посмотреть, как Вячеслав Меркурьевич воплотил эту идею, — творческий процесс, по расчетам художника, близился к концу. Звонцов выглядел довольно странно: с одной стороны, он был явно рад приходу друга, но в то же время взволнован и, как показалось Сене, даже чем-то напуган. «Неужели опять в запое?» — предположил Арсений и подумал, что, может, и приходить-то не стоило. Ему уже надоело бороться с пагубными страстями богемного дворянчика.

— Понимаешь, Сеня, — растерянно признался Звонцов. — Глупейшая история — сижу здесь, в прихожей, уже часа полтора, а в мастерскую зайти боюсь. Ты, наверное, решишь, что я сумасшедший… Если бы ты мне не был другом, я и не рассказал бы, что произошло… Да мне все равно никто не поверит, а тебе я просто покажу…

— Да что случилось-то? — недоумевал художник.

— Понимаешь, она оживать стала!

— Кто?!

— Скульптура! Представь себе, я леплю, увлекся, и вдруг голова этой твари начинает оживать! Здоровенная голова, раза в три больше настоящей… Я ведь здесь совсем один, а у нее вдруг глаза засветились, задышала — ужас! Мне даже кажется, она и сейчас рычит…

Лицо у Звонцова было бледное как полотно. Он поспешил предупредить подозрения Арсения:

— С тех пор, как взялся за эту работу, капли себе не позволил — все спешил закончить.

Похоже, Звонцов не шутил — из мастерской доносились какие-то утробные звуки.

— Слышишь? — Его буквально затрясло. — Я туда не пойду. Иди посмотри сам, ради Бога! Только ты накрой потом чем-нибудь эту… животину. Пожалуйста!

Теперь художник сам был озадачен — что же там могло произойти? Он перекрестился («От греха подальше…») и, осторожно приоткрыв дверь, проскользнул в мастерскую. Еще никогда в жизни не видел он столь выразительного «портрета». Образ собаки — скульптурное, на первый взгляд, уподобление натуре, по сути, нельзя было отнести к какой-либо формальной категории изобразительного искусства, и степень мастерства автора тоже выходила за рамки традиционной шкалы оценок. Ясно было одно — Арсений увидел некое мистическое воплощение звериной природы, вызывающее страх в самой глубине существа зрителя. Десницын видел его всего какую-нибудь минуту, но этого хватило для того, чтобы гипнотически воздействовать на сознание, заворожить, запугать человека и почти парализовать его волю. Арсений почувствовал, что и он вот-вот сойдет с ума: «Проклятая тварь — кажется. она действительно не глиняная, а…» Призвав на помощь иссякающее самообладание, художник выскочил в переднюю. Страшное наваждение отпустило, но источник его оставался в мастерской, и было ясно, что нужно избавиться от мерзкого оборотня.

— Святой воды у тебя, конечно, нет? — риторически вопросил Арсений точно прикованного к стулу скульптора. Тот обреченно повел головой из стороны в сторону.

— Очнись! Нужно ее немедленно уничтожить — пойдем вместе! — не отступал Арсений. Решительный призыв друга возымел действие.

Со словами «Ага! Значит, ты тоже увидел!» Звонцов вскочил как ошпаренный.

Художник, недолго думая, схватил массивный шандал на пять свечей из остатков звонцовского наследства. Следуя примеру, Вячеслав Меркурьевич взял со столика для визиток тяжелое бронзовое пресс-папье. В мастерскую вошли на цыпочках, будто скульптура могла что-то услышать, но впечатление было как раз такое, что глиняная собака почуяла неладное и на глазах у них с ней стало происходить невероятное. Звонцов готов был поклясться, что видит, как немецкая псина всем корпусом подалась вперед, устрашающе рыча, как разверзается пасть и с клыков падает слюна, при этом зверюга стала вдруг расти в размерах. Первым среагировал Арсений. Изловчившись, он со всего маху обрушил шандал на голову ожившей скульптуры. Сила удара была столь велика, что подсвечник полностью увяз в глине и наружу осталось торчать только фигурное основание. Друзья одновременно почувствовали брезгливость, после чего наступило ни с чем не сравнимое облегчение.

— Ты знаешь, мне сейчас действительно показалась, что собака живая. А ночью мне приснилось, что собаку Флейшхауэр убили подсвечником.

— А я думал, у меня это по пьяни. А чего ты ко мне пришел?

— У меня совсем не осталось денег. К тому же несколько дней назад у меня пропал брат Иван. И мне приснилось, будто ты его убил и тебя посадили в тюрьму. Ты мне не веришь, я вижу? И вправду, бред какой-то. А мне еще приснилось вот что: в Бобруйске через неделю Господь обрушит крышу на головы тридцати четырем своим приверженцам, поющим воскресный канон; за океаном, в угольных копях Колорадо, произойдет настоящее побоище шахтеров с полицейскими, а у самого мыса Доброй Надежды 13 декабря столкнется с айсбергом и затонет теплоход-гигант «Голем». А в Амстердаме с большим успехом пройдет выставка твоих московских коллег из «Бубнового валета». Никогда такие странные вещи мне не снились. Так ты моего брата не видел?

— Слушай, тебе вещие сны снятся. Как раз заходил сюда утром! Жив еще, курилка, хотя и пьян был мертвецки, зато с какой-то мамзелью. Еще на выпивку попросил. Не поверишь — пятьдесят целковых ему понадобилось на водку! Наверное, целую казенную лавку решил купить…

«Сочиняет или правда?» — задумался Арсений.

— Да ты не беспокойся, я ведь не жадный — дал ему, что просил. Только, выходит, тебе я остался должен на пятьдесят рублей меньше — бухгалтерия дело строгое, точность любит.

XV

— Скажи на милость, отец Феогност, а отчего это так неожиданно к нам едет сам Владыка? — простодушный отец Антипа периодически обращался к настоятелю на «ты», и тот уже даже привык к подобной вольности сослуживца.

— Официальные причины ты знаешь — в целях соборного единения, да заодно с инспекцией — проверить соответствие церковного обихода всем каноническим правилам. Но главное, он хотел лицезреть…

— Икону?

— Произволением Божием о ней уже и в консистории известно, хотя рапорт в Святейший Синод я пока не представлял. Повезло тебе, такая честь…

— Если бы я это понял в то утро. Так уж случайно вышло; вот ежели бы вы, отец, были на ранней литургии, а я на поздней, то вам бы ее в белы руки и вручили. Да какая разница, вас приход тоже очень любит.

Я недели две замечаю, когда на Проскомидии частички вынимаю: что ни записка, так первое имя — ваше. Поминают чаще, чем Высокопреосвященнейшего.

— О здравии, надеюсь?

— Не шути так, отец протоиерей!

— Да, отче Антипа, не по заслугам мне мой чин, а по их молитвам, — вздохнул пожалованный чином протоиерея настоятель единоверческой церкви Святителя Николая Феогност Рассветов.

— Как говорится, были вы иереем, то есть «за евреев», а теперь стали протоиереем…

— То есть «против евреев», — засмеялся отец Феогност, — «хоть смеяться, так оно старикам уж и грешно»[174]. А если серьезно, то и прихожан больше и больше, даже в будни во время службы едва через храм протиснуться можно. А каков приход, таков и доход: теперь за неделю столько выходит, что можно Северный придел расписать и золоченые Царские врата туда заказать.