Джудит Майкл - Паутина

• Название: Паутина
• Автор: Джудит Майкл
• Издательство: Новости
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7020-0929-0

Всего на неделю решили сестры-двойняшки поменяться ролями. Сабрина отправилась к мужу и двоим детям сестры в скромный дом в Эванстон, в окрестностях Чикаго, а Стефани превратилась в обладательницу великолепного особняка в Лондоне, с головой окунулась в блестящий круговорот светской жизни и, как все думали, погибла за несколько дней до того, как все должно было возвратиться на круги своя…

---

— Нет, имеют! Глупости!

— Нет, знаешь, они понятия не имеют, кем станут, как будут относится к жизни, когда станут взрослыми. Знаешь, по-настоящему взрослыми, потому что впереди у нас еще столько всего — любовь, приключения, да мало ли еще что, — а мы еще не знаем, что нам самим будет нужно, и, значит, надо просто набраться терпения. Знаешь, нужно стать по-настоящему взрослыми, прежде чем мы станем делать то же, что и взрослые. Так что я, пожалуй, лучше подожду.

У Сабрины вырвался вздох облегчения. Пожалуй, вот главное, чего мне удалось добиться в жизни. Чуть откинув назад голову, она перехватила устремленный на нее взгляд Гарта, и они поцеловали друг друга в губы. Это был поцелуй и любовников и родителей одновременно. И тут Сабрина вдруг почувствовала, как благодарна судьбе за то, что в жизни у нее все складывается так хорошо.

— Во всяком случае, — продолжила Пенни, выкладывая свой последний довод, — если бы мама обо всем узнала, она бы целый год не разрешала мне выходить из дому.

— Целый год! Вот ужас-то! Это несправедливо!

— Знаю. Хотя она считает, что справедливо. Она говорит, что без этого я никогда не стану взрослой. И, знаешь… мне кажется… я ей верю.

— Правда?

— Знаешь, если она начинает о чем-нибудь таком говорить, то так уверенно, что кажется — она права.

— Это потому, что она твоя мать.

Последовала секундная пауза.

— А может, потому, что она в самом деле права.

Гарт усмехнулся.

— Мне нравится, как рассуждает Пенни.

— Ну, тогда… — Барбара запнулась, что-то соображая. — Тогда, мне кажется…

— Что?

— Если ты не хочешь, то и я, наверное, тоже не стану этого делать. Вот если бы мы были с тобой заодно, то потом можно было бы обо всем поговорить. А одной мне не хочется.

— Вообще ничего?

— Да, наверное. Хотя надо мной снова начнут насмехаться.

— Ну и что? А мы попробуем отвечать им по-китайски.

— По-китайски? Но как? Мы же ни слова по-китайски не знаем.

— Я знаю немного. Меня Лу Чжень научил. Очень приятный парень. Когда он снова придет к нам обедать, я попрошу, чтобы он научил меня новым словам, а потом научу и тебя.

— Китайский ведь намного труднее французского, да?

Их голоса зазвучали по-другому: теперь они расслабились — уже не было прежнего напряжения. Девочки заговорили об учительнице французского, которая будет преподавать язык в новом учебном году, о пьесе, которую поставили в шестом классе, о каких-то свитерах, которые Барбара собиралась купить, потому что все девчонки их купили. Прошло еще несколько минут, и они встали с пола и заговорили о еде.

— Миссис Тиркелл все время что-то придумывает, она — замечательная женщина, — сказала Пенни. — Папа говорит, что она словно солнце на просторах Британской империи, которое никогда не заходит.[30] По-моему, это значит, что она все время на ногах и всякий раз оказывается в нужном месте. Примерно так.

— Ты такая счастливая, — сказала Барбара. — Знаешь, это все равно что быть богатой, да? Или родиться принцессой, или еще кем-нибудь?

Разговаривая, они вышли из спальни, прошли по коридору и спустились по лестнице. Наконец их голоса замерли в отдалении. Сабрина еле слышно рассмеялась.

— Ты ничего не говорил мне про миссис Тиркелл, «незаходящее солнце».

— Да я и сам забыл. Как здорово, что Пенни все поняла! Надеюсь, она понимает и то, сколь многим тебе обязана.

— Она понимает, что ей пришли на помощь, когда она в ней нуждалась. И не боится это признать. Я так ею горжусь.

— Я тоже. Но еще больше горжусь ее мамой. — Они продолжали тихо сидеть, разглядывая внизу двор перед домом. Там царило знойное марево. Кто-то из соседей с поникшим видом выгуливал на длинном поводке такого же вялого далматинского дога. Другой сосед постоял во дворике, посмотрел на газонокосилку, потом перевел взгляд на небо, пожал плечам и убрал машинку.

— Все-таки дома чувствуешь себя лучше, — сказал Гарт. — Удивительно, как часто я стал это говорить. Да, кстати… Скоро мы с Клаудией съездим на денек в Вашингтон.

