Н Кальма - Заколдованная рубашка

• Название: Заколдованная рубашка
• Автор: Н Кальма
• Жанр: История

В книгу известной детской писательницы вошли две исторические повести: «Заколдованная рубашка» об участии двух русских студентов в национально-освободительном движении Италии в середине XIX в. и «Джон Браун» — художественная биография мужественного борца за свободу негров.

---

— Очень мне нужно твое разрешение! Мы еще поглядим, что ты сам за птица, — пробормотал вслед ему Пучеглаз.

Он без дальнейших приключений доставил свою добычу в лагерь. Ох, сколько здесь было шуток, смеха, острот, когда гарибальдийцы узнали, каким образом Лоренцо добыл «языка»! Рассказали и Гарибальди, и он тут же распорядился наградить смельчака серебряной медалью. Ни о каком наказании за самовольную отлучку, разумеется, не было и речи. Лоренцо бродил по лагерю со своей медалью и чувствовал себя героем. Ему очень хотелось встретить Датто, покрасоваться перед ним медалью, поддразнить его. Но Датто он так и не увидел.

32. Бой

В Сицилии все сильнее разгоралась народная революция. В маленьких городках гарибальдийцев встречали звоном колоколов, овациями. На помощь «тысяче» стекались все новые и новые партизаны, которыми командовали известные сицилийские патриоты. Шестьсот партизан под командой Коппола вышли к гарибальдийцам с гор Сан-Джулиано, где они скрывались от правительственных войск. Еще сотня человек явилась под начальством францисканского монаха фра Панталеоне. У пришедших тоже было мало патронов, оружие тоже самое допотопное, но сами люди ничего не боялись и готовы были сражаться за свою свободу до конца.

Гарибальди решил двигаться на Палермо. Партизаны сообщили, что высоты Сан-Мартино, близ Палермо, находятся в руках вождя сицилийских патриотов Розалино Пило. Кроме того, множество отдельных отрядов еще скрывается в горах и ждет только сигнала, чтобы вступить в борьбу.

«Язык», бурбонский солдат, которого так ловко захватил Лоренцо Пучеглаз, показал на допросе, что бурбонское правительство двинуло навстречу Гарибальди регулярную армию генерала Ланди. У Ланди пять тысяч пехотинцев, четыре пушки и целая кавалерийская часть. Сейчас у Калатафими строят батареи и укрепления, и Ланди занял выгодную позицию — гору, поднимающуюся над дорогами в Палермо и Трапани.

— Наши отлично знают, что вас мало, что у вас почти нет оружия, хвастливо сказал «язык». — Командиру нашему известно даже, что у вас только две пушки.

— Откуда же он это знает? — спросил Сиртори, который вел допрос.

Бурбонский солдат хитро усмехнулся:

— Значит, кто-то среди вас нам это сообщает.

— У нас нет изменников. Ты просто подлый лгун! — вспылил Сиртори, но все-таки почел нужным сообщить Гарибальди.

Тот потемнел лицом. Измена? Измена здесь, среди его бойцов, среди его армии свободы?!

Он сказал:

— Я, как и ты, думаю, что этот солдат лжет. Но теперь мы будем присматриваться к людям, и, если я обнаружу предательство…

Гарибальди не договорил. Но все знали, как беспощаден бывает генерал с предателями.

Самое положение Калатафими, старинного сарацинского города, в горах, давало неприятелю серьезное преимущество: вся местность вокруг далеко просматривалась, и гарибальдийцам предстояло сражаться в очень невыгодных условиях. Это было известно не только Гарибальди и его военачальникам, но и самому молодому из волонтеров. На привалах молодежь обступала Пучеглаза и Марко Монти — местных уроженцев.

— Неужто не возьмем Калатафими? Неужто возвращаться ни с чем? Ведь это провал, позор!

— Выбрось это из головы, — говорил каждому Пучеглаз. — Помни, у нас только два пути: победа или смерть.

Мечников и Есипов ехали в передних рядах своего седьмого отряда. Сиртори, который оставил себе какую-то жалкую клячонку и был похож в своей черной одежде на священника, сказал им, что предстоит горячее дело, и Александр с нетерпением ждал первого боя.

Мечников с беспокойством поглядывал на своего молодого друга. Странные вещи начали случаться в походе с Александром: однажды, когда Александр ехал по горной тропе, большой камень скатился с вершины горы и чуть было не раздавил его. В другой раз, когда предстоял переход по узкому карнизу над пропастью, Александр случайно обнаружил под седлом своего Конька-Горбунка острые колючки татарника: если бы он внезапно вскочил в седло, Горбунок взвился бы от боли и сбросил седока в пропасть. Конечно, все это могло быть и случайностью, но Мечников про себя решил быть настороже и держаться поближе к другу.

