Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека

• Название: Таинственная история заводного человека
• Автор: Марк Ходдер
• Издательство: ЗАО «БММ»
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-88353-514-6

Приключения знаменитых сыщиков Бёртона и Суинберна продолжаются! Успех первого романа — «Загадочное дело Джека-Попрыгунчика» — вдохновил Марка Ходдера на новое произведение. И снова ошеломляющий стим-панк и прыжки сквозь время! Самозванец Претендент Тичборн составил дерзкий план захватить волшебные черные бриллианты — осколки метеорита, упавшего на Землю много тысяч лет назад, — которые способны изменить мир. Но кто бы мог подумать, что расследование дела о хищении драгоценностей приведет к раскрытию международного заговора против Британской империи, во главе которого русские — мадам Блаватская и… Григорий Распутин! Но у Бёртона и Суинберна есть против них тайное оружие…

---

— Траунс, бери Бхатти и пройди его маршрут со стороны Кокспура, — распорядился Бёртон. — Я и Алджи пойдем вам навстречу по Сент-Мартин.

Траунс нахмурился, пожал плечами и спросил:

— Но почему? Что мы должны искать?

— Разве ты не понял? — воскликнул Бёртон. — Эта чертова железяка, — он стукнул тростью латунную фигуру, которая в ответ громко зазвенела, — обыкновенная приманка. Кто-то бросил ее на площади, прекрасно зная, что Бхатти заинтересуется ею, будет изучать, потом позовет помощь из Скотланд-Ярда, и в результате пройдет достаточно много времени, прежде чем он вернется на свой маршрут!

— Вот черт! — воскликнул Траунс. — Ты имеешь в виду, что сейчас совершается преступление? Констебль, вперед!

Траунс отогнал зевак, приказал ближайшему сержанту полиции стеречь механического человека и побежал вместе с Бхатти к концу Кокспур-стрит. Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон и Алджернон Суинберн добежали до края площади и оттуда, сквозь дождь, на Сент-Мартин.

От возбуждения они протрезвели, но головная боль Бёртона только усилилась, и его начало́ охватывать знакомое чувство надвигающегося приступа малярии, подарка Африки. Необходимо немедленно вернуться домой и принять дозу хинина, иначе его ждет очередной приступ и придется проваляться в постели несколько дней. Они прошли мимо полицейского участка на Сент-Мартин и кивнули констеблю Хору, запрягавшему в огромный фургон несчастную лошадь.

Почти все уличные газовые лампы погасли: их чехлы не выдержали ливня. Немногие оставшиеся еще светили, но глубокие тени и проливной дождь сократили видимость до нескольких ярдов.[17] Вскоре они подошли к галерее Годдарда и сквозь закрытую решетку посмотрели в окно.

— Боже милосердный, — выпалил Суинберн, — там картина Россетти, для которой я позировал! Я должен сказать об этом Данте: он будет на седьмом небе от счастья!

Данте Габриэль Россетти[18] был одним из основателей «Истинных либертинов» — самой идеалистической фракции секты либертинов[19] и противовеса печально известным «развратникам». Он также входил в Братство прерафаэлитов — общину художников, утверждавших своей целью создание картин, которые будут воздействовать на «духовный мир» простых людей, что было прямым вызовом текущей пропаганде. Увы, мало кто восхищался ими. Наоборот, пресса высмеивала Россетти, издевалась над ним и его когортой и утверждала, что художники взывают к пустоте, ибо у простых людей из рабочего класса нет, не было и не будет ничего похожего на духовность. Суинберн постоянно общался с членами Братства, несколько раз позировал им и очень удивился, увидев, что Годдард не побоялся выставить небольшое полотно на средневековые темы, которое изображало поэта в виде огненноволосого рыцаря с копьем в руке, сидевшего на огромном коне. Тем не менее картина была наполовину скрыта намного более дорогим портретом покойного Фрэнсиса Гальтона,[20] который, широко улыбаясь, держал в руке шприц, а над ним вилась надпись: «Усовершенствуй себя! Это совсем не больно!»

Здание было темным и тихим, дверь заперта, окно не тронуто.

— Пошли, — сказал Бёртон. — Никто не собирается красть Россетти.

Старомодный брум,[21] запряженный лошадью, — они всё еще встречались на улицах — прогрохотал мимо, окатив их водой, и исчез в темноте. Между тем цоканье копыт лишь усилилось, что никак не соответствовало размерам животного, тащившего карету.

— Мегаломовик, — прокомментировал Суинберн, и Бёртон сообразил, что его помощник прав: тяжелый топот принадлежал не лошади брума, а одному из гигантских животных, выведенных евгениками — фракцией биологов из секты технологистов. Очевидно, один из них стоял где-то неподалеку, хотя стоило Бёртону подумать об этом, как звук растаял вдали.

Лавка антиквариата Бойда на другой стороне улицы тоже оказалась нетронутой.

— Здесь не произошло ничего, — сказал Суинберн, когда они пошли дальше. — Боже мой, Ричард, мы в отчаянном положении: мы оба полны до краев, но не алкоголем.

— Вот и хорошо! — ответил Бёртон. — Я думал, что отучил тебя от бутылки.

— Да, но ты же и соблазнил меня! Ты сам оставался трезвым не больше двух дней после смерти Джека-Попрыгунчика, ха-ха!

