Игорь Данилевский - Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

• Название: Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций
• Автор: Игорь Данилевский
• Издательство: АСПЕНТ ПРЕСС
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5—7567—0127—3

Учебное пособие продолжает курс лекций «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.)» того же автора и изучает период от распада Киевской Руси до образования Московского царства.

Книга предназначена для студентов и аспирантов гуманитарных факультетов вузов.

---

«…рассказ Ипат. о нашествии татар на Рязанскую землю не имеет ничего общего с рассказом НIЛ»[229].

Кроме того, по мнению А. Ю. Бородихина, составители всех трех ранних вариантов Повести так или иначе использовали владимирский великокняжеский свод Ярослава Всеволодовича. Причем, как полагает исследователь, составители Ипатьевского и новгородского вариантов рассказов располагали материалами этого свода, еще не соединенными с ростовской летописной традицией[230].

Новгородский вариант повести. Так или иначе, на возможность использования рязанского происхождения начальной части статьи о нашествии, сохранившейся в Новгородской первой летописи, обращали внимание не только А. Н. Насонов, но и Д. С. Лихачев[231], А. Г. Кузьмин[232], В. А. Кучкин[233]. Кроме того, по мнению Д. С. Лихачева (которое, впрочем, не разделяет В. А. Кучкин), в состав новгородской версии вошел также ростовский рассказ о взятии Владимира. Как считают Дж. Феннел и В. А. Кучкин, рязанский рассказ был дополнен в Новгороде каким-то местным текстом[234]. В отличие от них А. Ю. Бородихин полагает, что рассказ Новгородской первой летописи основывается на компиляции владимирского, ростовского и какого-то южнорусского источников[235].

Появление Повести о нашествии Батыя в составе Новгородской первой летописи исследователи относят ко времени не ранее середины XIII первой половины XIV в.[236]. Рассказ о нашествии находится во второй части Синодального списка летописи, написанной почерком первой половины XIV в.[237]. Точнее установить время появления текста не представляется возможным, поскольку все

«…датировки основываются на времени появления гипотетически выявленных источников данной статьи. Одна из самых ранних датировок предложена А. Ю. Бородихиным: ок. 1255 г.»[238].

Установление источников Лаврентьевской версии рассказа о Батыевом нашествии представляет особые трудности. Дело в том, что текст в пределах 1193–1239 гг., по словам М. Д. Приселкова, едва ли не труднейшая для анализа часть этой летописи[239].

По мнению исследователя, поддержанному А. Н. Насоновым, данный фрагмент носит сводный характер и основывается на двух летописных источниках: ростовском (свод Константина и его сыновей) и владимирском (свод великого князя Юрия Всеволодовича)[240]. При этом

«…во всех случаях, когда сводчику 1239 г. нужно было выбирать между ростовским изложением и изложением владимирским, он без колебаний и компромиссов передавал ростовскую версию. Но в одном случае сводчик отступил от этого приема и дал слитный рассказ по обоим источникам: это в описании Батыева нашествия под 1237 г., которое читалось в обоих источниках свода 1239 г. как последнее известие»[241].

Доказательством сводного характера рассказа является, в частности, присутствие в нем фраз, прямо отсылающих читателя к новому источнику (но то оставим, но мы на передняя взидем и т. п.), а также то, что, по словам М. Д. Приселкова,

«…герои этого рассказа умирают по два раза, и это на пространстве нескольких строк»[242].

В целом соглашаясь с М. Д. Приселковым, Д. С. Лихачев полагал, что ростовская часть статьи 6745/1237 г. восходит к своду княгини Марьи дочери казненного в Орде князя Михаила Всеволодовича Черниговского и супруги замученного татарами князя Василька Константиновича Ростовского[243]. Кроме того, В. Л. Комарович высказал догадку, что ряд деталей Повести о нашествии Батыя принадлежит перу самого создателя Лаврентьевского списка:

«…Все распространения, сокращения или замены в Лаврентьевской летописи) сравнительно с тем, что читалось о Батые — вой рати в Летописце 1305 г., могли быть сделаны только тем, кто этот Летописец в 1377 г. собственноручно переписывал, т. е. мнихом Лаврентием. Его авторский вклад в рассказ о Батые вой рати теперь может быть… легко обнаружен»[244].

Впрочем, это предположение не получило развернутого текстологического подтверждения[245], несмотря на то, что ее поддержал Г. М. Прохоров, утверждавший, что «Повесть о Батыевом нашествии» произведение

«…в какой-то мере писцов 1377 г.»[246].

