Алексей Семенов - Листья полыни

• Название: Листья полыни
• Автор: Алексей Семенов
• Издательство: Азбука
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-267-00151-1

Поход в полуночные веннские леса не добавил воинству Гурцата Великого славы. Но тот, чьему сердцу дано предвидеть будущее, знает, что эта война — не последняя. Покуда те, кто, подобно Гурцату, идут войной против красоты мира, найдутся и те, кто защитит эту красоту. И среди них художник Зорко из рода Серых Псов и его далекий потомок и брат — Волкодав.

---

— Если ты отпустишь меня невредимым, я выручу тебя от холода. Ты ведь погибнешь здесь, даже если знаешь дорогу, — попробовал пригрозить венну Мерван. — И я дам тебе свободу и жизнь. И найду того, кто заставил тебя вернуться в копи. Он где-то рядом, я чую.

— Я и без того знаю теперь, как здесь очутился, — проворчал Волкодав. — И замерзнуть не замерзну, не надейся. И сам кого нужно найду, не твоя забота. А вот услугу ты мне окажешь. Для тебя не труд, а целым уйдешь. Только впредь не попадайся. Мне никакие подземелья не страшны, сам видел. А сделаешь вот что. Красно ты говорил, как Хайретдин-саккаремец серого оборотня повстречал. Тебе, смерть ходячая, все одно: что по прошлому бегать, что по минувшему. А мне, живому, заказано. Да не всегда. Когда сможешь сделать так, чтобы тем оборотнем я оказался, — а ты можешь, — замени меня на кого-нибудь, а меня туда отправь.

— А ты знаешь, с кем хочешь поменяться? — Шайтан с любопытством посмотрел на венна.

— Ага, соблазнился, — осклабился Волкодав. — Свежей душой запахло? Ну, попробуй. Клыки обломаешь, как кусать начнешь. Я и сам с клыками. Как не знать — знаю. На того самого волка, которого саккаремец с перепугу за пса-оборотня принял. То-то будет здесь тебе товарищ по пути.

— Не могу человека на зверя поменять, — покачал головой шайтан и даже как-то грустно пошевелил хвостом. — А про волка ты верно угадал: был волк.

— А кто тебе сказал, что я не зверь? — ухмыльнулся венн.

И тут Мерван увидел, что венн вдруг странно встал на колени, ноги его будто бы укоротились, лицо же, напротив, вытянулось, превращаясь в страшную не то собачью, не то волчью морду. По телу существа, которое уже не было человеком, прошла крупная дрожь, и спина, бока и лапы быстро стали покрываться густой серой шерстью. Еще несколько мгновений, и огромный серый пес, крепко упершись лапами в камень, стоял перед Мерваном, не мигая глядя на него льдистыми звериными глазами, в которых нельзя было прочесть его намерений. Хвост, похожий на волчий, слегка шевелился. Зверь шагнул к перепуганному Мервану, потянул воздух большим черным и влажным носом, шумно задышал, высунув язык. Потом тихо, еле слышно, заурчал. Он ждал.

Мерван подобрал ноги, влез на камень, лежавший у стены, сцепил в замок свои оставшиеся пальцы и, отстукивая хвостом ритм, забормотал заклинание…

Опять выл ветер. Сверху сыпалась каша из дождя и града, такая густая, что в десяти шагах все исчезало в серой водяной мгле. Огромный пес отряхнулся, сбрасывая с шерсти лишнюю воду, пока не успел промокнуть. Дождь смывал запахи, но резкого запаха огромного животного, схожего чем-то с запахом человека, не различить было нельзя. Где-то близко пахло свежей верблюжьей мочой, выделанной кожей и потом дрожащего от страха верблюда.

«Думал, я не справлюсь с обезьяной!» — подумал Волкодав, привычно взирая на мир с высоты трех локтей. И двинулся на запах.

* * *

Сад спал, овеянный невесомой и благовонной прохладой ночи. Тысячи трав, сотни кустов, многообразные деревья — приземистые и стройные, высокие и карлики — источали неистовый и страстный аромат. Более густого разнобоя запахов не ведала ни одна земля, даже в далекой Мономатане не встретишь такого. Ели и сосны из полуночных земель ограждали сад от ветра, хотя и без того был он сокрыт от всякого ненастья внешней стеною высотой в семь саженей, а от людей и животных — стенами Внутреннего города. Чем ближе к покоям принцессы Халисуна, тем более нежные и причудливые растения встречались тому, кто шел от калитки, ведущей на площадь перед дворцами, ко входу в покои. Там, у самых дверей, сделанных из резного черного дерева со вставками из золотых чеканных пластин, на круглой площадке, прогулочные тропинки коей были выложены малахитом, росли главные сокровища сада — розы.

Вой — утробный, протяжный, тоскливый — раздался за воротами Внутреннего города. Стражник, дремавший у стены опершись на копье, вздрогнул, открыл глаза, огляделся, проворчал под нос ругательство и крикнул, обращаясь к башне:

— Что там?

В ответ по железу ворот скребут когти.

— Собака, — донеслось сверху, с башни над воротами. — Я таких не видел еще.

— Здоровый пес?

— Да. Огромный. Слышишь, как в ворота царапается?

— Не услышишь его, пожалуй. Давай его стрелой?

— Зачем?

— Мешает. Не люблю, когда скребут. И голова болит.

