Виктория Платова - Stalingrad, станция метро

• Название: Stalingrad, станция метро
• Автор: Виктория Платова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-054674-9, 978-5-271-21414-1, 978-985-16-5436-5

…Вот зеркало. Оно терпеть тебя не может, потому и говорит: уходи, лучше тебе на меня не смотреть. Вот люди. Они терпеть тебя не могут, потому и говорят: уходи, лучше тебе не портить пейзаж. Вот человек. Он знать тебя не знает, потому и не говорит с тобой. А если бы знал, то поступил бы так же, как зеркало. Как люди, в чьих пейзажах тебе не место.

Но есть другие зеркала. И другие люди. И другой человек. Они непременно увидели бы главное в тебе. И это главное прекрасно. Это главное — редкий дар. Осталось лишь найти их, и это совсем не так сложно, как кажется на первый взгляд…

Издано в авторской редакции.

---

— Не знаю, как это произошло… Сам от себя не ожидал подобной глупости. Ты уж прости, блюмхен.

— Я ведь не играю на аккордеоне. У меня нет слуха.

— Вообще-то, это была твоя мать.

— …У меня нет слуха, — еще раз повторила Елизавета.

И крепко зажала ладонями уши. Но и этого ей показалось мало. Этого было явно недостаточно. Что еще придумать, что?!. Ага — сунуть кончики указательных пальцев в самую глубину ушной раковины, насколько это возможно. Пальцы уйдут ровно на первую фалангу, фаланга обособится, заживет своей жизнью — жизнью тесно сомкнутого воинского построения тяжелой пехоты. Слишком малоподвижного и неповоротливого, чтобы противостоять противнику, — грациозным летучим отрядам в доспехах от Джорджио Армани.

Или от Лагерфельда.

Припомнить кого-то еще Елизавета не в состоянии; а ведь их никак не меньше полутора десятков — тех, кого называют законодателями моды. Но дело не в них, а в легконогих воинах, облаченных в дизайнерскую униформу. У каждого воина — лицо Женщины-Цунами. Венценосной стервы, покровительницы злаков, богини кисломолочных бактерий, истребителя углеводов. Лицо Елизаветиной… Елизаветиной матери —

если верить Карлуше, который, как известно, никогда не врет. Почти никогда. Ведь стоит только ему дать слабину и решиться на подлог, как Елизавета моментально все поймет и выведет его на чистую воду. Но сейчас — все по-другому. И вывести Карлушу на чистую воду невозможно: он так же далек от лжи, как и от правды, он находится ровно посередине. А саму Елизавету не устраивает ни правда, ни ложь. Чью сторону ни возьми — все равно будет больно.

Очень больно. Очень.

— У меня нет слуха! Я не слышу тебя! Не слышу! Не слышу-а-а!..

Елизавета кричит в голос, как кричала бы, если на нее напал грабитель или дикое животное. Или она обварила бы руку кипятком. Во всех трех случаях Карлуша знал бы, как поступить, чтобы защитить дочь и уменьшить ее страдания. Но случай с Женщиной-Цунами — особенный, он не имеет решения и не имеет выхода, перед ним старый добрый Гейнзе бессилен. Ему остается лишь трясти губами и приговаривать:

— Ну успокойся, успокойся, пожалуйста!..

Успокоиться просто необходимо, тем более что эксцентричное Елизаветино поведение уже привлекло нежелательных зрителей, и к столику, за которым она сидит, несутся «МАРИНА» и охранник. Клуни и Гвинет Пэлтроу, играли ли они парочку влюбленных в каком-нибудь из фильмов?

Вроде нет, но кто их знает! Может, и играли. В мелодраме с безоговорочно счастливым концом. В ужастике, где счастливый конец определяется одним: выжил ты после кровавой бани или отбросил коньки. Психическое здоровье героев при этом в расчет не берется.

— Что случилось? — спрашивает «МАРИНА» с недовольством в голосе, ей совсем не нужны потрясения и неприятности.

— Ничего… Ничего страшного, — лепечет Карлуша. — Девочке стало плохо, но сейчас все пройдет. Нам нужно на воздух…

— Вам уже давно… нужно на воздух, — о сочувствии к парочке мутантов и речи не идет.

— Пойдем отсюда, блюмхен.

— Еще как пойдем, — Елизавета наконец-то прекращает орать. И принимается сверлить «МАРИНУ» глазами.

— Что ты так на меня смотришь? — не выдерживает администраторша.

— Вот вы… Каких модных дизайнеров вы знаете?

— Модных дизайнеров?

— Дизайнеров от моды… Лагерфельд там, Джорджио Армани…

— Угу… — «МАРИНА» явно сбита с толку. — Гуччи, Версаче, Валентино…

— Еще!

— Дольче и Габбана, Жан-Поль Готье, Кэлвин Кляйн…

— Еще!

— Джанфранко Ферре, модный дом Прада, англичане, двое или трое, так — навскидку — не скажу…

— Спасибо, и этого достаточно. А та женщина, которая сидела с нами… Кто она?

— А ты разве не знаешь? — брови «МАРИНЫ» ползут вверх.

— Не успела толком познакомиться.