— И за это я должен извиниться. Видимо, меня переполнило разочарование от той истории с Нилом.

— Забудь о нем, Ричард: Африка больше не твоя забота.

— Да знаю я, знаю. Просто… просто я жалею об ошибках, которые сделал во время экспедиции. Жаль, что я не смогу вернуться обратно и загладить свою вину.

Мимо них, громко бранясь, быстро прошел человек с зонтиком, который усилившийся ветер вывернул наизнанку. Суинберн искоса посмотрел на друга.

— Ты хочешь вернуться в Африку физически? Или прыгнуть во времени? Что это на тебя нашло? В последнее время ты выглядишь как медведь с больной головой.

Бёртон поджал губы, ударил тростью по локтю и засунул руки в карман.

— Монтегю Пеннифорс.

— Кто это?

— Он был кэбменом, про таких говорят: «соль земли». Он знал свое положение в обществе и, несмотря на все трудности и небольшой заработок, продолжал жить без жалоб.

— И?

— И я утащил его в свой мир. Его убили, и это целиком моя ошибка. — Бёртон посмотрел на друга тяжелым мрачным взглядом. — Уильям Строян, Бербера, 1854-й. Я недооценил туземцев — не думал, что они осмелятся напасть на наш лагерь. А они осмелились — и убили его… Джон Хеннинг Спик.[22] В прошлом году он выстрелил себе в голову, лишь бы не участвовать в диспуте со мной. Сейчас половина его мозга — машина, и он думает чужими мыслями. Эдвард Оксфорд…[23]

— Человек, прыгнувший сюда из будущего.

— Да. И случайно изменивший прошлое. Он пытался восстановить историю, и я убил его.

— Это был сумасшедший Джек-Попрыгунчик.

— Он открыл мне, как будет протекать моя жизнь. Я убил его из чистого эгоизма — сломал ему шею, чтобы не дать даже тени возможности выполнить свою миссию. Я не хотел быть тем человеком, который записан в его истории.

Они пробрались сквозь груды размокшего мусора и фекалий животных. Странно, но краб-чистильщик еще не побывал на этом конце Сент-Мартин-лейн.

— Если бы он остался жив, Ричард, — сказал Суинберн, — технологисты и «развратники» использовали бы его для собственных нужд. Мы потеряли бы контроль над своей судьбой.

— Разве мы в состоянии управлять Судьбой? — возразил Бёртон.

Суинберн улыбнулся:

— He-а, не в состоянии. А значит, ответственность за смерть мистера Пеннифорса и за все остальные несчастья, которые ты упомянул, ложится на нее, Судьбу. Не на тебя.

— И это делает меня ее орудием! Бисмалла! Только этого мне и не хватало! — Бёртон остановился и указал на витрину магазина. — Это Прайд-Мануши, продажа паросипедов.

Они проверили двери и окна здания. Никакого света. Всё заперто на замок. Потом заглянули внутрь сквозь щели в металлических ставнях. Никакого движения, ничего подозрительного.

— Следующий Брандльуид, — прошептал Бёртон.

— Дьявол! Теперь-то я понимаю, почему ты хочешь вернуться на Черный континент, — воскликнул Суинберн, поднимая воротник пальто: — по меньшей мере, там тепло! Черт бы побрал этот дождь!

Они опять пересекли улицу. Только они поднялись на тротуар, как из тени перед дверью появился лохматый нищий в поношенной грязной одежде. Его лицо с боков обрамляла огромная копна седеющих волос, давно не встречавшихся ни с расческой, ни с мылом.

— Я потерял работу, джентльмены, — прохрипел он, приподнимая в знак приветствия плоскую шляпу и обнажая лысую макушку, — и это пошло мне на пользу. Но я спрашиваю вас: какого черта проклятая судьба сделала меня философом, если в голове у меня всегда путаница? Не могли бы вы поделиться со мной тремя пенсами?

Суинберн выудил из кармана монету и бросил ее бродяге.

— Бери, старина. Так, значит, ты философ?

— Очень обязан. Верно, парень! А вот вам обоим совет в обмен на монету: жизнь — естественный отбор, в котором выживают наиболее приспособленные; и умный человек всегда должен помнить, что, будучи потомком прошлого, он одновременно является родителем чертова будущего. В любом случае, — он куснул три пенса и спрятал монету в карман, — меня зовут Спенсер,[24] и я очень рад нашему знакомству. Хорошего вечера, джентльмены!

Он опять приподнял шляпу и вернулся к крыльцу, где было относительно сухо. Бёртон и Суинберн возобновили обход.

— Какой необыкновенный человек! — заметил Суинберн. — А вот и Брандльуид. На вид всё спокойно.

И действительно, всё выглядело, как обычно: решетка опущена, окна целы, никакого света.

— Интересно, как дела у Траунса с Бхатти? — сказал Бёртон. Он дернул дверь, она не шелохнулась. — Всё в порядке. Пошли к банку Скрэннингтон.

Холодный ветер трепал их одежду, ливень бил в лицо. Они опустили поля шляп как можно ниже, подняли воротники пальто как можно выше, но это мало помогло. Бёртон дрожал и не мог остановиться; он точно знал, что завтра будет еще хуже.