Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…

• Название: Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
• Автор: Михаил Казовский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Лермонтов и его женщины: Екатерина Сушкова, Варвара Лопухина, графиня Эмилия Мусина-Пушкина, княгиня Мария Щербатова… Кто из них были главными в судьбе поэта? Ответ на этот вопрос дает в своей новой книге писатель Михаил Казовский.

---

– Да кому, позволю себе спросить? Нина дала обет и ни с кем не хочет связывать себя узами нового брака. У Екатерины жених – князь Дадиани. Правда, помолвка их еще не оформлена, но, я думаю, это дело времени.

– А Майко?

– Майко?.. – собеседник выдохнул дым. – О Майко забудь. Потому что она моя.

– То есть как – твоя?

– Я имею на нее виды.

– Любишь?

– Да, люблю. Состоял в переписке, будучи в Петербурге.

– А она к тебе расположена?

– Отвечала на письма с нежностью.

Трубка Михаила погасла, он зачиркал кресалом, высекая искры. Снова раскурил и затянувшись, спросил:

– Ну а коль она предпочтет другого?

Чавчавадзе ответил просто:

– Я его убью.

– На дуэли?

– Это уже неважно. Главное – убью. Потому что Майко за другим не быть.

Лермонтов, нахохлившись, сидел, как замерзший голубь. Мрачно бросил:

– Мне твои пассажи, Дато, удивительны. Все-таки у нас девятнадцатый век, и считается, что свободным женщинам можно делать выбор самим.

Однокашник слегка поморщился.

– Здесь Кавказ, и законы иные. На Кавказе все решает мужчина. – Он постучал по пепельнице, вытряхивая догоревший табак. – Словом, не сердись, дорогой Мае, я обидеть гостя не вправе и действительно рад тебя видеть после долгой разлуки, но считаю своим долгом честно предостеречь, по-дружески. На Кавказе свои порядки. Мы, живя в России, уважаем и соблюдаем ваши порядки. Ну а вы у нас соблюдайте наши. И тогда не возникнет поводов для ссор.

– Я благодарю тебя за науку, – мирно проговорил Лермонтов.

– Карги! Хорошо! – И Давид слегка похлопал его по предплечью.

Вскоре спустились дамы: первой шла Саломея, за ней дочери. Гостя проводили к столу. Все сели, ожидая хозяина. Улыбнувшись, Екатерина спросила:

– Как вам спалось, Мишель?

– Превосходно, Като, спасибо.

– На дворе нынче пасмурно, но, надеюсь, дождик не помешает вашей конной прогулке с папа́.

– Я тоже надеюсь.

Наконец появился князь. Слуги начали подавать блюда.

– А Майко не выйдет? – обратился к жене Александр Гарсеванович.

– Нет, Марии с утра нездоровится. Мы ей подадим в комнату.

– Сильно нездоровится?

– Ничего серьезного, – с некоторой насмешкой ответила Саломея, бросив взгляд на гостя. – С молодыми девушками это бывает.

Разговор перешел на другие темы. Лермонтову вдруг захотелось уехать, покинуть этот с виду гостеприимный, но на самом деле совершенно чужой, в чем-то даже враждебный дом, с его удивительными законами и неясными отношениями. Еще эта конная прогулка с хозяином! Может, отказаться? Нет, нельзя, обидится. Надо терпеть.

Кофе пили на балконе. Александр Гарсеванович, посмотрев на небо, произнес:

– Тучи вроде бы начали редеть, небо проясняется. Вы не против прогулки, Михаил Юрьевич?

– Я в предвкушении.

– Ты поедешь с нами, Дато?

– Нет, мерси, у меня дела в Караагаче.

– Ну как хочешь.

Конюх вывел под уздцы лошадей. Всадники помахали женщинам, провожавшим их, стоя на балконе, и неторопливо двинулись по аллее. Чавчавадзе заговорил:

– Меня вновь зовут на государеву службу. Предлагают потрудиться в совете Главного управления Закавказского края. Государь во время визита был милостив. Прежняя опала совершенно забыта.

– Вы довольны?

– И да и нет. Принести пользу родному краю – это честь для любого патриота, но при условии действительных полномочий. Просто числиться не имеет смысла, прикрывать своим именем злоупотребления остальных я не хочу.

– Вы всегда сможете злоупотребления вскрыть. Доложить государю…

– Ах, дражайший Михаил Юрьевич, на Кавказе не все так просто. Государь ведь далеко, а родные лихоимцы под боком. И порой они сильнее его.

Помолчав, Чавчавадзе добавил:

– Ну, да ладно, посмотрим. Я еще согласия не давал.

Разговор плавно перетек на общекавказские темы.

Горские народы во главе с Шамилем продолжают сопротивление, значит, спокойной жизни в этом регионе не жди. Главное, войной ничего не добиться, – рассуждал князь. – Будет только никому не нужное истребление друг друга. А России пора понять: силой одолеть Кавказ невозможно. Только экспансией товаров, культуры, цивилизации – предприятий и железных дорог. Люди, почувствовав выгоду, сами сложат оружие.

