Михаил Веллер - Живы будем – не помрем

• Название: Живы будем – не помрем
• Автор: Михаил Веллер
• Жанр: Современная проза

Обычный человек может добиться всего и в любых обстоятельствах, если сильно захочет — вот суть книги М. Веллера «Живы будем — не помрем». Авантюрные сюжеты заставляют следить, как добиться любви, исцелиться от смертельной болезни и познать смысл Вселенной.

---

Саша застал в комнате скорбную тризну. На него не обратили внимания. Пьяные головорезы надрывали души.

— Мир праху его, — трагически возгласил один.

— Все там будем, — мрачно откликнулся другой.

Звякнули граненые стаканы, булькнула изображающая водку вода. Смачно выдохнули, зажевали бутерброды, хрустнули лучком.

— Наливай. Витьку тоже помянем.

— Какой парень! Два года в живых оставался…

Звяк! Бульк! Чавк. Хрусть. Огрызки летели на пол, в окно.

— Приземляюсь — а он уже висит на суку, как бабочка на булавке… Только вчера день рождения праздновали…

Боря заметил, наконец, Сашу, притулившегося в углу на койке.

— На лес прыгали, Витек и напоролся на дерево, — поведал он. — Сгоняй на кухню, притащи наш чайник — синий, без крышки.

— Совсем?.. — выговорил Саша.

— Нет — на минуточку! — рассердился тот и с чувством изобразил руками, как человек накалывается на кол.

Ландскнехты, горько подумал Саша, снимая с газа чайник. Бесчувственные скоты. Еще чай пить будут, бутерброды жрать. Тут их друзья гибнут, а они…

— …так и накрылся, — звучал хмурый голос. — Дают ему приказ — в огонь! И гаси чем хочешь. Сгорел дотла, только черепок нашли беленький…

Рассказ прервался придушенным рыдающим звуком.

Встали, выпили по полстакана воды за сгоревшего дотла.

— Такая наша судьба — светить другим, сгорая, как говорится.

— Ладно бы сгорая, — вздохнул маленький, похожий на подростка. — Вот у Швыдко парашют не раскрылся, собирали его с кочек, как кисель.

(Швыдко был толстый старик-каптерщик, отродясь не прыгавший ни с чего выше табурета.)

Сидели за полночь, кляли судьбу. Из воспоминаний следовало со всей очевидностью, что жизнь воздушных пожарных измеряется неделями и заключается в том, чтобы гореть, тонуть в болотах, задыхаться в дыму и разбиваться, причем иногда всем отделением вместе с самолетом. Гладиаторы по сравнению с ними имели спокойную и безопасную профессию.

— А Андрюха как на полосе препятствий шею сломал? А ведь целый год проработал! Невеста повеситься хотела…

— А Толяна на танцах зарезали, — присовокупил коротышка. Перечень жертв был бесконечен. Каждый выступал с жуткой историей, стараясь затмить остальных.

В разгаре ужасов вломился всклокоченный мужик и сообщил, что час назад Славка умер в больнице от ожогов. Возник ожесточенный спор, кому достанется Славкин серый костюм. Боря грохнул по замусоренному столу так, что лампочка под потолком заплясала: брать джинсы теперь его очередь. Остальное имущество покойного разыграли по жребию.

— Вот так и твое будут делить, салага, — зловеще предрек коротышка, последним покидая комнату. Саша сидел застывший, с ненадкушенным бутербродом в руке.

Ночь он пролежал в ознобе. Дремотная темнота расцвечивалась картинами катастроф, и реквиемом плыла последняя реплика: «С этой работой до зарплаты не доживешь».

Засерел рассвет, потянуло холодком из форточки, затрещало птичье пение. Да, это было здорово — жить и работать среди людей, постоянно рискующих жизнью: это ставило его в равные условия, любой из этих здоровяков мог погибнуть раньше его, и здоровье тут ни при чем. Такая доля — мужская! Достойная! Честная игра!

— Не раздумал? — внимательно спросил его Боря утром.

— Нет! — с подъемом ответил он.

Неожиданно Боря схватил его за подмышку, легким вращающим движением сбил с равновесия и послал через всю комнату — Саша плюхнулся на койку.

— Хилый, — было заключение. — Твое счастье: у меня в отделении человека не хватает. Медкомиссию за тебя пройду. Если б не Звягин за тебя просил, — сказал он, — я б тебе живо глаз на пузо натянул и моргать заставил. Нич-чо: сделаю из тебя мужчину. — Стянул с себя майку, напряг мышцы: — Вот таким надо быть, иначе хана, понял?!

Саша с завистью смотрел на рельефный торс, где перекатывались мощные бугры мускулов. Такой атлет врежет — мокро станет…

— Гонять тебя буду, как сидорову козу, — мечтательно пообещал атлет.

И гонял! Две разминки в день: час утром и час вечером. Десятикилометровый кросс. Окатываясь в умывальнике ледяной водой, Саша топырил бицепсы перед зеркалом (растут?..). Через день парился в бане, до полусмерти отхлестанный в жгучем пару веником, коим орудовала безжалостная рука. Коснувшись подушки — проваливался в сон.

