Эмиль Айзенштрак - Диспансер: Страсти и покаяния главного врача

• Название: Диспансер: Страсти и покаяния главного врача
• Автор: Эмиль Айзенштрак
• Издательство: Периодика Дона
• Жанр: Современная проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-86616-005-3

…

---

Следовательно, большой процент первично-запущенных раков говорит о слабой профилактике (ПЛОХО!). И этот же высокий процент говорит о повышенной хирургической активности (ХОРОШО!) — Так о чем же он говорит, в конце-то концов? — негодует «младенец». Кого любить? Кого ненавидеть? Награда-наказание? Путается… Путаница… Руководить невозможно… А в Усть-Поповске почему такая мизерная цифра? Может быть, там активность хирургическая совсем низкая. А может, фельдшер просто цифру с потолка приляпал, или, по Высоцкому, пришипился, надеясь на авось?

Но «младенец» же не просто дитя голубоглазое, а и счетовод. Сейчас опять начнет природу улавливать и в новые графы по таблицам ее запирать. Много воды утекло, пока догадалось-таки дитя, что четвертая стадия рака — дело темное (даже на бумаге!). Здесь можно интерпретировать и даже импровизировать. На глазок, ориентировочно: 2-я, 3-я, 4-я? Куда надо — туда и пишу. Это — приписки. Или, вернее, в данном случае — недописки. Проверять трудно, а в отрицательные герои уже и не вышел. Да тут и круговая порука пошла: попробуй не недопиши, выделись-ка среди прочих!

Уловил и эту арифметику маленький счетовод и поставил здесь новую графу-ловушку. Предложил он зачислять в 4-ю стадию всех раковых больных, которые умерли в первый год после установления диагноза. А раз умерли так быстро, значит, лечение уже не помогает.

— А кому лечение не поможет?

— Тому, кого лечить уже поздно.

— А кого лечить уже поздно?

— У кого 4-я стадия рака.

— А контролером кто?

— Смерть…

А смерть можно ли интерпретировать: то ли жив, то ли до некоторой степени помер? Граница недвусмысленная и ясная. Линейное разделение образов. Долгожданное «или — или». Четкость. Слава богу, попал-таки младенец в яблочко, поймал все же Истину в графы — сети — таблицы.

И совсем бы стало четко и замечательно, и разделила бы Смерть все чистенько по линеечке, да вот беда — Жизнь снова втемяшилась.

И вырвалась проклятая Истина из-под сетей — граф — параграфов, и поскакала за пределы таблиц, черт знает куда. Туда, где самое разное — не предусмотренное и не учтенное.

Люди, в частности, умирают не только от рака, особенно пожилые и старые. А наши онкологические пациенты в основном как раз к этой возрастной группе и принадлежат. И в таблице человек умирает в течение первого года своей болезни, а в действительности несчастье происходит на семьдесят шестом, например, году его жизни. А в таком почтенном возрасте пойди-ка разбери, отчего он умер — от рака, от гриппа, от инфаркта, от старости?.. На такой случай у нас и графы специальные предусмотрены: онкологический больной умер не от рака, а от другого сопутствующего заболевания, чтобы очистить, значит, нашу онкологическую смертность от прочих всяких примесей и высветлить ее как таковую — в чистом виде. Ячеечки для онкологии, ячеечки для прочих болезней. Ну и заполняй, какие хочешь. Для потенциального передовика опять соблазн. А всем прочим — не отставать! И так далее…

И снова что-то придумают они — новые, улучшенные таблицы, и вот-вот будет она поймана за хвост, эта Жар-птица, и стреножена, и разлинеена по всем правилам. Только вновь она вывернется, вырвется и полетит себе, куда глаза глядят, и так далее…

Однако сказанное не просто, для них туманно, как сказал поэт: «Клубок какой-то сложной пряжи»… Или, как сказал мне один выдающийся арифметик — все это лирика и давайте-ка поговорим конкретно по делу и о делах. А мой 11-летний сын восторженно советовал своей 25-летней сестре после прочтения «Мастера и Маргариты»: «Вера, пропускай про любовь, читай про кота!».

Десять больше трех — это понятно, значит конкретно. А пока на ученом совете подымают бывшего главного врача Бляхмана (с этого момента, собственно, он и стал бывшим), и строго с него спрашивают:

— Вы, товарищ Бляхман, взяли на учет в течение года 250 больных раком грудной железы, которых нужно лечить (группа № 2 по нашей терминологии), и не просто лечить, а и вылечить, сделать их практически здоровыми (группа № 3). И как же вы справились с этой задачей? О чем говорят цифры годового отчета? А вот о чем. У вас на конец года имеется 187 женщин во 2-й группе. Вылечили вы всего: 250–187=63!!! а 187? Вы их не лечили!!! Чем же вы занимаетесь??!! Целый год?!?! И т. д.

