Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

• Название: Кот-Скиталец
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

В разгар зимы встречаются двое – люди разного возраста, разных жизненных устремлений, по-разному укорененные в реальности. Одно лишь парадоксально их роднит: они владеют – она котом, он кошкой. Или наоборот – это кошки-найдёныши владеют ими. И, помимо всего прочего, они влюблены друг в друга – как одна, так и другая пара. Но – невозможно, несбыточно…

Чтобы им вновь и «правильно» найти друг друга, старая женщина приходит в удивительный мир, состоящий из Запредельного Леса, где правят обладающие высоким разумом звери, Города Людей, которые едва ли умнее и лучше животных, которые им подчиняются, и Гор, где всецело господствуют властные оборотни. У женщины, ставшей в Лесу вновь юной, рождается дочь и появляется сын; между друзьями завязываются союзы, за дружбой следует по пятам предательство и за изменой – прощение. Все находят то, для чего предназначены, – и всё-таки никогда не может кончиться Странствие.

А за этой причудливой игрой наблюдает сила – доброжелательная и слегка ироничная, властная и любящая.

---

В конце концов было решено костров не раскладывать, воду пить сырую, из родников или, на худой конец, из-под толстого торфяного слоя, чтобы не подхватить заразу. В качестве калорий они несли с собой медовую нугу, плитки из прессованного молочного ореха (представьте себе небольшой кокос, но с тонкой скорлупой и более густой жидкостью в сердцевине), а также лепешки из зерна, очень грубо смолотого между камней. Поколения юных испытателей собственного мужества (и женственности) разработали диету, которая забивала желудок как пробкой, не вызывала особой жажды и была не настолько вкусна и удобна в поедании, чтобы смолотить ее – из эстетических соображений – в первые же сутки. Для ночлега ими же было принято ставить, растягивать и крепко шнуровать палатку из просмоленного топлеными смоляными комочками – «глюздиками» или «глютиками» – пергамента: легко, прочно, не промокает, на крайний случай съедобно, а к следующему бродяжьему сезону можно отправить в котел на переварку и изобрести новый сногсшибательный фасон.

Из-за пресмыкающихся наши двое упаковывались со всей ответственностью и оставляли только те продухи, которые высоко от земли. Артханг, укладываясь спина к спине с Сереной, тихо ругался:

– Зря из ночлега делаем ловушку. Мигом порубят веревки, сгребут лапищами, унесут – и не выскользнешь.

– Мы с тобой еще такие дети, что любим страшные сказки, верно?

Он промолчал.

– Еще подумай, что игра в беспомощность – и лучший способ защиты, и верный способ приманить.

– Ну, ясно же… Не маленький.

Перед окончательным сном обоим и в самом деле вспоминались мрачноватые легенды из древней истории Леса, которые были так популярны у кхондских подростков, да и юные женщины любили слушать, ахать и требовать еще. В среду вождей и властных дам эти россказни не попадали, отсюда и некоторая наивность «мамы Тати» в том, что касается героического прошлого мункского и кхондского народов.

«…Кхонды сбивали врага с ног прямым ударом в грудь, шею или тот плоский мозг, который в подреберье, а то и вспрыгивали на холку и рвали горло. Такая смерть – честная, быстрая. В густой шерсти кхондов почти не видна была кровь их ран, а их гладкошкурые противники боялись зрелища своей. О, да ведь они так гордились, что они солдаты! На их мягком туловище улитки была стальная скорлупа, только мы и ею их калечили, ломая и прогибая так, что она ранила их нежную плоть. Малые мунки осыпали их градом стрел, камней и проклятий; сукки таранили клыком и копытом и втаптывали в грязь вместе с их слугами. Но Большие Мунки… Им не нужна была стальная защита – они сами были железные. Клыки и копья скользили по их коже, пращи и луки рождали по сути рой мошек, потому что навстречу их язвам мускулы Господ Железа тяжело вспухали, точно лава из зева каменных гор. Удар их руки мог вогнать в землю, удар ноги – расплющить древесный ствол. Да уж, давно мы не пробовали своей боевой силы. И не ели ни мяса врага, чтобы к нам перешла его мощь, ни мяса погибшего друга, чтобы он жил нашей жизнью…»

– А на чьей стороне бились мунки-хаа? – непременно спросит кто-нибудь из самых младшеньких.

– На своей собственной, – ответят ему. Наивности здесь не принято щадить.

– Брат, а брат, – Серена толкнула его в бок кулачком. – Ведь мунки-хаа были нашими главными.

– Гр-хм, – спросонья Арт не соображал, о чем это она. – Ты чего, сон дурной увидела?

– Нет, просто мой сон. И внутри него был Путь.

Он развернулся к ней передом.

– Мунки ведь и по сей день ощущают себя одним племенем. Одним, хотя и не единым. Вот как в большом племени рху-тин были пигмеи, гуанчи и патагонцы…

– И что теперь?

– Почему старая Триада воевала с андрами? Почему сами андры постоянно грызутся с инсанами? Потому что они разные или потому что в них слишком много сходства, чтобы можно было это стерпеть?

– Постой, не части – дай сообразить.