— Тогда давай сам. Поднимайся.

— Ладно, — лениво откликнулся привратник. Такое не позволялось, зане кто-нибудь должен был сторожить ворота, но последний раз Внутренний город осаждали триста лет назад, когда внешнего города еще не было. Ему не хотелось взбираться ночью по ста сорока четырем ступеням, выщербленным тяжелыми сапогами стражи, но спать тянуло, а пес не унимался за воротами — выл, скулил и скребся.

Стражник вытащил из каморки лук — могучий, составной, с двумя дугами. Вино вчера было изрядное — первое после жары, с прохладным и суховатым вкусом ранней осени. Голова от него не болела, но день путался с ночью, будто внутри него некто раз десять на дню не вовремя переворачивал песочные часы и бил в городской колокол полночь, когда брезжило утро, и зарю, когда уже дотлел закат. Все окружающее казалось хрупким, будто стеклянным, особенно собственное тело, и надо было идти осторожно, чтобы не уронить себя и не разбиться. Но спать хотелось неимоверно.

Он выбрался из привратной каморки обратно в ночь. Свет факела упал на брусчатку и выхватил на миг из тьмы черную тень. Стражник обернулся, и тут же мощный удар в грудь бросил его на камни. Загремела кольчатая броня, лук полетел в сторону, факел, чадя, покатился в другую. Рука стражника потянулась к поясу, за кинжалом, и опала. Пальцы судорожно сжались.

Пес за воротами все более беспокоился и начинал подтявкивать, а потом зашелся хриплым и громким лаем, звучащим так, будто пьяный лавочник ругался самыми грязными словами.

— Где ты там? — закричал сверху тот, что на башне. Он слышал грохот, но думал, что это напарник уронил копье или шлем. — Факел чего бросил?

Ответом была тишина. Только пес под воротами разошелся вконец, и теперь уже верхнему стражу явилась мысль угостить его стрелой. Но лук был внизу.

«Упал, наверное, и заснул после пьянки», — подумал верхний и стал спускаться.

Стражник лежал отбросив левую руку, из которой вывалился факел, коптящий теперь на земле у стены и бросающий красноватый дымный отсвет на площадку, а правой тянулся к кинжалу. Горло его было порвано собачьими клыками. Несмотря на распоряжения, шлемов с бармицей, особенно ночью, никто не надевал.

Спустившийся с башни оглянулся. Никого не было рядом. Выхватив меч, стражник подобрал затем факел и быстро обошел кругом площадку. Пусто.

Наверху, в башне, послышался шорох. Мгновения он раздумывал, бежать ли за подмогой, звать или самому проверить, в чем дело: меч был с ним, и шлем он надевал, не обращая внимания на насмешки. Он бросился к лестнице. В проходе вдруг возник человек в обычной холщовой рубахе, какие носит беднота. Резкий удар в лицо, и из рассеченной переносицы хлынула кровь, не давая толком нанести удар мечом. А потом враг пропал куда-то, и тут же второй удар разорвался в голове страшной болью, после чего осталось только упасть, потому что ноги подломились сами собой, и единственной мыслью осталось, как бы не растерять то сознание, что жило еще в нем, иначе, если оно рассыплется, он перестанет быть. Надо было лежать и не шевелиться, чтобы не тратить сил. И лежать долго. Он не почувствовал, как некто вынул меч из его безвольной, как у спящего ребенка, руки.

И уже никто не заметил, как к неохраняемым воротам подъехал всадник. Коренастая фигура, закутанная в черный халат, легко перебравшись через ворота, цепляясь за выпуклый узор, исчезла в темноте узких улиц.

Внутренний город спал. Если где и был свет, то его не было видно снаружи, ибо стены домов были глухими, только узкие двери и маленькие оконца на большой высоте стерегли улицу. А если где и не спали, то и из внутреннего двора нельзя было этого узнать: в Халисуне ночью было принято спать и окна были плотно занавешены. Стражники, должно быть, здесь тоже привыкли спать ночью, потому что встретились они на пути лишь три раза.

Человеку в простой серой рубахе, только по подолу, вороту и обшлагам шла незатейливая вышивка, страшиться было нечего. Он легко уходил в тень от беспечных сторожей, которые могли найти здесь разве вора или наемника, купленного в обмен на жизнь какого-нибудь знатного человека или богатого купца. Но никто не думал найти здесь иноземца и воина.

Лишь для того, чтобы преодолеть ворота — в ином месте стена была гладкой, как зеркало, и слишком высокой, — Волкодав прибег к убийству. И убивал не он сам: кто-то из собратьев, пришедших на зов, помог ему. Второй стражник очнется поутру. У него будет сильно болеть голова, и он запомнит только смутное сероватое пятно, отдаленно напоминающее человека с мечом, возникшее вдруг перед ним. Волкодав подбирался к дворцам властителей Халисуна. Путь от плоскогорий Аша-Вахишты через степи и горы, через гудящие, как растревоженный улей, Нарлак и Халисун занял несколько месяцев, и теперь он был здесь. Его вел вперед внезапно обретенный во втором заключении в Самоцветные горы слух, которым он не умел пользоваться толком и многих звуков не понимал, и нюх, различивший среди прочих нужный аромат еще на вершине перевала, за которым, в пыли и дымке, внизу он угадал белые строения и серебряные купола столицы Халисуна.