Евгения Марлит - Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины

• Название: Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины
• Автор: Евгения Марлит
• Издательство: Арендное предприятие "Курск"
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7277-0064-7, 5-85229-028-9

Перед Вами три романа известных писателей-романистов, которые объединены одной темой - темой любви и человеческих взаимоотношений. Герои этих произведений любят, страдают и пытаются отыскать ответ на мучительный вопрос: «Как найти свое счастье и не ошибиться?»

Судьба неблагосклонна к прекрасной Эльзе, героине романа «Златокудрая Эльза», неутоленная страсть сжигает души героев романа «Грабители золота», мечется Морис, герой романа «Две женщины». Он не в состоянии сделать свой выбор и отдать предпочтение одной из дорогих его сердцу женщин…

Однако все они действуют по одним и тем же законам - законам любви.

Содержание:

Евгения Марлит. Златокудрая Эльза

Селена де Шабрильян. Грабители золота

Адольф Бело. Две женщины

---

«И всегда возвращаются к своей первой любви…»

Этот намек был совершенно ясен присутствующим, ибо разговор, как мы уже говорили, происходил в салоне, предоставленном для привилегированных лиц, большая часть которых давно знала графиню де Брионн многие завидовали ей тайно или явно. Однако слова Казимира не произвели бы того эффекта, которого он ожидал, если бы мадам де Брионн оставалась в галерее, свободной от публики, куда увлек ее барон. Но случайно, поскольку барон не нашел там места, на которое могла бы сесть утомленная графиня, ему пришла на ум неудачная мысль вернуться с ней в салон. Они появились как раз тогда, когда Казимир кончил напевать две строки, которые могли служить указанием на связь Мориса и Елены.

В ту же минуту, словно по всеобщему соглашению, все взгляды обратились на графиню де Брионн. Она услышала со всех сторон ехидные смешки, которые пытались из учтивости заглушить, прикрывая рты веерами и которые, тем не менее, достигали нужных ушей. Проходя, она замечала шушуканье, но собеседники вдруг замолкали, когда она оказывалась близко, и с каким–то новым любопытством глазели на нее. Она шла вперед, и круг, образовавшийся вокруг нее, постепенно расширялся. Елена хотела сесть на канапе, где еще оставалось свободное место, и две дамы, сидевшие там, сразу встали и ушли.

Мина взорвалась, гроза разразилась. Это общество – такое любезное, такое изысканное и воспитанное, мстило на свой манер Елене тем оружием, которым оно располагало: смешками, злословием, холодностью за ее ум, красоту, богатство, за ее образ жизни, ее отчуждение от света, за нежелание расточать свою дружбу кому попало, за ее неоспоримое превосходство во всем!

Казимир, каким бы легкомысленным он ни был, выказал большую проницательность, бросая свой недоброжелательный намек. Он знал, что в свете все понимают с полуслова: несправедливое оскорбление обычно возмущает и понуждает принять сторону оскорбленного, но мелкое коварство слов достаточно прозрачных, чтобы быть всеми понятыми и достаточно завуалированных, чтобы не ранить хороший вкус, вызывает неудовольствие, и агрессор почти всегда вознаграждается улыбками общества.

Итак, обрадованный своим торжеством и тем, что оно послужит для его оправдания, Казимир наклонился к Терезе и сказал, указывая на Мориса, которого с большим трудом пытался успокоить барон де Ливри: – Ну, все узнали аллегорию, как мне кажется, и Морис узнал тоже. Будете ли вы еще смотреть на меня как на клеветника?

Вместо ответа Тереза повернулась к нему спиной и медленно направилась к своему мужу, которого она не теряла из виду ни на минуту.

Она подошла к нему, но он не заметил, как она очутилась рядом. Негромким, но дрожащим от едва сдерживаемого гнева голосом он воскликнул, обращаясь к барону:

– Я не позволю оскорблять ее в моем присутствии! Мой долг защитить ее!

И сказав так, Морис шагнул к графине де Брионн и оказался посреди салона. Справа от него находилась Елена, слева – Тереза, которую он все еще не замечал.

Тогда Тереза, немного бледная, но с улыбкой на губах, коснулась его руки и тихо сказала:

– Позвольте, мой друг, я хочу пройти.

Он остановился, совершенно растерявшись при виде своей жены: ведь он сейчас совсем забыл о ее присутствии на балу. Может быть, он даже забыл о том, что женат.

Она воспользовалась этим моментом изумления, прошла мимо Мориса, улыбаясь мужчинам, почтительно расступавшимся перед ней, приветствуя женщин, которые смотрели на нее с каким–то состраданием и, прежде чем кто–нибудь мор догадаться о ее намерении, очутилась перед Еленой, которой сказала так любезно и непринужденно, как только могла:

– Мне поручили, мадам, собирать пожертвования для бедных, и меня несколько смущает мысль, что я одна должна обойти всех приглашенных. Не окажете ли вы услугу, присоединившись ко мне?

– Ах, – прошептала мадам де Брионн так тихо, что никто не услышал.

И, пытаясь украдкой, закрыв лицо букетом, стереть слезу, которую не могла исторгнуть всеобщая завистливая злоба и которую великодушный поступок Терезы выдавил из самого сердца, она встала и громко ответила:

– Я охотно соглашаюсь, мадам, и благодарю вас за удачную мысль.