– Все войны моих предков, по моему видению и словам мамы Тати, начинались с того, что человек одного племени не признавал выходца из другого племени человеком.

(Мое замечание по делу. Говоря с кем иным, кроме Серены, я обыкновенно употребляла андрское по происхождению словцо аниму. Эта аббревиатура от «андр»-«инсан»-«мунк» более узка по смыслу, чем «Живущий» и означает всех вообще голых двуногих вне характеристик по полу и возрасту. Народная этимология сближает ее с анима «душа», а также с парапсихологическим понятием анимуса, мужского начала в женщине, что есть явная ошибка.)

– Ты хочешь сказать – имеющим те же права попирать собой землю.

– Угу. Как же – он ведь внешне почти такой же, как я, но, если разобраться, то и цветом, и волосом, и, главное, – запахом, духом, менталитетом совсем различен. Безобразие! А экономика, политика, территориальные претензии и классовая борьба – бесплатное приложение к той проблеме, какую один человек извечно составлял для другого. Надо обосновать неприязнь – ее и обосновывают. Только вот если бы разумное было абсолютно несхожим с нами – мы бы отнеслись к нему если не спокойно, то хотя бы без такой предвзятости. Рутены постоянно мечтали о встрече с затерянными племенами и видами, инопланетянами и прочей экзотикой… Их без труда мыслили более красивыми и умными, чем обыкновенный человек, и национализма, расизма в этих мыслях не было.

– Триада никогда не впадала в этот последний грех.

– Правда. Но войны вела. Понимаешь, чего в конце концов не выдержали мунки? Сражаться с иными двуногими для них стало невозможно, ибо они – братья. В этом они переросли и рутенов, и андров. И не сражаться – тоже нельзя: Лес бы пал, и Великое Осевое Равновесие нарушилось. Тогда они убрали себя как причину спора и неосознанного раздражения иных двуногих, вот что они сделали! Не сразу и не просто. Может быть, разделились по уговору: Малые, оставшись, уступили первенство кхондам, а Большие – или хотя бы их часть – стали помогать в бою андрам. Да, только часть, я думаю: остальные сразу откочевали и сели на болотах.

– Послушай, зачем им было вообще это делать – воевать против своих? Наставники говорят, что все мы издавна исповедуем Ненасилие и Неедение…

– Издавна, но не с начала и не все сразу. Чудило, ты как думаешь – твое племя уж такое незапятнанное? Андров пленных не кушало, в жертву Луне не приносило? И ни от чего не нужно было мункам оберегать своих новых союзников, кроме как от боевого клыка и честного когтя?

Артханг прямо подскочил на циновке.

– Серена, ты что такое говоришь!

– А то ты сам не собирал намеков и оговорок, не слушал кровожадных сказочек. Да не пугайся! Такое древнее варварство настолько в порядке вещей, что в нем есть даже что-то романтичное. Учитывать надо, а стыдиться – не особенно. Только в той мере, какая не позволяет замалчивать, не заставляет вычеркивать из памяти, начисто отрицать, кривя душою перед самими собой.

– Так, по-твоему, мунки-хаа уплатили и, наверное, платят андрам за то давнее прегрешение?

– Вот именно. Это не было ни уклонением от долга, ни предательством Триады, но…

– Смотрим мы на них двусмысленно. Почему до сих пор?

– Потому что справедливым было бы оставить или передать нашим мункам или кхондам Силу Камня. Вот об этом-то и сказал мне Учитель.

– Да лих-то его передашь, это как свой цвет глаз подарить! – вырвалось у Арта.

– Правильно, – нехотя подтвердила девушка.

После бурных разговоров и ей, и ее брату неотвратимо захотелось спать – и так, что целый полк больших мунков в древнем боевом вооружении не смутил бы этой тяги. Они враз повалились наземь и, уже без памяти, стиснули друг друга в объятиях, напоминая не юных мудрецов, а всего-навсего перепуганных зверенышей, кем и были в эту глухую и влажную ночь.

Утром снова пошли бродить. Свою еду экономили сколько можно. Артханг несколько раз учуял под землей нечто вроде гриба-дождевика величиной с голову ребенка: ядом не пахло. Серена вырыла подземный фрукт лопаткой, посмеиваясь:

– На трюфели рутены чаще свиней натаскивали, чем собак, а уж волка – ни разу.

Только на сырой вкус это было явно не трюфель, и привычные к изысканному питанию отроки еле прожевали скользкие и как бы кожаные ломтики, на которые расслоился «гриб». Мяса вокруг бегало и ползало неимоверное множество, но они твердо держались своего закона; иное просто в голову не приходило.

– Ты что, чувствуешь, куда идти надо? – то и дело спрашивал Артханг.

Он давно сменил победную рысцу на вялый шаг, и вела обоих по топям и сухим местам сестра.

– Знаешь, да, и чем глубже – тем сильней. Наверное, мое кольцо притягивается тем, «змеиным», и я иду по воле его хозяев. Доброй ли – не знаю.

«Захотели бы убить – мигом бы нашли, – произнес в душе Артханг, – а то который день плестись заставляют. А если то и не мунки вовсе! Камешки и впрямь, наверное, из одного снежнацкого черепа, вот и хотят снова стоять рядом.»