Роджер Желязны - Рука Оберона

• Название: Рука Оберона
• Автор: Роджер Желязны
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-7921-0089-6, 5-7684-0067-2

Самый знаменитый в мире фэнтезийный сериал, выдержавший многомиллионные тиражи! «ЯНТАРНЫЕ ХРОНИКИ» — магический роман Роджера Желязны в десяти книгах, известный в России под названием «ХРОНИКИ ЭМБЕРА».

…Владея странным знанием, обретенным на тени Земля, принц становится истинным правителем Янтаря и волею Единорога оказывается у изначального Образа, созданным гениальным Дваркином. Корвин познает основы мироздания Янтарного мира. Он вступает в борьбу с одним из своих братьев, который жаждет беспредельной власти. Брат Корвина намерен уничтожить Образ существующей Вселенной и начертать свой Образ, Образ мира, подчиненный ему. В заоблачном городе Тир-на-Ног'т Корвин выходит на поединок с братом…

---

Тишь на втором этаже. Несколько шорохов снизу. Добрых снов, леди. Кругом и снова вниз. Интересно, разнюхал ли что-нибудь Рэндом о великом событии. Вероятно, нет, иначе или он, или Бенедикт связались бы со мной. Если, конечно, все обошлось без неприятностей. Но нет. Смешно искать лишних забот. У меня их более чем достаточно, так что нечего ходить вокруг да около, реальность все расставит по своим местам.

Цокольный этаж.

— Уилл, — сказал я и: — Рольф.

— Лорд Корвин.

Два стража встали по стойке «смирно» при звуке моих шагов. Их лица сказали мне, что все в порядке, но для проформы я спросил.

— Все спокойно, лорд. Все спокойно, — ответил старший.

— Очень хорошо, — сказал я и продолжил путь, пройдя наискосок мраморный тронный зал.

Сработает — я был уверен в этом, — если время и влага не стерли его совсем. Но тогда…

Я вошел в длинный коридор, где с двух сторон надвинулись пыльные стены. Тьма, тени, мои шаги…

Я подошел к двери в конце коридора, открыл ее, шагнул на площадку. Затем снова вниз, спиральным путем, свет здесь — свет там, в пещеры Колвира. Рэндом был прав, вдруг решил я. Если выдолбить замок по уровню подземного этажа, обнаружится близкое соответствие между тем, что получится, и местом расположения изначального Образа, которое мы посетили в то утро.

…И вниз. Поворачивая и спускаясь сквозь мрак. Факел и свет лампы на сторожевом посту казались театрально стылыми. Я ступил на пол и направился к цели.

— Добрый вечер, лорд Корвин, — промолвила худая, трупного облика фигура, прислонившаяся к стеллажу, курящая трубку и ухмыляющаяся в слабом отсвете свечи.

— Добрый вечер, Роджер. Как дела в подземном царстве?

— Крыса, летучая мышь, паук. Больше ничто не шевелится. Мирно.

— Ты доволен постом?

Он кивнул.

— Я пишу философско-героический роман, пронизанный элементами ужаса и болезненности. Над этими элементами я здесь и работаю.

— Вполне подходяще, — сказал я. — Мне понадобится лампа.

Он взял одну со стеллажа, принес и зажег от своей свечи.

— В романе будет счастливый конец? — поинтересовался я.

Роджер пожал плечами.

— Я был бы счастлив.

— Я имею в виду — общее торжество и герой кладет героиню в постель? Или ты поубиваешь всех напрочь?

— Вряд ли это будет справедливо, — сказал он.

— Ну, и неважно. Может, как-нибудь и прочитаю твой роман.

— Может быть, — сказал он.

Я взял лампу и пошел прочь, направляясь туда, куда давно уже не ходил. И обнаружил, что вполне могу идти по эху памяти.

В конце концов я подошел к стене, заметил нужный коридор, свернул в него. Теперь дело за простым подсчетом шагов. Мои ноги сами знали дорогу.

Дверь моей старой камеры была чуть приоткрыта. Я поставил лампу и обеими руками распахнул створку. Она поддалась неохотно, стеная всеми петлями. Затем я взял лампу, поднял ее повыше и вошел.

Тело мое затрепетало, скрутило желудок. Я задрожал. Мне пришлось подавить сильнейшее желание сбежать отсюда. Подобной реакции я не ожидал. Я не хотел отступать от этой окованной медью, тяжелой двери из-за страха, что она захлопнется за мной. Это было секундное пике в том чистом ужасе, что будила во мне небольшая пыльная камера. Я вынудил себя сосредоточиться на деталях — дырке, которая служила мне отхожим местом, почерневшем пятне там, где в тот последний день я развел костер. Провел ладонью по внутренней поверхности двери, отыскивая и прослеживая канавки, которые я пробил, царапая ложкой. Я наклонился, чтобы проверить выемку. Она оказалась совсем не такой глубокой, как тогда, когда я не ведал о толщине двери. Я осознал, как сильно преувеличивал результат того немощного порыва к свободе. Я боком протиснулся вперед и всмотрелся в стену.

Блеклый. Пыль и влага поработали, стараясь уничтожить его. Но я по-прежнему смог распознать очертания маяка Кабры, в рамке из четырех царапин от черенка моей старой ложки. Магия еще была здесь, та сила, что в конце концов вырвала меня на свободу. Я почувствовал ее, даже не взывая к ней.