— Нашел себе жертву наш сержант, — гоготали из окон, когда Саша на спортплощадке спотыкался и падал от изнеможения.

— Пошел! — кнутом стегал Борин голос. — Пош-шел, ну!!

Задыхаясь и щурясь от пота, курсант Ивченко взбирался, подтягиваясь на руках, по лестнице, бежал по бревну на семиметровой высоте, скользил по тросу на площадку, прыгал через ров, взбирался на дощатый фасад — гремя пудовыми сапогами, путаясь в асбестовой робе, теряя каску. И чем приходилось круче, чем мучительнее болело тело от нагрузок — тем крепче делалась уверенность: он сможет, сможет, сможет!

— А старается парень, — вынесли общую оценку.

Он старался. Он спешил. Черные поля стали зелеными, деревья покрылись листвой. Он зубрил инструкции и выполнял нормативы. Домой шли бодрые письма. Каждый день он бегал на почту. Рита писала дважды в неделю: он заучивал бисерные строчки наизусть.

Ночью за окном пел соловей, птица влюбленных и поэтов. Саша его не слышал: ему снились полоса препятствий, штанга и огонь.

Первый вылет разочаровал. Три с половиной часа они патрулировали над квадратами, изредка ложась на крыло и меняя курс. Нескончаемые зеленые массивы прорезались жилками рек. Озера блестели, как монеты. Изредка проплывали вкрапления сел с аккуратными прямоугольниками полей.

В самолете дремали, переговаривались, крича друг другу в ухо, Боря читал в затрепанном «Знамени» «Экспансию» Юлиана Семенова, длинный Шурик спал в хвосте, удобно пристроив парашют под голову.

— И это все?.. — обескураженно спросил Саша, когда они приземлились на родном аэродроме.

— Хочешь подвигов в огненной стихии? — засмеялся Боря. — В лесу еще сыро… Погоди, летом сушь ударит — напрыгаемся, будь оно неладно. Туристы нас без работы не оставят…

Жара пришла в середине мая. Пляж заполнился загорающими. По выходным толпы любителей природы хлынули в лес.

…Они болтались в «Аннушке» — парило, машину швыряло в восходящие потоки и воздушные ямы, желудок подкатывал к горлу и обрывался вниз: Сашу слегка мутило. Они болтались в «Аннушке» и со смехом и ором играли в «балду».

— Вижу дым! — прокричал наблюдатель, правый летчик, перегибаясь в салон.

Срезало смех и ор. Отвердели лица. Проверили крепление парашютов. Разобрали сумки с инструментом. Двинули к дверце грузовой контейнер со снаряжением.

С двухкилометровой высоты пожар не выглядел пожаром. Пламя рыжело в лесу, как лисий мех на зеленом пальто.

— Гектар сорок, — сказал наблюдатель.

— Все семьдесят, — сказал Боря, просунувшись в дверцу кабины и опираясь на его плечо. — До реки все равно выгорит и встанет, а вот здесь надо полосы валить и пропахивать. Техника нужна. До колхоза тут сколько по карте? Километров двадцать? Гоните оттуда технику быстро, ребята…

Самолет снизился, тарахтя на малых оборотах.

— Пошли!

Саша прыгнул последним. Уже на высоте пахло гарью. Он подтягивал стропы, метя на поляну, куда опускались белые купола.

— Быстро, быстро! — кричал Боря, помогая ему гасить парашют. — Руби там, Шурик покажет!

Минуты, часы, день, вечер слились в одном непрерывном действии, в бешеном темпе, в отчаянном напряжении: рев бензопилы, стук топоров, тяжкие удары рушащихся стволов, треск ломающихся ветвей, загнанное дыхание, — оттаскивать мелочь, снимать дерн, рубить сучья; отлетает пот на рукоять топора, немеют руки, липнет и колется хвоя, — быстрее, быстрее, давай-давай!

Они пустили встречный пал и остановились перед стеной гудящего с треском ружейной пальбы огня. Миллиарды искр взлетали фейерверком в ночную высь. Гигантский огненный вал катился навстречу пожару. Где-то впереди две стены огня встретились, схлестнулись, сожрали в чудовищной вспышке весь кислород в воздухе над собой — черное небо улетело вверх над фантастическим всполохом, раскатился хлопок, словно великан хлопнул километровой простыней, — и все кончилось. Пламя задохнулось без пищи.

В рдеющей угольками чаще змеились, перебегали синеватые язычки по обугленным головням. Пожар агонизировал.

Саша осознал, что сидит на пне, уронив руки на колени. Услышал грохот бульдозера, сдиравшего дерн заодно с кустарником и подлеском. Увидел цепь измученных закопченных людей с мокрым тряпьем и пучками веток в руках привезенных из деревни колхозников. Различил тускло блестящий багровый бок пожарной автоцистерны и белеющую «скорую помощь», пробравшиеся сюда от лесной дороги по пробитой трактором колее.