Виктория Платова - Stalingrad, станция метро

• Название: Stalingrad, станция метро
• Автор: Виктория Платова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-054674-9, 978-5-271-21414-1, 978-985-16-5436-5

…Вот зеркало. Оно терпеть тебя не может, потому и говорит: уходи, лучше тебе на меня не смотреть. Вот люди. Они терпеть тебя не могут, потому и говорят: уходи, лучше тебе не портить пейзаж. Вот человек. Он знать тебя не знает, потому и не говорит с тобой. А если бы знал, то поступил бы так же, как зеркало. Как люди, в чьих пейзажах тебе не место.

Но есть другие зеркала. И другие люди. И другой человек. Они непременно увидели бы главное в тебе. И это главное прекрасно. Это главное — редкий дар. Осталось лишь найти их, и это совсем не так сложно, как кажется на первый взгляд…

Издано в авторской редакции.

---

Наличие фотографии никоим образом не поспособствует героизации и канонизации Елизаветиного облика и не вызовет у читателей сострадания к ее горестной сиротской судьбе. Сиротство в косном сознании большинства предполагает недоедание, недосыпание и прочие лишения. А разве по толстой жабе скажешь, что она недоедала? Напротив, все подумают, что она с утра до ночи запихивалась котлетами и отбивными, не брезговала пирожными с заварным кремом и жрала плов руками — какое уж тут сиротство?! Вайноне Райдер все сходит с рук, потому что она в первую очередь худая, а уже потом — знаменитая, а уже потом — клептоманка. Всем до смерти хочется защитить худышку, оградить хрупкое и трепетное существо от бед, идущих извне. От уголовного преследования — в том числе. Фотогеничность и худоба носителя порока позволяют ему отделаться легким испугом там, где любого из популяции толстых жаб засудят на полную катушку. И каждый лишний килограмм обернется дополнительным пунктом в обвинительном заключении.

Это — жутко несправедливо, но такова жизнь.

И разве дело ограничивается лишь вопросами права? Претензии толстых жаб на любовь (в том числе — неразделенную) выглядят смехотворными. Их слезы нередко принимаются за пот, струящийся по лицу, а тяжелые вздохи — за одышку. Ни одна толстая жаба не была замечена на обложке популярного журнала, ни одна не сделала карьеры в шоу-бизнесе, каким бы золотым или бриллиантовым не был ее голос — вот они и отираются на оперных и джазовых задворках. Маются с контрабасами и виолончелями, потому что крошечная скрипка в их руках выглядит нелепо. Подразумевается, что и ум у них такой же заплывший, как и тело, а никакой не острый. И если уж случится несчастье и толстая жаба совершит эпохальное открытие, двинувшее вперед науку; или создаст шедевр, способный перевернуть представления об искусстве, — что ж, их отметят и, возможно, даже наградят. Но как-то украдкой, стыдливо, едва ли не под покровом ночи. Конечно же, никто не запрещает толстым жабам творить, но пусть они делают это где-то там, на выселках, за линией горизонта, не смущая взор хорошо сложенного и проникнутого духом раздельного питания cosmopolitan-миpa.

Так или примерно так думает Елизавета, мрачно глядя на Пирога с Шалимаром.

— Идите вы к черту, — наконец заявляет она. — Кретинки. Дуры алчные.

— Сама дура! Сиди в своем дерьме, а мы тебя знать не знаем! И никогда больше к нам не подходи! Ты слышишь — ни-ко-гда!

«Никогда» в семнадцать лет длится две недели, от силы — месяц. Пирогу с Шалимаром хватило двух дней, чтобы смертельно соскучиться, и пяти, чтобы помириться. У этого примирения существует масса подводных камней, о них все трое подсознательно стараются не вспоминать:

Пирог и Шалимар не очень-то ладят друг с другом, а Елизавета всегда служила буферной зоной между ними и, одновременно, цементирующим составом, благодаря которому столь сомнительная дружба до сих пор не развалилась;

Пирогу не интересны россказни о девичьих победах Шалимара (подлинных или мнимых). Шалимара же с души воротит от бесконечных терзаний Пирога, какую профессию выбрать, чтобы крупно не прогадать в материальном и карьерном плане, и стоит ли посещать курсы фэн-шуй или лучше сосредоточиться на курсах маркетинга и делового английского с носителями языка. Как правило, все это, методично вникая в подробности, выслушивает Елизавета;

и, наконец, на фоне тюленеподобной и не слишком привлекательной Лизелотты-Лайзы Пирог и Шалимар смотрятся умопомрачительными куколками, настоящими секси, им даже макияж ни к чему! Если бы Елизавете пришлось эскортировать их в любое из модельных агентств, они с лету подписали бы договор о сотрудничестве с последующим воцарением на лучших подиумах мира. Ведь давно известно: ничто так не красит молодую девушку и не поднимает ее самооценку, как наличие подруги-страшилища.

Спустя пять дней после начала бойкота Пирог и Шалимар, слегка одичавшие от недостатка полноценного общения, вызывают свое страшилище на разговор. Непродолжительный сам по себе, он заканчивается объятиями, слезами раскаяния, заверениями в дружбе до гроба и распитием слабоалкогольных напитков в ближайшем сквере.

— Я так скучала по тебе, Лизелотта! — то и дело повторяет Пирог, прижимая к груди банку с пивом.