Я развернулся и обратил лицо к другой стене.

Набросок, который я разглядывал теперь, поживал чуть хуже, чем маяк, но тогда он был исполнен в абсолютной спешке при свете нескольких последних спичек. Я не мог разобрать всех деталей, но память подсказала несколько тех, что были уже почти не видны: это был вид отдельного кабинета или библиотеки, книжные полки расчерчивали стены, на переднем плане — стол, глобус возле стола. Интересно, стоит ли рискнуть и протереть рисунок.

Я поставил лампу на пол, вернулся к рисунку на другой стене. Уголком одеяла я осторожно смел пыль с участка возле основания маяка. Линии стали четче. Я еще раз протер, надавив чуть сильнее. Неудачно. Я уничтожил около дюйма абриса.

Я отступил и оторвал широкую полосу от края одеяла. Сложил то, что осталось, в подстилку и встал на колени. Затем медленно и осторожно я взялся за работу над маяком. Мне нужно было достичь ясного ощущения уверенности, прежде чем я попытаюсь очистить второй рисунок.

Полтора часа спустя я встал и потянулся, нагнулся и вмассировал в ноги жизнь. То, что осталось от маяка, стало чистым. К несчастью, я уничтожил почти двадцать процентов наброска, прежде чем добился ощущения поверхности стены и соответствующего нажима одеялом. Сомневаюсь, что можно улучшить картинку еще.

Лампа затрещала и принялась плеваться, как только я тронул ее. Я расправил одеяло, встряхнул, оторвал свежую полосу. Складывая новую подушку, я встал на колени перед другим наброском и принялся за работу.

Чуть погодя я очистил то, что осталось от рисунка. Я забыл про череп на столе, пока осторожные скребки не обнажили его вновь — и угол дальней стены, и высокий подсвечник… Я отшатнулся. Было бы рискованно тереть дальше. К тому же, похоже, и необязательно. В целом рисунок казался почти таким, каким был.

Лампа еще раз мигнула. Кляня Роджера за то, что тот не проверил уровень керосина, я встал и поднял свет на уровень плеча. Я выбросил из памяти все, кроме картинки перед собой.

Пока я смотрел, рисунок приобрел глубину. Мгновение, и он стал трехмерным, а затем распахнулся, чтобы заполнить все поле зрения. Я шагнул вперед и поставил лампу на край стола.

Бросил взгляд по сторонам. По всем четырем стенам тянулись книжные полки. Окон не было. Две двери в дальнем конце комнаты, справа и слева, друг против друга, одна закрыта, другая чуть приоткрыта. Возле открытой двери стоял низкий длинный стол, заваленный книгами и бумагами. Причудливые безделушки занимали свободные места на полках, и странные ниши и углубления в стенах — кости, камни, керамика, испещренные надписями таблички, оптические стекла, жезлы, инструменты неизвестного назначения. Огромный ковер напомнил мне Ардебиль.[12] Я сделал шаг в тот угол комнаты, и лампа зашипела вновь. Я обернулся и взялся за нее. В это мгновение она и погасла.

Я пробурчал непристойность и опустил руку. Затем повернулся, медленно, в поисках любого возможного источника света. Что-то, напоминающее ветвь коралла, слабо светилось на полке напротив, и бледная линия света исходила из-под нижней кромки закрытой двери. Я оставил лампу и пересек комнату.

Тихо, как мог, открыл дверь. Комната, куда она вела, оказалась пустой маленькой гостиной без окон, слабо освещенной тлеющими углями в очаге в стенной нише. Каменные стены комнаты аркой смыкались надо мной. Очаг, возможно, был естественной нишей в стене по левую руку. Громадная бронированная дверь блестела напротив; большой ключ полуповернут в замке.

Я вошел, взяв свечу с ближайшего стола, и двинулся к очагу, чтобы зажечь ее. Но когда я опустился на колено и стал искать среди углей язычок пламени, то услышал негромкие шаги где-то у двери.

Повернувшись, я увидел за порогом его. Около пяти футов ростом, горбатый. Его волосы и борода были еще длиннее, чем я помнил. Дваркин был одет в ночную сорочку, доходящую до щиколоток. Он нес масляную лампу, темные глаза его всматривались сквозь копоть ее колпака.

— Оберон, — сказал Дваркин, — ну, что, пришло время?

— Какое еще время? — спросил я негромко.

Он ухмыльнулся.

— Какое же еще? Время разрушить мир, конечно!

V

Я старался держать лицо подальше от света и говорить тихо.

— Не совсем, — сказал я. — Не совсем.

Дваркин вздохнул.

— Тебя не удается убедить.

Он посмотрел куда-то вдаль и, по-птичьи склонив голову набок, уставился на меня.

— Почему ты хочешь все испортить? — сказал он.

— Я ничего не испортил.

Дваркин опустил лампу. Я вновь отвернулся, но в конце концов он заполучил отличный обзор моей физиономии. Дваркин рассмеялся.

— Забавно. Забавно, забавно, забавно, — сказал он. — Ты пришел в облике юного лорда Корвина, думая поколебать меня семейной сентиментальностью. Почему ты не выбрал Брэнда или Блейса? Клариссин выводок всегда служил нам куда лучше.