Людмила Третьякова - Русский Сюжетъ

• Название: Русский Сюжетъ
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Виконт-МВ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-903921-04-1

В России – счастливая любовь – это главная жизненная удача. Ни карьера, ни богатство не могут дать человеку того, что приносит она. Судьбам людей, которые стремились к обретению любви и горько переживали ее потерю, посвящена эта книга…

---

Людмила Третьякова Русский Сюжетъ

В оформлении обложки использован портрет

Натальи Николаевны Пушкиной

работы В. Гау

Предисловие

 

Прошлое не исчезает. Какие бы цифры ни значились на наших календарях, невидимое, неслышное, оно остается с нами. Но его таинственное присутствие обнаруживается, лишь когда мы сами того захотим.

И тогда память, подхлестнутая воображением, делает свое дело. Завеса времени падает. Давно ушедшее прибли­жается настолько, что лица участников давних событий встают как живые, словно обращаясь за сочувствием и по­ниманием

Жизнь – лучший романист. У нее в запасе огромное количество сюжетов, из которых она складывает челове­ческую судьбу. Для героев этой книги все давным-давно определилось. И поставлена точка. Но призадумаешься – и ловишь себя на мысли, что свершившееся и не свершив­шееся в их жизнях имеет отношение к нам. Стоит ли удив­ляться? Мы все незримо связаны принадлежностью к Рос­сии, ее истории, а судьбы людей знаменитых и безвестных во всей своей неисчислимости, в сущности, и составляют один большой «русский сюжет»...

I. «Я так тебя люблю...»

В тот день московский дом Щербатовых чуть ли не с рассвета наполнился суетой. Старая нянька Фоминична послала девушек нарезать цветов да поболее, без оглядки на садовника Егора. Тому третьего дня было приказано опустошению клумб – радость-то какая! – не препятство­вать. Молодой барин возвращается! «Сокол мой ненагляд­ный», – начинала всхлипывать Фоминична о своем лю­бимце, но тут же снова напускала на себя серьезный вид и в который раз, кряхтя и охая, обходила большой дом: не ви­дать ли где каких упущений. Нет, их не было. Люстры си­яли, со старых портретов обмели пыль, от паркета тянуло восковым духом, на кухне готовился праздничный обед. Фоминична и туда сунулась с расспросами и советами, но тут же была выдворена поваром Семеном: «Просим не ме­шать!» – «Ишь, важный какой, – бурча себе под нос, нянька все же ретировалась. – Вам не мешать, так от хо­зяйства одна зола останется. Вот ведь кабалу какую оста­вила мне барыня, царство ей небесное! Домину такую, че­лядь непутевую да малых сиротинушек. Ничего, сдюжила! Ей, покойной, с того света попрекать меня не за что. Ваничку отмолила у Господа от пуль вражьих и Наташеньку в невесты подняла...»

Все было верно. Иван и Наталья Щербатовы выросли без матери. Быть может, из-за этого сиротства и образова­лась между братом и сестрой дружба необыкновенная. При большой щербатовской родне они все же всегда держались вместе, тайн друг от друга не имели. Настоящим испытани­ем для Наташи стала разлука с братом: гвардеец Щерба­тов, как только началась война с Наполеоном, ушел вое­вать. Так, от письма до письма, все четыре года и жила Наташа. Писал ей и самый близкий друг брата, его тезка Иван Дмитриевич Якушкин. Он, по существу, вырос у Щербатовых, считался едва ли не членом семьи.

И вот теперь их обоих, прошедших всю войну бок о бок в одном и том же полку, встречал старый щербатовский дом.

«Едут!» – крикнул, вбегая с улицы казачок. Слуга, с утра безотлучно находившийся на крыльце, поспешил, как было приказано, в покои старого князя Щербатова. Тот тотчас появился, выпятив грудь и приободрясь. Набежала вся челядь. Лошади еще не остановились, как из экипажа выпрыгнул молодой князь, за ним Якушкин.

Наташа, стоявшая впереди всей толпы, бросилась к брату, повисла на шее, уткнувшись лицом в жесткий ворот­ник мундира. Опустив ее на землю, Щербатов поспешил к отцу. «Батюшка!» Поцеловал руку, они обнялись. Старик выхватил из кармана платок. «Господи! Слава Тебе!» – прижав руки к необъятной груди, твердила нянька. Иван отыскал ее глазами, обнял, гладя по голове в сборчатом чеп­це: «Ну, будет, будет, нянюшка, живой же!» И тут же обер­нулся, ища глазами друга, который, все еще стоя у экипа­жа, с улыбкой наблюдал эту семейную сцену. «Жан! Да что ты? Иди...»

Молодой Якушкин... Нам доподлинно известно, как выглядел он тогда во дворе щербатовского дома. Осталась великолепная акварель П.Ф.Соколова – Якушкин в гвардейском мундире, с боевыми орденами и крестом за храб­рость. Он получил его после знаменитого сражения под Кульмом. Крест сорвут с Ивана Дмитриевича после 14 де­кабря 1825 года во время гражданской казни. Но это будет потом.