Здесь «младенец» и слезу себе позволит, речь свою как бы очеловечит, отеплит, добавит, пожалуй, трагическим шепотом: «Ведь за каждой цифрой живой человек…», и скорбные очи к потолку: переживает…

Сконфуженный Бляхман тогда залепетал что-то, заблеял да и захлебнулся. Тут ему и конец. А я лихорадочными пальцами перебираю свои бумаги и нахожу такие же примерно показатели, что и у Бляхмана. Проклятие или закономерность? Сразу и не поймешь. Ведь чтобы с ходу всю эту непрерывно нарастающую абракадабру в голове держать, понимать и ориентироваться (владеть вопросом), для этого нужно каждый день тренироваться по нескольку часов, как пианисту, чтобы пальцы не деревенели. А мы — врачи, нам больные мешают. И хозяйство, и все прочее.

У «младенца», конечно, перевес огромный: пациенты ему не докучают, в руках у него карандашик, занимается только одним делом (антиделом) и отлично тренирован. К тому же — времени у него запас: любой капкан изготовит и приладит. При желании — выверенным вопросиком тебе в горло. А ты — неграмотный в арифметике простофиля, да еще и в цейтноте — изволь отвечать сей момент!

Здесь, чтобы вывернуться, талант нужен. Сидоренко это умеет великолепно, но об этом попозже. А сейчас нужно разобраться с моими странными цифрами (пока блеять не заставили). Цифры поистине странные. С одной стороны, мы действительно радикально лечим (и даже вылечиваем!) подавляющее большинство наших пациентов, но, с другой стороны, количество не излеченных до конца (застрявших во 2-й группе) очень велико. В чем же дело? Оказывается, эти злосчастные женщины накопились от прошлых лет. Сюда относятся больные, которые категорически отказались от операции (таких каждый год бывает несколько — обязательно), здесь группируются и те, у кого после радикального лечения появились рецидивы и метастазы. Практически здоровыми всех этих женщин назвать нельзя, поэтому они зачислены в группу № 2, которая отягощает нашу статистику. А почему раньше, в былые годы они не отягощали? Да потому, что быстро умирали: уходили из жизни и очищали таблицу. А теперь эти женщины долго живут благодаря новым методам лечения. Годами они накапливаются в соответствующих графах-ячейках, и вдруг, неожиданно падают на голову Бляхману…

Что теперь будем делать? Отделять женщин прошлых от женщин нынешних, уширять и усложнять таблицы? А там, в таблицах, десятки локализаций — не только грудные железы, — а мы еще расширим, еще усложним. Черт с ними, истина дороже! Так оно и движется, нарастая, и все вбок, вбок, подальше от нас, и отчуждение между нами тоже растет.

«Младенцы», там у себя, целые города уже понастроили, миры и катакомбы нарастили.

Тьму-таракань… Иной раз оттуда и новые слова долетают, обрывки постулатов и неслыханные формулы (а буквы из греческого алфавита!). Самые ретивые, говорят, на высшую математику уже переходят. А у математиков на этот счет есть забавная притча. Решите задачу: маленький рыжий мальчик выпивает за полсекунды 2 океана. Сколько океанов он выпьет за полчаса?

Любой пятиклассник эту задачу решит арифметически примитивно, а вундеркинд — так даже и блистательно, оригинальной формулой, в одно дыхание. Но вот беда: маленький рыжий мальчик не выпивает за полсекунды два океана… греческие формулы, однако, нужно приветствовать. Во-первых, нас они туда загнать не посмеют (очень уж сложно), и значит, сами же от себя и будут зажигаться: внутренняя система — в собственном соку. А во-вторых, к себе тоже никого не пустят. А то ведь в пределах трехклассного образования каждому лестно свой нос к нам запустить.

В связи с этим я вспоминаю, как в пятидесятые годы все поликлинические врачи обязаны были ежедневно заполнять громадные учетные полотнища. Одна простыня шла по горизонтали и отражала прием в социальном разрезе: сколько принято людей всего, из них женщин, мужчин, в том числе рабочих, колхозников, интеллигентов, пенсионеров, из них персональных, с таким-то и таким-то и таким-то стажем, сколько детей с градацией по возрастам, сколько ветеранов, и опять по возрастам и стажу. Инвалидов по болезни? Инвалидов труда? Инвалидов ума?.. И прочее — всего не упомнишь, но полотнище громадное: обе руки с локтями на нем помещались и еще оставалось место.

Вторая простыня была вертикальная и освещала медицинскую сторону вопроса: сколько принято ран и в том числе резаных, колотых, ушибленных, чистых, инфицированных, в какие сроки они пришли по часам, и у детей ли они или у взрослых, у женщин ли или у мужчин, и опять по возрастам. А переломы? Открытые? Закрытые? Оскольчатые? Доставлены с предварительной иммобилизацией? Без предварительной? С кровотечением? Без кровотечения? Со жгутом? Без жгута? С крестом? Без креста? Эх, эх, без креста! И так далее. Эта простыня тоже была громадная, уходила за край стола и далее — мимо груди и живота свисала до колен.