— Да, она мне звонила. Мы с ней хорошо поговорили. Знаешь, что странно? Она стала спрашивать, как бы я стала с ними разговаривать.

— С Леглиндом?

— И с его подручным. Мне что-то не верится, что она сомневается в своих силах.

— А что она сказала?

— Сказала, что ищет какой-нибудь повод заставить их публично отказаться от своих слов, что у нее есть кое-какие идеи на этот счет, но сначала она хотела бы послушать, что я об этом думаю.

— А она не сказала, почему?

Сабрина слегка покачала головой.

— Похоже, Ллойд Страусс рассказал ей, что я имела некоторое отношение к прошлогоднему скандалу. Помнишь, некоторые преподаватели обещали своим студенткам повышенные оценки в случае их благосклонности.

— Не некоторое, а самое прямое, любовь моя. То, что его удалось уладить, — целиком твоя заслуга. Конечно, Клаудия могла об этом услышать. К тому же ты ей нравишься, она сама мне говорила, что дорожит твоей дружбой. Ну, и что же ты ей посоветовала?

— Мы с ней обсудили несколько разных вариантов и, в конце концов, остановились на одном, который, как нам кажется, может пройти, хотя нам он не особенно понравился. Правда, пока вы там будете, все еще, разумеется, может измениться.

— А о чем конкретно идет речь?

— Ну, все очень просто, если только можно употребить слово «просто» применительно к шантажу. Мне показалось, она могла бы начать разговор с того, что вы усиленно делаете имя будущему институту, стремитесь к известности. Еще — о людях, жертвующих ему деньги, о церемонии открытия, на которую приглашены самые разные ораторы, включая и политических деятелей; о том, что вы хотели бы и Леглинда видеть среди них. Но, если сначала он публично добивается расследования финансового положения института, а потом создатели института будут публично превозносить Леглинда за оказываемую поддержку, то со стороны все будет выглядеть как подкуп, хотя ни для кого не секрет, какой интерес у Леглинда вызывает наука… словом, основная идея, я думаю, тебе ясна.

— Да. Если иметь в виду шантаж, то она действительно неплоха.

— Тебе все это не нравится.

— Не больше, чем тебе самой. Жаль, что приходится добиваться своего таким образом. И дело даже не в том, что есть люди, которые занимаются этим всю жизнь. Хотя, может быть, и не столь откровенно… впрочем, я, возможно, их недооцениваю… подыскивая для этого более благовидное название, чем шантаж, подкуп или еще что-нибудь в том же духе.

— Но больше всего тебе не нравится то, что, возможно, такая тактика сработает.

— Да, это больше всего меня и отталкивает. Несмотря на то, что в конгресс избирается много порядочных людей, у всех на виду, как правило, те, кто нечист на руку. Знаю, дело не только в конгрессе, это повсеместное явление, и мои друзья, которые занимаются общественными науками, считают, что наивно ожидать чего-то иного, но все равно такое положение меня угнетает. А что, Клаудия полагает, что это хорошая мысль?

— Она считает, что это более здравый подход, нежели воздействовать на Леглинда общими рассуждениями о его лучших побуждениях.

— Тем более что их у него попросту нет. Она права. Ну что ж, мы с ним встречаемся через неделю, вот и посмотрим.

— Вы решили между собой, кто о чем будет говорить?

— Говорить будет большей частью она. Жду не дождусь, что она скажет. Никогда не слышал, чтобы она повышала голос, не говоря уже о том, чтобы поучать конгрессмена.

Однако, как впоследствии оказалось, Клаудия и не думала повышать голос. Оказавшись в офисе Оливера Леглинда, она напротив, говорила так тихо, что конгрессмену приходилось напрягать слух.

— Мы признательны за то, что вы так быстро откликнулись на нашу просьбу о встрече, — сказала она, с удовольствием отметив про себя, как Леглинд со Струдом быстро переглянулись, удивленные тихим голосом женщины ростом в шесть футов, с гладко зачесанными назад седыми волосами и слишком большими для нее очками. — Нам, конечно, было приятно услышать от мистера Струда, что мы ни в чем не виновны, хотя, с другой стороны, эта новость привела нас в определенное замешательство.

Конгрессмен нахмурился. Это был крохотный человечек, сложенный на редкость непропорционально: при малом росте у него были слишком длинные руки и слишком короткие ноги. Прищурившись, он внимательно разглядывал посетителей из-под мохнатых бровей. Густые волосы были так аккуратно расчесаны и уложены, что ясно было: он немало ими гордится. Гарт знал, что Леглинд способен одурачить слушателей, доведя их до исступления мрачными рассказами о пустой трате государственных средств, о том, что это угрожает чуть ли не самим основам американского образа жизни. Но сейчас перед ним не было толпы внимавших ему людей. Конгрессмен стоял, слегка раскачиваясь на каблуках, и вид у него был озадаченный и нетерпеливый.