А сейчас так взволнованно и светло лицо двадцатитрех­летнего гвардейца. Позади дороги войны, пройденные с честью, поверженный Париж. Все прекрасное, казалось, впереди. Он молод, здоров, полон идей и проектов. Но глав­ное сейчас не в этом, а в барышне в светлом платье, что когда-то девчонкой храбро плавала с ним на утлом плоту по озерцу старого щербатовского парка. Вот кто снился ему все эти четыре года.

– Сестрица, позволь тебе рекомендовать моего бое­вого друга... э-э-э... – Щербатов хитро скосил глаза на Наташу: узнает ли?

Та решила подыграть брату:

– Позвольте вспомнить... Иван Дмитриевич? Вас, сударь, так, кажется, зовут? – и, подскочив к Якушкину, притянула его за шею и поцеловала.

Потом был обед. Поздравляли отца, дождавшегося сына. Поздравляли молодых офицеров с победой. Некото­рые дамы были в трауре по тем, кто не вернулся с войны.

Вечером, когда все разъехались, Щербатов, Якушкин и Наташа сидели у камина. Наташа просила рассказать о Париже. Тут Щербатов хлопнул себя по лбу: «Забыл! Со­всем забыл!» Он вышел из залы и тотчас вернулся с не­большим футляром в руках.

Наташа радостно ойкнула. Колье, лежавшее внутри, представляло собой широкую золотую цепочку, составлен­ную из ажурных звеньев, которые скреплялись между со­бой гранатами. Самый крупный располагался посередине и мерцал багровой каплей. От него по бокам расходились кам­ни такого же цвета и формы постепенно, к застежке, умень­шаясь.

Щербатов тотчас заставил сестру примерить подарок. Наташа подошла к зеркалу и, надев колье, стала одобри­тельно себя рассматривать. Вдруг в отражении увидела подошедшего Якушкина. Его взгляд смутил девушку.

– Я всегда знал, что вы красавица, – грустно и тихо сказал Якушкин. – А теперь и вовсе...

– О чем это вы там шепчетесь? – крикнул из-за стола Щербатов.

Потом они еще долго сидели и говорили, говорили. Свечи давно оплавились, сквозь высокие окна вплывал рас­свет нового московского утра. Якушкин встал и, откланяв­шись, поднялся на антресоли в отведенную ему комнату. Прежде чем лечь, он достал из баула, принесенного слугой, свой подарок Наташе. Эта была механическая игрушка, соловей в клетке, который, если его завести висевшим на цепочке маленьким ключиком, поворачивал головой вправо и влево, заливаясь нежной трелью. «Какой чудак я, право, – думал Якушкин. – Ну как было не сообразить! Такую пу­стяковину и дарить неловко...»

Якушкин заснул на час, не более. Внизу, как и было договорено с хозяевами, его уже ждал экипаж. Слуга снес багаж. В доме, боясь разбудить вчерашних полуночников, все ходили на цыпочках. Якушкин разыскал горничную На­таши и наказал ей, чтобы, как только она заприметит, что барышня проснулась, поставила бы под дверь вот эту игруш­ку, предварительно заведя ее ключиком. Та лукаво кивнула: мол, сделаю.

...Якушкин был уже далеко на дороге в свое имение, когда Наташа, услышав нежные трели за дверью, открыла ее. Между прутьями клетки была вложена записка по-французски: «Это для Вас, Наташа. Ваш верный Якушкин».

* * *

Шло время. Иван Дмитриевич по-прежнему бывал у Щербатовых. Уже не мог не бывать. 10 августа 1816 года он пишет другу Ивану сумбурное, полное недосказанностей письмо: «Я еще не знаю даже точно, что мне сказать тебе, но мне непременно нужно говорить с тобой». Конеч­но, у давних друзей много общих тем, они привыкли обме­ниваться мыслями и выслушивать мнения друг друга, но в данном случае то, в чем хотелось признаться Якушкину, касалось слишком личных вещей. Он всегда говорил на та­кие темы нехотя, как бы превозмогая себя.

Дело в том, что Якушкину было совершенно ясно: он любит Наташу Щербатову. Он всегда, еще мальчишкой, любил ее. А сейчас, когда они оба стали взрослыми, щербатовский дом неудержимо манил его, и все же, пересиливая себя, Иван Дмитриевич вовсе устранился от визитов. По­чему? Он совершенно сбит с толку обхождением Наташи – приветливым, милым, всегда ровным. А ему так хочется за­метить на любимом лице хоть немного волнения при встрече.

                                                     

 Когда человек вышел с поля брани живым и невредимым, ему кажется, что нет силы, способной преградить дорогу к счастью. Якушкин возвращался не просто на родину, в мирную жизнь, а к девушке, которую давно любил.

Якушкина страшит участь остаться в сердце Наташи на правах почти родного человека, однако не избранника, не любимого мужчины. Но похоже, дело обстоит как раз са­мым печальным образом: для Наташи он еще один стар­ший брат. И ему, дерзко стоявшему под градом картечи, эта догадка казалась смертельным приговором.