— Это… очень известная персона, — администраторша переходит на благоговейный шепот. Таким шепотом обычно передаются самые невероятные светские сплетни. Елизавета никогда их не генерировала и прилюдно подвергала остракизму, но сейчас не прочь выслушать «МАРИНУ», не перебивая.

Ни одно слово не будет упущено, ни одна запятая не затеряется.

— Она продюсер, весь шоу-бизнес у нее под каблуком. И телевидение тоже. Денег у нее куры не клюют. Захочет — озолотит тебя, захочет — в грязь втопчет. Она всё может. Всё! В этом году праздновала здесь свой день рождения, так кого только не было!..

— Кого?

— Разве что президента.

— Нашего или американского?

— Нашего.

— А американский?

— Этот тоже не приезжал, врать не буду.

— А все остальные?

— Все остальные были… И Элтон Джон был, и эта жопастая… Дженнифер Лопес, а уж о мелких сошках типа «Бони Эм» и иже с ними и говорить нечего.

— Жаль, мы не присутствовали, — нарочито громко вздыхает Елизавета. — Правда, Карлуша? И когда же случился этот потрясающий во всех отношениях праздник?

— Летом… Кажется, в июне.

— Двадцать второго, — произносит Карлуша, глядя перед собой невидящими глазами. — Двадцать второго июня.

* * *

…На обратном пути их настигает снег, первый в этом году.

Елизавета идет впереди, Карлуша заметно отстал.

До сегодняшнего вечера Елизавета ни за что не позволила бы ему отстать, взяла бы за руку. И они бы шли вот так — рядом. Радовались бы снегу, ловили его раскрытыми ртами и разговаривали о чем-то несущественном. Все их разговоры — несущественны, иногда они состоят из нескольких междометий. Иногда — из не слишком хорошо сочетающихся друг с другом немецких слов, чьи падежные окончания чудовищно искажены. Общей благостной картине полного взаимопонимания это не вредит.

Теперь Елизавета так же далека от благости, как Берег Слоновой Кости от членства в Евросоюзе.

Она раздавлена и при этом злится.

Злится на себя — за то, что не сумела произвести на Женщину-Цунами должного впечатления. Злится на свои неухоженные ногти, на бездарные, неопределенного цвета волосы; на свою круглую физиономию («по циркулю», как любят подтрунивать Пирог и Шалимар); на такие же круглые глаза — вот бы всучить их какой-нибудь птице из отряда веслоногих, а взамен получить другие.

Миндалевидные, ода!

Глаза актрисы Кэтрин Зэты-Джонс и все остальное, принадлежащее ей. Лицо и части тела, да нет — все тело целиком, а старого, помешанного на пластических операциях мужа Майкла она может оставить при себе. Неплохо бы и самой стать Кэтрин, какой она была в возрасте семнадцати лет, что тогда сказала бы Женщина-Цунами? Неважно что, но она уж точно не слиняла бы под смехотворным предлогом. Она бы осталась.

Надолго.

И они славно бы поговорили. Они говорили бы без перерыва час, а то и два, и три — с дальним прицелом на торжественное вселение Елизаветы в небесные чертоги мегапродюсерши. Пятнадцати минут оказалось бы достаточно, чтобы понять: Елизавета-Кэтрин не только красавица, но и умница. У нее на все есть свое собственное мнение, гнуснейшие слова-паразиты «типа» и «как бы» никогда не оскверняли ее уст; она в курсе кино- и музыкальных новинок, при этом предпочтение отдается эмбиенту и lo-fi ланжу; она прочла всего изданного на русском Переса-Реверте и теперь подбирается к Кафке. Нет, нет: с Кафкой она покончила еще в седьмом классе, а теперь штудирует Гюнтера Грасса на языке оригинала. Занимается ли она спортом? — еще бы! Она просто жить не может без экстрима, скалолазание и прыжки с парашютом летом, сноуборд и горные лыжи зимой, о-о-о!

Почему все совершенно не так?!

Почему она корова, толстая жаба, с сомнительным знанием искаженного немецкого и с вечной проблемой поиска колготок, которые можно без особых энергетических затрат натянуть на бедра? Почему, почему?!.

И почему она до сих пор, с ослиным упрямством и малопонятной отстраненностью, называет «женщиной-цунами» ту, кто на самом деле является ее матерью? Это, по меньшей мере, смешно.

Но Елизавете вовсе не хочется смеяться, ее сердце разбито. Еще бы, родная мать (богиня, о которой можно только мечтать) отказалась от нее: много лет назад в первый раз, а сегодня — во второй. Всё яснее ясного, Елизавета просто не понравилась ей, вызвала откровенную неприязнь своим затрапезным толстомясым видом. Ведь наверняка рекламная красотка надеялась совсем на другое, к тому же старый негодяй Карлуша, гореть ему в аду, обнадежил: «твоя дочь красива, как бог».

Красива, как же! — отстой, полный отстой!!!

С таким отстоем стыдно показаться на людях, его не возьмешь на модный показ и на вечеринку в честь усыновления Анджелиной Джоли очередного темнокожего младенца. В продвинутых галереях и дорогих бутиках ему тоже не место, да и что там может прикупить себе отстой? Разве что носки со стразами и обруч для волос, остальное на него просто не налезет. Отстой не представишь врагам и уж тем более друзьям, не стоит давать им лишний повод позлорадствовать.