Если в определении состава источников лаврентьевского варианта Повести о нашествии Батыя исследователи проявляют известное единодушие, то датировка самой этой компиляции вызывает у них довольно серьезные разногласия. Так, по мнению М. Д. Приселкова, данный сводный текст был составлен в 1239 г. Д. С. Лихачев же считает, что компилятивный рассказ появился лишь в 60-70-х гг. XIII в. под влиянием антиордынских выступлений в Северо-Восточной Руси и поэтому

«…был проникнут идеей необходимости крепко стоять за веру и независимость родины»[247].

К более поздней, чем приселковская, дате склонялся и А. Н. Насонов[248]. Соединение этих двух источников свода 1305 г. (лежащего в основе Лаврентьевской летописи), как он считал, могло произойти лишь в 1281 г.[249]. Близок к такой точке зрения А. Ю. Бородихин: он датирует соединение владимирских и ростовских записей в Лаврентьевской летописи 60-ми гг. XIII началом XIV в.[250]. Не исключает позднего времени появления рассказа о нашествии Батыя (в период княжения Михаила Ярославича Тверского в 1305 г.) и Я. С. Лурье[251]. Доказательством позднего происхождения этого текста Г. М. Прохоров считает многочисленные вкрапления из предшествующей летописи (33 фрагмента, составляющих около трети объема произведения), что свидетельствовало, на взгляд исследователя, о том, что летописец сам этих деталей не знал, поскольку не был современником описываемых событий[252].

В отличие от точки зрения этих исследователей Дж. Феннел полагает, что

тон историй, содержащихся в Лавр., сухой, нерасцвеченный, явно указывает на их современное событиям происхождение 32.

Компилятивной представляется повесть о нашествии Батыя и в составе Ипатьевской летописи. Она целиком состоит из фрагментов, различающихся по времени и месту возникновения, по степени полноты и достоверности передаваемой информации. Даже на первый взгляд она отображает впечатления южнорусского точнее, галицкого книжника[253]. С другой стороны, по справедливому замечанию Дж. Феннела, при том, что она

«…последовательно отражает один из южнорусских источников, ей недостает подробностей, местами она туманна, неточна, путана и содержит лишь несколько фрагментов дополнительных сведений, происходящих, вероятно, из устных легенд, бытовавших в южной Руси в эпоху после нашествия»[254].

Кроме того, под этим же годами летописец подробно повествует о событиях, произошедших вдалеке от южной Руси в землях русского Северо-Востока (об осаде Рязани, Владимира-на-Клязьме, Суздаля, Козельска, о сражении на Сити и np.)[255]. При этом один из самых глубоких исследователей «Летописца Даниила Галицкого» (составляющего первую часть Ипатьевской летописи за 1201–1250 гг.) А. Н. Ужанков подчеркивает:

…Летописец изначально задумывался с четким конечным результатом, именно как княжеское жизнеописание, а не летопись. <…> Его невозможно было продолжать бесконечно, как любую летопись, поскольку он имел четкий хронологический предел смерть князя. В этом еще одно его коренное отличие от летописи. <…>…Летописец Даниила Галицкого построен по иным законам, нежели летопись. И методологический прием его исследования должен быть также иным[256].

Источниками для галицкого летописца послужили, видимо, киевский и владимирский летописные своды, дополненные местными записями. При этом, как считает А. Ю. Бородихин,

«…поразительная осведомленность автора-составителя в деталях описываемых событий заставляет видеть в нем современника»[257].

В свою очередь, это позволяет исследователю датировать интересующий нас текст 1245–1249 гг.[258]. Близкую датировку предлагает и А. Н. Ужанков:

«…первая редакция…Летописца Даниила Галицкого представляет собой повествование о жизни Даниила Романовича Галицкого с 1201 по начало 1247 г. Работа над этой частью жизнеописания была закончена в начале того же 1247 г. По хронологии…Ипатьевского летописного свода она заканчивается статьей под 1250 г.»[259].

Во всяком случае, историки сходятся во мнении, что Летописец создавался еще при жизни Даниила (1201 1264). Так,

А. А. Паугкин подчеркивал:

«…Известие о кончине князя принадлежит уже волынскому автору»[260].

Этот вывод полностью согласуется с наблюдением Л. В. Черепнина:

«…С 6769 [1261] г. летописный рассказ начинает вращаться вокруг города Владимира- Волынского и его князя Василька Романовича»[261].

Не расходится он и с замечанием И. П. Еремина:

«…После слова Даниила сыновьям Льву и Шварну:…Аще вы будете у мене, вамъ ездити в станы к нимъ (татарам) аже ли аз буду уже отчетливо ощущается рука волынского летописца»[262].

Таким образом, все три ранних рассказа о нашествии Батыя появились в летописных сводах не позднее начала XIV в. При этом старшим из них является, видимо, вариант, представленный Ипатьевским и близкими ему списками, датируемый серединой XIII в. Относительно точного времени появления рассказов Новгородской первой и Лаврентьевской летописей мнения исследователей расходятся, но написаны они были, безусловно, позднее.