Александр и Лев Шаргородские - Бал шутов. Роман

• Название: Бал шутов. Роман
• Автор: Александр и Лев Шаргородские
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1996

---

— Вот именно, — поддержал Борщ, — даже играть не сможете! Поэтому я вам и предлагаю стать диссидентами и отправиться в тюрьму. А потом выехать за бомбочкой. Теперь все ясно?

— Кроме одного, — сказал Борис. — Какова связь между диссидентами и бомбочкой?

— Прямая, — объяснил майор. — Только диссидент и никто больше может ее выкрасть. Кого еще они там обожают? За кого так борются и горланят? Кого встречают с распростертыми объятиями?! Они будут молить о вас — и они вас получат!

Майор расхохотался.

— И вы выкрадете бомбочку, и мы зарядим ее, чем надо, и тогда уже будет не Эрэц Исраэль, а Израильская Советсая Социалистическая Республика, и не будет Сенатов, а только Советы.

Соколы сидели, потрясенные. Возможно, им было жаль Израиль, которому была уготована участь стать шестнадцатой республикой…

— Вам выпали гениальные роли, — продолжал Борщ, — вы войдете не только в историю театра, но и в мировую историю… Скоро, скоро Запад начнет молить о вас!

Глаза майора мечтательно горели. Борис был растерян. Его совершенно не тянуло входить в мировую историю. Он никогда не мечтал о славе Александра Македонского, Наполеона, или, на крайний случай, генералиссимуса Суворова.

— Скажите, — робко спросил он, — а нельзя ли, чтобы Запад молил о ком‑нибудь другом?

— Кого вы имеете в виду?

— Ну, я не знаю… Кого‑нибудь из ваших людей… Профессионалов. Например, этих двух, которые нас доставили к вам…

— Исключено, — развел руками Борщ, — они не справятся с такой ролью.

— Как, они же могут сыграть и Дездемону, и платочек, — напомнила Ирина.

— Но не диссидента.

— Диссидента сыграть труднее, чем платочек? — поинтересовался Борис.

— Увы, — произнес майор. — Наших узнают по лицам со спины. А теперь взгляните на себя.

Борщ повел их к зеркалу, и Борис с Ириной долго разглядывали свои покрытые гримом, растерянные лица.

— Ну, чувствуете разницу? — спросил майор.

— Вы хотите сказать, что у нас лица диссидентов? — осторожно спросила Ирина.

— К сожалению, — вздохнул «мавр». — У них время от времени встречаются очень симпатичные морды…

— Спасибо, — поблагодарил Борис. — Ну, допустим, вам удастся из нас сделать диссидентов… Но какие из нас шпионы?

— Великолепные!

— Вы ошибаетесь, — произнес Борис, — я вас уверяю! Мы совершенно не подходим! Мы не умеем следить, наблюдать, подслушивать, если уж вам обязательно нужны артисты — то даже в нашем театре есть люди, которые подошли бы для этой роли гораздо лучше. Понимаете, у нас совершенно иное амплуа… Смешно сказать, мы даже не знаем, кто с кем живет.

— Я знаю, что вы не знаете, — улыбнулся майор. — И поэтому мы вас выбрали. Вы чисты, как Отелло, а вы — как Дездемона.

— Простите, — спросила Ирина, — о чем идет речь: о чистоте или о шпионаже?

— М — да, — произнес Борщ, — у вас какое‑то превратное впечатление об этом. Если хотите знать, для меня шпион — это прежде всего личность благородная, как вы говорите — положительный герой. Вас сам Бог, которого нет, создал шпионами!

«О, Боже, — подумал Борис, — кажется, ты меня заставляешь вынести все, что я способен вынести. Но зачем?!»

— Если угодно, — пояснил свою мысль майор, — пример благородного шпиона — это Прометей, укравший у богов огонь, чтобы отдать его нам!

— Ну, знаете, — развела руками Ирина, — это уж слишком! Я даже не знаю, что сказать…

— Если нечего сказать, ничего и не говорите, — оборвал ее Борщ. — Первые люди, если хотите, были и первыми шпионами.

Борис, раскрыв рот, настороженно смотрел на теоретика шпионажа.

— За что, по — вашему, изгнали из рая Адама и Еву, — продолжал развивать свою мысль теоретик, — не за грехопадение же, в самом деле!

— Очевидно, за шпионаж, — сострил Борис.

— Да, именно за него, — убежденно произнес Борщ. — Адам узнал государственный секрет Евы, а Ева — Адама! И Богу, которого нет, ничего не оставалось, как выслать их из рая, которого, впрочем, тоже нет… С тех пор шпионаж поселился на нашей грешной земле!

Борис покачал головой.

— Оригинальная концепция нашего мира, — сказал он.

— Спасибо за оценку! — поблагодарил Борщ.

Он приблизился к ним, обнял за плечи и подвел к «железному» Феликсу. Очевидно, для благословения.