Позади Александра, крепко вцепившись в седло, восседал Лука, а рядом деловитой собачьей рысцой бежал Ирсуто — Лохматый. Пес так и не ушел от мальчика, и офицеры позволили Луке взять его с собой в поход. Да и весь отряд ласково отнесся к Ирсуто, и немало кусочков сыра и хлеба перепадало ему на привалах. Ирсуто оказался не только умным, но и памятливым. На одном из привалов, когда Лохматый жевал брошенную кем-то корочку, он вдруг бросил эту корку, насторожился и сердито зарычал.

— Что ты, что ты, Ирсуто? Опомнись, ведь это наш генерал! — зашептал ему в косматое ухо Лука. — Не смей рычать ни на него, ни на его собаку, слышишь?!

Однако Ирсуто продолжал рычать все свирепее. Шерсть у него на спине поднялась, он ощерился и рвался из рук Луки, который вцепился ему в загривок и крепко его держал. По лагерю, в своем неизменном белом пончо, шел Гарибальди с группой офицеров. За ним, как всегда, бежала на широких кривых лапах такса Герелло. Лука всем телом навалился на Ирсуто: если пес сейчас вырвется, от таксы останутся только клочки — вон как Ирсуто беснуется! Поскорее бы проходил генерал!

Но тут, как назло, Герелло почуял Лохматого, остановился на миг, приподнял вопросительно одну лапу — и побежал знакомиться.

— Ну, сейчас будет драка! И какая! Пронеси, святая мадонна! зажмурился Лука, хватая на всякий случай своего друга за задние ноги.

Однако Лохматый только бегло обнюхал Герелло и отпустил его с миром. Сам же продолжал рваться и рычать на кого-то, кто шел позади Гарибальди. И вдруг Лука увидел Датто, который следовал за Гарибальди. Ага, Ирсуто хорошо помнил, что несколько дней назад этот человек обижал его хозяина.

— Молодец, молодец, мой Ирсуто! Запомни его навсегда, песик! Это дурной, злой человек, — шептал собаке Лука.

Но пес и без того просто выходил из себя. Датто повернул голову и увидел мальчика с собакой.

— А, опять ты здесь? — угрюмо кинул он, проходя. — Держи свою животину, мальчишка, а то я ее пристрелю.

— Как бы не так! — прошептал Лука. — Посмотрим еще, кто возьмет верх!

Ему хотелось сейчас же последовать за офицером, снова стать его тенью. Ведь он так завидовал славе Пучеглаза! История с «языком» стала известна всем бойцам, и гарибальдийцы специально приходили в седьмой отряд поглядеть на ловкача и смельчака, который так хитро провел пленника. И Луке казалось, что он тоже может прославиться, если выведет Датто на чистую воду. А что он поймает на чем-нибудь капитана, мальчик ничуть не сомневался. Но время было походное, он состоял денщиком при русских, и отлучаться без позволения запрещалось.

На рассвете 15 мая гарибальдийцы прошли селение Вито, оставленное неприятелем, и оказались в виду Калатафими. Местность эта называлась «Жалоба римлян» — в память некогда разбитого здесь римского консула.

Впереди, на высокой горе, перерезанной семью уступами, стоял город. Над городом и над горой лежало тяжелое облако, пламеневшее внутри, как железо в горне. От облака словно отделялись маленькие золотистые хлопья, плыли по небу и тут же исчезали, растворившись в воздухе. А глубоко внизу, в долинах и на дорогах, как большая тень, лежало отражение облака, и казалось, что красноватый свет исходит оттуда снизу. Чуть виднелась из-за гребня гор далекая колокольня, облитая пурпуром. Желтый камень скал, уже начинавшая выгорать трава на склонах, редкие оливковые деревья — все, казалось, отражало зарю. Но даже рассвет, утро не приносили никакой свежести: тяжелое дыхание наступающего дня уже заполняло все кругом. В предчувствии зноя и духоты ревел где-то осел, собаки, волы, куры — все-все спешили заползти в тень, заранее укрыться от сжигающего ока солнца, которое должно было с минуты на минуту появиться из-за гор.

И вот выкатился огромный, ослепляющий все живое шар, остановился над гребнем гор и принялся обливать жаром одну за другой скалистые или поросшие редким лесом вершины. Чудилось, будто скалы накалились до того, что и дотронуться до них и ступить на них невозможно. Знойное марево повисло, заструилось и задрожало над дорогами. И в этом мареве шли тяжело нагруженные люди Гарибальди.

Сиртори распорядился, чтобы все его всадники оставили своих коней внизу, у подножия горы.

— Драться нам придется пешим, на горе лошади будут только помехой, сказал он бойцам.

Лев и Александр, выслушав его распоряжение, подозвали Лукашку и, несмотря на мольбы и даже слезы мальчика, приказали ему вместе с Ирсуто остаться и стеречь коней.

— Это тоже важное военное дело, — пытался втолковать Лукашке Александр. — Ты должен сохранить лошадей, они нам еще понадобятся.