Тогда Тереза повернулась к мужу и попросила его идти впереди, прокладывая путь в тесноте. Она держала мешочек за один край, Елена за другой, и обе повторяли фразу, употребляемую в таких случаях:

– Для бедных, уважаемые дамы, для бедных, господа. Жертвуйте для бедных.

Так они пересекли все салоны и зал особняка и, когда пожертвования были собраны, Елена обратилась к жене Мориса с волнением, придававшим ей еще большее очарование:

– Мадам, вы позволите мне присоединить свою лепту к общим пожертвованиям?

– Конечно, сударыня, – ответила Тереза, подставляя ей мешочек. – Для бедных, – добавила она в улыбкой.

– Ах, если б они помолились за меня, – прошептала графиня.

– Они будут молиться за нас, мадам, – ответила Тереза.

15

Поведение мадам де Брионн в том затруднительном положении, в котором она очутилась, было исполнено спокойствия и достоинства. Не показывая вида, что она открыто пренебрегает взглядами, устремленными на нее недоброжелателями со всех сторон, она тем не менее не поникла головой и не дала недругам удовольствия видеть свои глаза опущенными. Однако при своем замечательном такте и знании большого света она заметила шушуканье, предметом которого она была, и отдала себе отчет в том, какая сцена должна была произойти в салоне во время ее отсутствия. Барон де Ливри получил от окружающих самые полные сведения по этому поводу и сразу после сбора пожертвований проводил Елену до ее экипажа. Ни одна деталь не ускользнула от нее: она мужественно встречала колкости, которые неосторожно задетые ею завистливые или чересчур рьяные поборники добродетели не без удовлетворения пускали в ее адрес.

Впрочем, не так уж необходимо быть женщиной умной и светской, чтобы почувствовать этот глухой гул голосов, вдруг поднявшийся в салоне. Особое чувство, которым мы наделены, позволяет нам уловить подобные перешептывания, когда мы проходим мимо, и почти мгновенно понять, что именно мы являемся их причиной. Какое–то непонятное притяжение существует всегда между различными лицами, собравшимися в одном месте, и нам легко определить довольно точно степень симпатии, которую мы внушаем. Множество женщин пользуются таким выражением: «Я чувствую себя очень красивой в этот вечер» и не отклоняются от правды. Им еще не успели сказать, что они прекрасно выглядят, они не посмотрелись в зеркало, явившись на бал (вернее, оно им просто не попадалось на глаза), но они чувствуют, что нравятся окружающим, что они пользуются успехом; они вступают в быстрый и непосредственный контакт со своими немыми обожателями, правильно понимают многозначительный гул голосов, который встречает их на пути.

Недоброжелательство ощущается еще более легко, так как оно воплощено в сотни способов, может быть, незначительных, но, тем не менее, весьма ясных. Ледяное молчание, отводимые взгляды, образующаяся вблизи вас пустота укажут вам на природу чувства, которое вы возбуждаете.

И если мадам де Брионн, сознавая то, что происходит вокруг нее, нашла в себе силы не подавать виду, что заметила это, и улыбалась своим врагам, то лишь потому, что она, по крайней мере во время бала, не страдала так, как обычно страдает благородная женщина при подобных обстоятельствах.

Едва она вернулась к себе, как приказала одной из своих служанок, ждавшей ее, растопить поярче огонь в камине. Затем быстро разделась, накинула на обнаженные плечи бурнус и, удостоверившись, что задвижка на двери задвинута, съежилась в кресле около камина и задумалась.

Разные моменты этого злосчастного вечера пробегали перед ее глазами. Она вновь видела Терезу – молодую, красивую, элегантную. Она осмелилась признаться себе, что такая жена не может быть безразлична Морису и он должен ее любить. Разве она не была изумлена в ту минуту, когда, не думая, что это заметят, он послал Терезе улыбку? Разве не страдала она от этой улыбки, не ревновала его?.. Да, ревновала, хотя это слово непривычно звучало в ее устах, – она ревновала Мориса к законной жене!

Затем она вспомнила перешептывания, смешки, причиной которых стала. Она снова видела двух женщин, поспешно покинувших свои места при ее приближении, видела жену Мориса, подоспевшую ей на помощь.

Все эти картины и звуки беспорядочно проносились в ее возбужденном воображении; она покинула кресло, в котором грелась, сбросил бурнус, стеснявший ее движения, и дрожащая, заплаканная, с рассыпавшимися по плечам в беспорядке длинными черными волосами, на которых играли красные отблески пламени, нервно стала расхаживать по комнате.

– Ах, – говорила она сквозь слезы, – какой позор для меня! Как низко я пала! Достаточно было намека, сделанного месье Казимиром, и тотчас все меня узнали в этом намеке и сочли возможным оскорбить!.. А ведь я думала, что, живя вдали от света, я сумела скрыть от него свою жизнь, что в силу моей снисходительности к другим он будет снисходителен ко мне. Если б они знали, как я боролась, как я страдала, сколько слез мне стоили мои короткие радости и как дорого я платила за свое счастье!.. Оставшись в двадцать лет ни вдовой, ни замужней женщиной, лишенная возможности вторично выйти замуж, вынесшая из своей первой любви только разочарование и горе, могла ли я запретить себе поиски счастья, могла ли я приказать сердцу не биться? Разве не должна я была отдать его тому, кого полюбила по–настоящему, навсегда?