Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

• Название: Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
• Автор: Владимир Малюгин
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1971

---

Но это не обрадовало молодую учительницу. Глаза у нее были в слезах. Коля Недошивин умер…

Хонина откровенно заискивала перед богатыми родителями. Во всяком случае, если в школу приходила разъяренная мамаша Гани Хомотьяна (сына крупного помещика) и при учениках набрасывалась на молоденькую учительницу («По какому праву моего Ганю выставляют за шалости в коридор?»), то Хонина предоставляла ей самой обороняться от нападок родительницы.

Аркадий все это видел и по-своему сводил счеты с Ганькой Хомотьяном и другими мучителями Зинаиды Васильевны.

Молодая учительница кое-как дотянула до конца учебного года и уехала из Арзамаса в сельскую школу.

Летом 1914 года занятия в школе закончились. Хонина считала, что уже изрядно «натаскала» своих воспитанников к поступлению в реальное училище.

Глава II

Когда взметнулись красные флаги Февральской революции, то и в таком захудалом городке, как Арзамас, нашлись хорошие люди.

А. Гайдар

ЖИЗНЬ ПО-НОВОМУ

 Уже давно куплены книги, сшита долгожданная ученическая фуражка с козырьком.

Но радость неожиданно омрачилась: по Арзамасу пронеслась грозная весть — война.

Сначала не поверили. Надеялись, что это очередной вздорный слух, каких немало ходило по городу.

Но это была правда. Пришел «Нижегородский листок», в котором через всю страницу большие черные буквы зловеще сообщали:

«ВОЙНА РОССИИ С ГЕРМАНИЕЙ»

Тихий городок загудел, заволновался, со всего уезда в Арзамас народ валом валил. Вокруг Новоспасской церкви каждый день неумолчно гудела толпа: напротив церкви, в мезонине дома Белоногова, размещалось воинское присутствие.

Кому война, а кому доход — и застучали молотки выездновских кустарей, тачавших сапоги для армии. Предводитель дворянства Панютин не остался в стороне: горожанам был брошен клич: скупать всю капусту в окрестных селах.

Патриотический порыв оказался неудачным. Во-первых, цены на капусту сильно возросли, во-вторых, не хватало рабочих рук.

Слава богу, Панютина и предводимое им дворянство выручила игуменья Алексеевского монастыря. Она прислала на рубку капусты монашек…

В середине августа Петра Исидоровича забрали в солдаты.

Перед отъездом на германский фронт он забежал домой на Новоплотинную.

Был отец в серой папахе, на ногах — тяжелые, кованные железом сапоги.

— Ну, Аркаша, вот оно как получается — ты теперь один мужчина в семье. Береги маму, не огорчай ее. Учись хорошо, помогай сестренкам, заботься о них. Понял?

— Я все понял, папа… Я буду, буду, — тихо сказал Аркадий, прикусив губу, чтобы не заплакать.

— Вот и славно, вот и хорошо, — так же тихо сказал отец.

Забежал отец ненадолго и ушел, хлопнув дверью, может, на год, на два, а может, и навсегда. Ничего не поделаешь — война есть война.

Дарья Алексеевна зажгла зеленую лампаду и что-то беззвучно бормотала, отвешивая низкие поклоны потемневшей от времени иконе.

Вместе с мамой Аркадий пошел провожать отца. На вокзале трещали барабаны, гремели военные марши, заглушая неистовый вой и слезливые причитания деревенских баб.

Прощались под плач, свист и пьяные песни. И хотя еще в ночь перед объявлением мобилизации полицией были опечатаны все казенные винные лавки, все запасы спиртных напитков в трактирах, ресторанах и буфетах, — проворные солдаты все же где-то добыли спиртного. Подвыпившие для храбрости хвастливо выкрикивали из теплушек:

— Разобьем германца, так и знайте!

— Ждите с победой!

Наталья Аркадьевна, крепко закусив губу, чтобы не разрыдаться, думала: «Прощайте, солдаты, прощайте! С чем-то назад вернетесь?»

Из вагонов неслись звуки лихой гармошки, и кто-то пьяным голосом выкрикивал:

Мы германцев не боимся,
Австрияки — нипочем…
На позицию пригонят —
Переколем всех штыком.

Когда уже отошел поезд, остановился Аркадий на мостике через овраг. Удивительным цветом горело в тот вечер небо. Меж стремительных, но тяжело-угрюмых туч над горизонтом блистали величаво-багровые зарева. И казалось, что где-то там, за деревней Морозовкой, куда скрылся эшелон, загоралась иная жизнь.

Лишь одно непонятно Аркадию: почему мама все плачет и плачет?

Желая как-то утешить маму, Аркадий восторженно сказал:

— Папа-то у нас какой! Герой!

Наталья Аркадьевна вытерла кончиком платка слезы и тихо ответила:

— Глупый ты, Аркашенька, ах какой глупый!

