Джордж Мартин - Воины

• Название: Воины
• Автор: Джордж Мартин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59579-2

«Истории о воинах люди рассказывали с тех самых пор, как они вообще начали рассказывать истории. С тех пор, как Гомер воспел гнев Ахилла, а древние шумеры поведали нам о Гильгамеше, воины, солдаты и герои всегда пленяли наше воображение. Они являются частью любой культуры, любой литературной традиции, любого жанра. <...> Авторы рассказов и повестей, вошедших в этот сборник, — известные писатели, создатели бестселлеров и лауреаты многих наград, печатающиеся во многих издательствах и пишущие в разных жанрах. Всех их мы попросили об одном: написать рассказ про воина. Некоторые выбрали тот жанр, в котором написаны самые известные их работы. Другие решили попробовать что-нибудь новенькое. На этих страницах вы встретите воинов всех видов, размеров и цветов, воинов всех эпох человеческой истории, вчерашних, сегодняшних, завтрашних, и воинов из миров, которых никогда не существовало. Некоторые из этих историй печальные, некоторые — смешные, многие — захватывающие».

Джордж Мартин

В сборнике впервые на русском языке публикуется рассказ из цикла «Песнь Льда и Пламени»!

---

Шонгайрийские минометы были более мощными, и раскаленные добела вспышки принялись рушиться на местность за передовыми позициями Бачевски, и мастер-сержант услышал у себя за спиной крики.

Но у шонгайрийцев тоже были свои проблемы. Их установленное на автомобилях оружие было приковано к тропе, а минометы людей были основательно зарыты в землю. А кроме того, Бачевски с Игнасио Гутьерресом предварительно определили местоположение каждой потенциальной огневой позиции вдоль тропы. Как только шонгайрийцы открыли огонь, Гутьеррес тут же понял, где они находятся, и оба его миномета немедленно переключились на новую цель. Они стреляли быстрее, чем более тяжелые минометы шонгайрийцев, и их мины стали рваться вокруг шонгайрийских автомобилей в смертельном обмене ударами, который не мог длиться долго — и не продлился.

Игнасио Гутьеррес умер вместе со всем расчетом одного из минометов. Второй миномет, однако, сохранил боеспособность... чего отнюдь нельзя было сказать о машинах, которые они обстреливали.

Харах зарычал.

У него была еще дюжина машин с минометами... и все до единой — во многих милях от места боя, в дальнем конце извилистых троп, по которым его пехота преследовала человеков. Он мог доставить их сюда — за некоторое время, — так же как мог нацелить кинетический удар и за считаные минуты положить конец всему этому делу. Но чем дольше он будет тянуть, тем больше потерь они понесут от этого единственного оставшегося миномета человеков. А если он вызовет кинетический удар, то уничтожит подопытных, за которыми его послали, наряду с их защитниками... что сделает всю операцию и все уже понесенные потери совершенно бессмысленными.

Этого нельзя было допустить. Если эти дикари были настолько глупы, что, утратив всякий здравый смысл и элементарные приличия, желали умереть сражаясь — он сделает им такое одолжение!

Полковник взглянул в просвет в лиственном пологе. Уже смеркалось, а шонгайрийцы не любили сражаться в темпом. Но время еще есть. Они еще успеют прорвать оборону человеков до наступления темноты...

Стивен Бачевски ощутил приближение атаки. Он и сам не смог бы объяснить, откуда он это знал — но он знал. Он и вправду чувствовал, что шонгайрийцы накапливают силы и готовятся идти вперед.

— Идут! — крикнул Бачевски и услышал, как его предупреждение передают по выгнутой подковой линии обороны в обе стороны от командного пункта.

Мастер-сержант отложил свой автомат и устроился за крупнокалиберным пулеметом Владимирова. На последнем крае обороны «Бастони» было установлено три станковых пулемета ПКМС на лафетах-треногах, но даже у снабженческих талантов Мирчи Бесараба были свои пределы. Он сумел раздобыть всего один крупнокалиберный пулемет, и это была громоздкая, неуклюжая штуковина; в ней было шесть с половиной футов, и предназначалась она для установки на автомобиле, а сейчас ей соорудили импровизированный лафет.

Шонгайрийцы двинулись вперед с ураганным огнем из автоматов, сопровождая его ливнем гранат. Минное поле задержало их и расстроило их ряды, но они продолжали наступать. Они подошли слишком близко, чтобы последний уцелевший миномет мог стрелять по ним, и огонь открыли средние пулеметы.

Шонгайрийцы закричали и стали падать, исчезая в брызгах кропи и ошметках тел, но затем на тропе за ними показалось два бронированных транспортера. Бачевски даже предположить не мог, как они сюда добрались, но их установленное на турелях энергетическое оружие рыскало взад-вперед, выискивая цель. Потом сквозь хаос, кровь и ужас пронеслась плотная, словно бы осязаемая молния, и один из пулеметов умолк навсегда.

Но Стивен Бачевски знал, откуда эта молния прилетела, а русские сконструировали свой пулемет Владимирова под патроны калибра 14,5 миллиметра, употреблявшиеся в их противотанковом ружье конца Второй мировой. Двенадцатиграммовые пули ПКМС обладали дульной энергией в четыре тысячи джоулей. А пуля пулемета Владимирова весила 65 граммов... и обладала дульной энергией почти тридцати три тысячи джоулей.