Вскоре выехали на берег быстрой речки – Чавчавадзе произнес название, но Лермонтов не запомнил, понял только, что она впадает в Алазани и питает почву у виноградников. Здесь дышалось легко, и в его душе возникло ощущение, что таким и должен быть райский сад: вечная зелень стройных деревьев, темно-голубая река, необъятная долина и гребешки гор. Чавчавадзе, видимо, тоже очарованный, прочитал стихи на грузинском языке, а потом перевел: «Даже на чужбине снится мне моя земля, чувствую брызги речной воды у меня на лице, ощущаю запах молодого винограда в давильнях; это запах моей родины».

Лермонтов вздохнул.

– А моя родина пахнет по-другому.

Каждый подумал о своем, оба рассмеялись.

Неожиданно князь сказал:

– Я вчера видел, как на вас глядела Майко. Будьте осторожны.

Лермонтов удивился.

– Осторожен? Почему?

– У нее в роду были чернокнижники. Если она захочет приворожить, вы потом навек потеряете разум и покой.

– Дато говорил мне, что Майко ему нравится.

– Да, я знаю. Они состояли в переписке, но она к нему питает только дружеские чувства. – Князь чуть помедлил. – И потом для Дато я наметил иную партию – внучку царя Георгия Тринадцатого, светлейшую княжну Анну Ильиничну.

– О, неплохо! А Дато знает?

– Знает, но пока сопротивляется. Он, видите ли, влюблен в Майко! Да мало ли в кого мы влюбляемся в юности. Надо смотреть на вещи реально.

– Сердцу не прикажешь.

– Сердцу – да, но уму можно. И жениться надо не столько по сердцу, сколько по уму. Как у вас говорят в России: по расчету.

– Вы женились на мадам Саломее тоже по расчету?

Князь расхохотался.

– В этом смысле мне повезло: и расчет, и чувства совпали.

Всадники повернули обратно. Лермонтов задумчиво спросил:

– Получается, если Майко выйдет за другого, то вопрос о Дато повернется в нужном для вас направлении.

– Да. – Чавчавадзе похлопал коня по шее. – Но не стройте иллюзий, мон шер ами [23] . Родичи Майко не дадут согласия на ваш брак.

Лермонтов вспыхнул.

– Я не понимаю, отчего? Вы же дали согласие на брак вашей дочери с Грибоедовым!

Князь пожал плечами.

– Ну, во-первых, пророссийские настроения десять лет назад были в Грузии намного сильнее. Во-вторых, Грибоедов был сановником высокого ранга – действующим министром. В-третьих, Нино умоляла меня об этом… – Он сделал паузу. – Вы не обижайтесь, Михаил Юрьевич, с вами по-другому…

– Можно обвенчаться и без согласия родичей!

Александр Гарсеванович хмыкнул.

– Можно, но не советую. Здешние законы суровы. Избежать последствий вам удастся, только скрывшись с ней в России. Но такой исход чреват для вас обвинением в дезертирстве.

– Меня, должно быть, скоро переведут в Петербург.

– Когда переведут – поразмыслите об этом отдельно.

Весь дальнейший путь до усадьбы Лермонтов молчал. Князь рассказывал о своей службе при Барклае-де-Толли, анекдоты о войне 1812 года, но он не слушал. Повторял про себя: «Вот назло, назло украду Майко и женюсь на ней. Не боюсь я ни Дато, ни князя, ни ее родных. Всем утру нос! Навек запомните, кто такой Маешка. Я для вас, видите ли, не знатен и не богат. Зато она влюблена в меня. Этого достаточно».

В усадьбе всадники поблагодарили друг друга за компанию. Чавчавадзе пошел отдохнуть до обеда, а Лермонтова встретили внизу Нино и Като. Младшая подошла с большой красивой тетрадью в золотом переплете.

– Дорогой Мишель, у меня к вам просьба. Напишите что-нибудь мне в альбом. Я была бы счастлива.

– С удовольствием.

Он взял тетрадь и поднялся к себе в комнату. Постоял у раскрытого окна, глядя на деревья, газоны, цветники, сбросил мундир. Сел, достал перо и чернильницу, покусал губу. Вспомнил голубые глаза Като, как она вчера пела, и решительно начал:

Слышу ли голос твой,

Звонкий и ласковый,

Как птичка в клетке,

Сердце запрыгает;

Встречу ль глаза твои

Лазурно-глубокие,

Душа им навстречу

Из груди просится,

И как-то весело,

И хочется плакать,

И так на шею бы

Тебе я кинулся.

Он рассмеялся и бросил перо. Рифмовать не хотелось. И так сгодится.

Но потом подумал и сочинил еще одно четверостишие:

Как небеса, твой взор пылает

Эмалью голубой,

Как поцелуй, звучит и тает

Твой голос молодой.

Нет, сегодня стихи не идут. Мысли о Майко. И разыгрывать влюбленность в Като совершенно не хочется. Может быть, чуть позже.

Лермонтов лег, закрыл глаза и представил себе Майко. Предки чернокнижники? Шутка или правда? Но глаза у нее действительно гипнотические. Впрочем, его предок, Томас Лермонт, тоже был ясновидящий. Магия на магию, колдовство на колдовство. Кто победит?