— А я скучала еще больше, Лайза! — вторит Пирогу Шалимар, размахивая банкой с джип-тоником. — А ты? Ты хотя бы на волосок соскучилась?

Елизавета в этот момент думает о том, что лучше бы взяла пивасик, как Пирог. Или джин-тоник, как Шалимар. Тогда не пришлось бы давиться адской смесью водки и псевдоапельсинового сока под названием «Отвертка». И зачем только она купила эту гадость?

В пику своим подругам и во славу Карлуши, вот зачем.

Все это время Карлуша держится молодцом, старательно не вспоминая о Женщине-Цунами. Он пьет гораздо меньше, чем обычно, записался на прием к немецкому консулу и в общество анонимных алкоголиков, вложил пять тысяч рублей в паевый инвестиционный фонд и купил две гантели по десять килограммов каждая. «Буду вести здоровый образ жизни, блюмхен, — заявил он Елизавете. — Чтоб, не дай бог, не окочуриться до того, как мы переедем в Германию. И чтоб не оставлять тебя одну, пока ты не встанешь на ноги». И еще: Карлуша, всю жизнь мнивший себя атеистом, за две недели умудрился посетить православный храм, лютеранскую церковь, синагогу и буддистский дацан. Чем именно он там занимался, осталось загадкой. А когда Елизавета попыталась прояснить ситуацию, на полном серьезе сказал:

— Не знаю, каким богам молиться, чтобы все у нас с тобой было хорошо.

— У нас и так все замечательно.

— Да, но хотелось бы еще заручиться поддержкой высших сил. Кто-нибудь из них обязательно откликнется на смиренные просьбы любящего отца…

— Чтобы паевым фонд не прогорел с тремястами процентами годовых?

— Я клал под сто пятьдесят, по дело не в этом… Я имею в виду совсем не материальные вещи…

«Нематериальные вещи» — не что иное, как тихая бухта их семейного благополучия. Карлуша (о, святая простота!) все еще опасается, что в нее вторгнутся пираты под предводительством Женщины-Цунами и отнимут главную ценность его жизни — прекрасный, едва распустившийся цветочек-дочурку. Если бы не уговор никогда больше не упоминать имя Женщины-Цунами, как будто ее и в природе не существует, Елизавета в два счета объяснила бы отцу: абордаж с последующим пленением и насильственным разъединением семьи им не угрожает. Женщина-Цунами не будет искать дальнейших свиданий. Она наверняка сама проклинает тот день, когда решила поближе познакомиться с дочерью, не оправдавшей ее гламурных ожиданий.

Полуночные мечты Елизаветы тоже претерпевают изменения: хотя в них она по-прежнему де-факто nummer ein в мировой табели о рангах, добраться до судьбоносной встречи на паперти никак не удается. Елизавета засыпает прежде, чем Женщина-Цунами оказывается в ее гипотетических объятиях. Чтобы объятия все же состоялись до того, как ее сморит сон, будущая княгиня Монако пускается на всякие хитрости: проматывает на ускоренной историю собственного возвышения, исключает пункты с Тарантино, ООН и музеем мадам Тюссо. Из посреднических миссий остаются лишь переговоры с басками, но и это не срабатывает. Елизавета все равно отрубается, так и не дождавшись катарсиса. Да и в конце концов, зачем ей становиться княгиней Монако? Наверняка прав у княгини гораздо меньше, чем обязанностей, а еще ежегодный великосветский бал в Вене и масса благотворительных вечеров по самым разным поводам! Присутствовать на них просто необходимо, невзирая на головную боль, расстройство желудка и — ужас, ужас, ужас! — месячные. Как совместить маленькое и не очень-то просторное коктейльное платье с тампонами и прокладками?..

А папарацци?!.

Как она могла забыть об этих сиенах, этих падальщиках? Папарацци не дадут ей и шагу ступить, будут щелкать и щелкать ее без продыха, иногда намеренно выбирая не самые удачные ракурсы. Продажа снимков ведущим мировым издательствам за бешеные деньги — еще полбеды. Хуже, когда снимки появятся в Интернете, и всякая шелупонь начнет снабжать их своими подметными комментариями. А еще есть такая программа, где, посредством нехитрых комбинаций кнопок на клавиатуре, можно до неузнаваемости изменить внешность популярного человека, прилепить ему буратинский нос, вывернуть губы на манер африканских, сделать косым, кривым и лишенным подбородка. Программа так и называется: «Достань звезду!». Достать звезду можно и другим способом, а именно: распространением о ней самых чудовищных слухов, самых грязных сплетен, самых отвратительных небылиц. Бог знает чего не читают о себе несчастные знаменитости! — читают и рыдают рыдмя, читают и впадают в ярость, читают и тут же набирают телефонный номер адвоката. Нет-нет, перспектива быть оболганной ни за чих собачий совсем не прельщает Елизавету Гейнзе. Пусть княгиней Монако становится кто-то другой. Пусть «Роллинг Стоунз» посвятят свое мировое турне не «солнцеподобной Элизабет», а «луноликой-сами-придумают-кому» или вообще — 100-летию своей нескончаемой творческой деятельности. А у Тарантино и без того есть Ума Турман, и не стоит отнимать у режиссеров любимые игрушки, это может пагубно отразиться на их пищеварении.