Мастер-сержант прицелился в машину, из которой вели стрельбу, и всадил в нее очередь со скорострельностью шестьсот выстрелов в минуту.

Бронетранспортер содрогнулся, когда бронебойно-зажигательные пули со стальным сердечником хлестнули по нему со скоростью девятьсот шестьдесят метров в секунду. Его броня предназначалась для защиты от легкого стрелкового оружия, и против этого линия смерти у нее не было ни малейших шансов. Машина извергла столб дыма и пламени.

Ее сотоварищ развернулся в ту сторону, откуда исходил этот ливень и из одиночного окопа встала Элис Макомб. Она безрассудно подставилась под огонь, и выпущенный ею снаряд из РБР-М60 врезался во второй бронетранспортер... за секунду до того, как очередь из шести пуль убила ее на месте.

Бачевски развернул раскаленный ствол пулемета Владимирова и повел вдоль строя шонгайрийцев, изливая на врагов всю свою ненависть и отчаянное стремление защитить детей за своей спиной.

Он все еще стрелял, когда шонгайрийская граната заставила его пулемет умолкнуть навеки.

XIV

Он медленно пришел в себя, выплывая из глубины, подобно призраку. Он пришел в темноту, боль и водоворот головокружения, волнения и обрывков воспоминаний.

Он моргнул — медленно, машинально, пытаясь понять. Он бывал ранен куда чаше, чем ему хотелось вспоминать, но ничего подобного с ним никогда не бывало. Боль никогда не текла у него прямо под кожей, как будто ее гнали удары сердца. Однако же, хотя он знал, что никогда в жизни не испытывал подобной боли, она была странно... отстраненной. Да, эго была часть его, но отгороженная от него головокружением. Удерживаемая на расстоянии воображаемого полушага.

— Ты очнулся, мой Стивен.

Это было утверждение — не вопрос, понял Бачевски. Могло почти что показаться, будто стоящий за ним голос мы млея убедить его в этом.

Бачевски повернул голову. Она словно бы принадлежала кому-то другому. Казалось, будто это движение заняло целую вечность, но в конце концов в поле его зрения вплыло лицо Мирчи Бесараба.

Мастер-сержант снова моргнул, пытаясь навести резкость, но не преуспел. Он лежал в какой-то пещере, из ее входа видны были ночные горы, а с его глазами было что-то не то. Все казалось странно выбивающимся из фазы, а в ночи то и дело что-то вспыхивало, подобно зарницам.

— Мирча.

Он не узнал собственный голос, таким тот был слабым и тонким.

— Да, — подтвердил Бесараб. — Я знаю, что ты, возможно, сейчас в это не поверишь, но ты поправишься.

— Верю... тебе... на слово.

— Очень разумно с твоей стороны.

Бачевски хватило и нынешней резкости зрения, чтобы увидеть промелькнувшую на лице Бесараба улыбку, и он почувствовал, как его губы дернулись в попытке улыбнуться в ответ. Но тут его пронзила новая, совершенно иная боль.

— Я... не справился... — Он с болью сглотнул. — Прости... мне очень жаль... Дети...

На глаза его навернулись слезы, и глаза защипало; мастер-сержант почувствовал, как Бесараб взял его за правую руку. Румын поднял ее, прижал к своей груди, и его лицо приблизилось он склонился над Бачевски.

— Нет, мой Стивен, — медленно произнес он. — Это не ты подвел других, а я. Это моя вина, друг мой.

— Нет. — Бачевски слабо качнул головой. — Нет. Ты б их... не остановил... даже... если... был тут.

— Думаешь, нет? — Теперь пришел черед Бесараба покачать головой. — Ты ошибаешься. Эти существа — шонгайрийцы — никогда бы и пальцем не смогли тронуть моих людей, если бы я помнил. Если бы я не провел так много времени, пытаясь быть не тем, кто я есть. Пытаясь забыть. Ты пристыдил меня, мой Стивен. Ты, вставший на мое место, выполнявший мой долг, заплативший кровью за мою ошибку.

Бачевски нахмурился; его мутящийся разум пытался отыскать хоть какой-то смысл в словах Бесараба. Ему это не удалось... и он решил, что, вероятно, не стоит этому особо удивляться, учитывая, насколько паршиво он себя чувствует.

— Сколько?.. — спросил он.

— Боюсь, очень немного, — негромко произнес Бесараб. — Твой ганни Мейерс здесь, хотя он был ранен даже серьезнее, чем ты. Я не удивлен, что паразиты приняли вас обоих за мертвецов. Еще Жасмин и рядовой Лопес. Остальные... ушли прежде, чем подоспели мы с Таке.

У Бачевски заныло под ложечкой, хотя Бесараб всего лишь подтвердил то, что он и сам знал.

— А... мирные жители?

— Сержант Ионеску вывел с дюжину детей в безопасное место, — ответил Бесараб. — Он с большей частью своих людей погибли, удерживая тропу, пока матери с детьми бежали прочь. Остальные...

Он пожал плечами, глядя куда-то вдаль, потом снова перевел взгляд на Бачевски.

— Они не здесь, Стивен. Не знаю зачем, но паразиты забрали их, и с учетом этой их новой базы я думаю, что причина никому из нас не понравится.