«А почему это глупый? — недоумевал Аркадий. — Ведь об этом и соседи, и учителя, и все говорят…»

Наступила новая жизнь. Аркадий уже ходил в первый класс реального училища. На голове его красовалась сизая фуражка с черным лакированным козырьком. Форменная гимнастерка подпоясана широким ремнем, на желтой бляхе выбиты три буквы «АРУ» — Арзамасское реальное училище. Новой формой и кожаным ранцем Аркадий очень гордился.

Наталье Аркадьевне без Петра Исидоровича тяжело. Работы в земской больнице всегда много. Нелегко и с деньгами. Жалованья она получает тридцать рублей в месяц, да еще десять рублей земство платит квартирных. Вот и все «доходы» Голиковых, а семья ни мало ни много шесть человек.

В реальное ходить, конечно, интереснее, чем в школу Хониной.

Учится Аркадий в общем неплохо: приносит пятерки и четверки. Вот слаб только по чистописанию да рисованию.

В классе, где учится Аркадий, классным наставником Николай Николаевич Соколов. Для Аркадия он стал не только учителем русского языка и литературы, но и старшим другом и воспитателем.

У Николая Николаевича несколько забавная внешность. Он черный, худощавый, в пенсне, ходит немного подпрыгивая. За это и прозвали его «Галкой».

А дома у Николая Николаевича, где занимался Аркадий с товарищами, когда получал двойку по чистописанию, настоящий музей: турецкий диван, китайские фонарики, а книг — куда училищной библиотеке!

Николай Николаевич — человек справедливый, и на него не обидишься, если он даже отругает. Уж отругает, так не зря — за дело. «А то распусти вашего брата, — как любит говорить Николай Николаевич, — все ученье по швам пойдет».

А жить Аркадий и в самом деле стал по-новому. Ведь это он обещал отцу. Аркадий как-то сразу повзрослел, старался не оставлять Наталью Аркадьевну одну, ходил встречать ее к воротам больницы и, обняв, шел домой, докладывая о всех больших и малых событиях, происшедших в доме за то время, пока она работала.

Потянулись дни, полные ожиданий весточки от отца. Каждый раз, возвращаясь из училища, Аркадий первым делом спрашивал:

— От папы писем нет?

Петр Исидорович писал часто. Аркадий старательно отвечал. И все-таки немного обидно: другим ребятам с войны фотографии разные шлют — то у пушки отцы снимаются, то в окопе, а вот от папы одна-единственная карточка, на которой он снят в солдатской форме, где он стоит по команде «смирно». И без всякого оружия, ну хотя бы саблю прицепил!..

Некоторым ребятам отцы даже стихи присылают, вот как соседу по парте:

На Висле, широкой реке,
Где рвутся высоко шрапнели,
Куда мы ходили спасать
Мать-родину,
Пуль не боялись,
Атаки нам не страшны.
Жуть! Германцы-карабины,
Мы по вас пришли.

Стихи, конечно, нескладные, Аркадий и то лучше сочинил бы, но ведь они с фронта. А вот от отца и таких нет. Почему?

Арзамасская почта работала в эти дни с полной нагрузкой. Письма шли в Арзамас со всех фронтов. Писали родные, а то и просто незнакомые люди. В городе организовался «Дамский комитет», который посылал на фронт солдатам подарки. Комитет развернул свою работу вовсю.

В местной типографии отпечатали зелененькие книжечки с длинным, трудно запоминающимся названием: «Копии писем, полученных в Арзамасском Дамском комитете от нижних чинов действующих армий с сообщением о получении ими белья и разных подарков, отосланных комитетом на передовые позиции в разное время». Сразу и не прочитаешь!

В одном письме писарь 16‑й роты 173‑го пехотного полка Афанасий Сердюк от имени солдат Юго-Западного фронта отвечал на вопрос, в чем они нуждаются, так: «Одно лишь только пришлите нам: мир, и больше ничего нам не надо».

Каждую среду в реальном училище перед началом занятий ученики становились на молитву о даровании победы.

Электротеатр Рейста ученикам разрешалось посещать только в праздничные дни, и то до десяти часов вечера. Но с тех пор как у Рейста появилась огромная афиша «Подвиг казака Козьмы Крючкова», строжайший запрет училищного начальства нарушался многими реалистами. Да и кто мог устоять против таких многообещающих заголовков:

«Доблестный сын Тихого Дона поддержал воинскую славу казачества одним именем своим, нагоняющим страх на врагов России. Подвиг Крючкова будет вписан в летопись русской земли!»

В реальном из уст в уста передавались подробности подвига казака Козьмы Крючкова. В местной газете сообщалось: «Вместе со своими товарищами Козьма Крючков, заметив германский разъезд из 22 человек, бросился на немцев. Благодаря резвости своей лошади Крючков обогнал товарищей и один врезался в середину вражеского отряда. Первым ударом Крючков свалил с ног начальника разъезда и затем продолжал рубить немцев, несмотря на полученные раны. Когда у Крючкова выбили шашку, он вырвал у одного из немцев пику и защищался ею до тех пор, пока подоспевшие товарищи не обратили в бегство остатки разъезда».