— Ну, что ж, — подытожил майор, — роли распределены, можно приступать к репетициям. С завтрашнего дня начинайте понемногу вживаться.

— Что вы имеете в виду? — уточнила Ирина.

Входите в образ. Поругивайте власть, рассказывайте анекдоты, посмеивайтесь над нами — в общем, как полагается, — улыбнулся Борщ.

«Да, — подумал Борис, — если дела не идут к лучшему, то они обязательно пойдут к худшему».

— А если эти роли нам не понравятся? — осторожно поинтересовалась Ирина.

Улыбка не сошла с майорского лица.

— Жизнь, мои дорогие, многое заставляет делать добровольно, — мягко произнес он.

Утром в костюме полковника — Котлевич был военным и в описываемый момент испытывал в Средней Азии новые баллистические ракеты — Леви покинул квартиру Анны Иоановны.

Тело ломило и, казалось, оно было деформировано — его мускулистая грудь вдруг оказалась впалой, ребра были вдавлены, как пружины матраца. Кто держал на себе мадам Котлевич — тот поймет…

Проходя мимо своей двери, Леви злобно пнул ее ногой — и она вдруг растворилась.

Он обалдел.

— Ты все‑таки услышал меня, Иегуда, — произнес Леви, — но объясни мне — почему только к утру? Почему к свету обязательно идти через страдания? Я знаю, что ты был гуляка, но, прости меня, я сомневаюсь, что на тебе когда‑нибудь лежало нечто похожее на донну Котлевич.

Галеви хитро улыбался с портрета.

— Не может быть! — воскликнул Леви. — Впрочем, кто знает твои сексуальные возможности… Послушай, Иегуда, я должен тебе сказать нечто очень важное. Но не могу. Язык не слушается меня, веки опускаются и ноги не держат. Сон одолевает меня.

И в форме полковника артиллерии он рухнул, как неразорвавшийся снаряд, и уснул.

Спал он плохо, во сне вскрикивал, вскакивал, выкрикивал проклятия театру, Оресту Орестычу, системе Станиславского, призывал народ сжечь министра культуры.

Галеви с портрета спокойно смотрел на него.

Проснулся он от ожога. Что‑то жгло его. Леви вскочил, недоуменно оглянулся — рядом с ним лежала пачка денег. Это была премия, которую Орест Орестыч вручил ему за роль Яго. Премия прожгла полковничий мундир, обожгла его бедро, и, не проснись он еще минуту — другую — и мадам Котлевич никогда больше не попросила бы у него соль. Просто она была бы уже ни к чему…

Да, эти деньги жгли его, словно костер, на котором когда‑то, в средние века, жгли его братьев.

Во всяком случае, ему так казалось.

Он приблизился к портрету и показал Галеви пачку купюр.

— Иегуда, — сказал он, — посоветуй: куда мне их деть? Что мне делать с этой заразой, заработанной на роли, о которой мне не хотелось бы вспоминать? Я мог бы их истратить на гурий, но ты знаешь, сколько мне лет, я тебе говорил. Я мог бы, конечно, пить вино. Но сколько кубков может поглотить моя язва? Что мне делать, учитель, они жгут мою душу, как песок пустыни ноги паломника.

И Иегуда вдруг ответил.

— Сердце мое на Востоке, — четко произнес он.

— Не понял, — сказал Леви, — ты мог бы говорить яснее?

— Сердце мое на Востоке, — повторил учитель.

Возвратившись домой, Борис, не снимая грима, обложился энциклопедиями и словарями, и углубился в них. Ему хотелось хоть что‑то узнать об этих самых диссидентах. Но нигде о них не упоминалось, как будто их и нету. Было только неясно, за кого борется Запад. Наконец, в «Словаре русского языка» Борис прочитал, что диссидент — это лицо, отколовшееся от господствующего вероисповедания, короче, вероотступник.

— Скажи мне, Ирина, — спросил он, — откуда у нас могут быть диссиденты, когда нет никакой веры? Объясни мне, как можно отколоться от того, чего нет?

— Чем меньше веры — тем больше диссидентов, — ответила Ирина. — Диалектика.

— Теперь понятно, — произнес Борис и захлопнул энциклопедию. — Объясни: как я могу играть диссидента, да еще не на сцене, а в жизни, когда даже толком не знаю, чего они хотят?

— Это я тебе объясню, — сказала Ирина. — Свободы — вот чего они хотят.

— По — твоему — я тоже диссидент, — улыбнулся Борис. — Я тоже ее хочу.

— Ты хочешь, — усмехнулась Ирина. — Ты хочешь, но не борешься, а они хотят — и борются. В этом вся разница!

— То есть ты мне предлагаешь начать бороться?

— Чего не можешь избежать — принимай с радостью.

— Да, но как? И с кем?

— С режимом, властью, правительством!

Борис резко повернулся к Ирине и закрыл ей ладонью рот.

— Мы не на сцене, — напомнила Ирина. — Или ты меня решил действительно задушить?