Карина Кокрэлл - Мировая история в легендах и мифах

• Название: Мировая история в легендах и мифах
• Автор: Карина Кокрэлл
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42878-4 (ООО «Издательство Астрель»). 978-5-9725-2272-9 (ООО «Астрель-СПб»)

Забудем сухие даты и скуку школьных уроков истории! «В действительности все совсем не так, как на самом деле» (С. Е. Лец).

История — это захватывающая повесть, в центре которой всегда — Человек — с его опытом, нервами, совестью, ошибками, гениальными озарениями, агонией, экстазом и неожиданными поворотами Судьбы.

Кем был диктатор Юлий Цезарь — гениальным политиком, который дал империи стабильность и мир, или тираном, могильщиком римской демократии? Читатель узнает правду, проведя с великим Цезарем последнюю в его жизни ночь…

Как сложилось, что княгиня Ольга, хладнокровно и страшно расправившаяся с убийцами своего мужа, стала первой русской святой?

Какой ценой пришлось заплатить человеку по имени Христофор Колумб за свое открытие неизвестной земли за океаном?

Элегантная, искрометная, сочетающая трагичность и иронию новая книга Карины Кокрэлл увлекает от первой до последней страницы психологической достоверностью персонажей, захватывающим сюжетом, эрудицией автора и неожиданными параллелями с сегодняшним днем.

---

Сулла не проиграл ни одного сражения, не пощадил ни одного врага. И все же сделал, по мнению Цезаря, одну очень большую ошибку.

Рубикон

Цезарь помнил узкую, мутную, ледяную речку — Рубикон и ту промозглую, упоительную январскую ночь 705 года[18]. Вдоль берега этого ручья протянулась северная граница Римского государства. О том, что это освященная земля Юпитера, напоминали серые столбы со строгими, глубоко выбитыми буквами SPQR[19] — точно такими же, как и на штандартах легионов.

С неба полетели одинокие снежинки. Потом снег пошел сильнее. Ему и легионерам его Тринадцатого все это очень напоминало варварскую Длинноволосую Галлию[20], зимними дорогами которой они только недавно прошагали. Они перевалили через Альпы и вот теперь остановились здесь — у красноватой ледяной хляби под названием Рубикон[21]. Там, за ней, был Рим. Дом, который многие не видели уже столько лет войны на чужой земле. И в который, похоже, они собирались входить в боевом строю, словно враги.

Тринадцатый легион жег костры и факелы, перед которыми хоть немного отступала непроглядная, хлещущая то дождем, то снегом ночь. Что им прикажут — разоружиться или же вдавить свои калиги[22] в пограничную священную пашню, которую жрецы по несколько раз в год вспахивают на белых быках Юпитера? Если они пойдут на столицу вооруженными и в строю, это сделает их вместе с Цезарем государственными преступниками. И святотатцами. Ведь таким переходом границы они прогневают богов.

Горнисты переглядывались, вдыхали глубже, покусывали замерзшие губы и прикладывали их к горнам, пробуя пробудить неохотно отзывавшуюся, стылую медь. Нетерпеливо ржали кони. Трогали гулкие перепоны барабанов барабанщики.

Легионные горны столько раз играли сигнал «Легион — на марш!» в Галии! Но там они шли на племена варваров, названия которых не давали себе труда даже запомнить: белги, паризии, гельветы, как их там еще? Да и какая разница: все дикари на одно лицо — высоченные, длиннорукие, белокожие, с длинными светлыми или рыжими усами и бородами, одетые в «ножные рукава»[23], которые в тамошнем климате, однако, оказались незаменимы — даже римские легионеры за годы службы к ним привыкли. С варварами все было просто: Рим нес в их темные волчьи углы свет цивилизации, а они не понимали своего блага. Не понимали и отчаянно сопротивлялись. И долгом римских легионов было сломить их глупое сопротивление и завоевать славу Риму, а себе — если повезет остаться в живых — медную табличку ветерана, право надоедать семье бесконечными рассказами о своих подвигах в варварских землях, а главное — надел жирной и влажной земли где-нибудь в Самнии, а если совсем уж повезет, то даже и в Кампаньи.

Однако сейчас дело принимало неожиданный оборот. Они стояли на границе Рима. У многих замирали сердца: неужели Цезарь поведет их на собственную столицу? Неужели опять — ад и кровь, как тогда, при Сулле? В какие-то легионерские головы заползла и свернулась другая юркая мыслишка, что кровь-то кровью, а сколькие ведь вышли тогда в люди, обогатившись на доносах и конфискациях диктаторских врагов.

И вот они стояли лагерем у Рубикона и ждали. Ждали уже двое суток, холод стал пробирать до костей. Солдаты привыкли и к холоду, и к жаре в далеких, забытых, да что там забытых, — в незнаемых римскими богами землях, где прослужили столько лет. Они гордились своей выдержкой, выносливостью, выучкой, превосходством своего четкого строя сомкнутых щитов над отважными, но хаотическими варварскими толпами. Гордились своим командиром и Римом. Даже когда римлянин подыхал от голода в зловонной канаве Субуры, он все равно знал, что подыхает «хозяином мира». Не предательством ли будет пойти против Сената и, возможно, самого Юпитера?

Сенат решил тогда его уничтожить! Его, Цезаря. Девять лет он покорял племена Галлии, Испании, Германии и Британии. Девять лет, пока другие мяли задницами подушки в Курии, слушали ораторов на Ростре и отхлебывали из чаш в тавернах на Авентине или вопили, подбадривая потных гладиаторов в Капуе, он со своими легатами отбивался от одетых в шкуры дикарей в заснеженных лесах у Рейна, от выкрашенных синилью свирепых британских варваров, брал укрепления гельветов и лузитан. Он завоевал личной доблестью — и купил своей щедростью! — верность своих солдат (он едва теперь не подумал: «и любовь», но не был уверен, что, опоздай легионный казначей с жалованьем, чувства легионеров к нему могли бы определяться так возвышенно. Цезарь недооценивал. Его и вправду любили.

Сословие, красноречие, богатство, амбиции, доблесть, ум — все это может принести консульство и наместничество в провинции при условии, что ты умеешь разрушать репутации одних противников и подкупать других. А может и не принести, если тебя обойдут другие, умеющие подкупать лучше. А еще — можно потерять даже консульство, если в Риме почувствуют, что ты слишком силен и опасен. Если за тобой легионы — ты опасен вдвойне. Но и неизмеримо сильнее Сената. Цезарь изучил уроки Суллы. Вот потому и провел девять лет вдали от Рима, в далекой Галлии, с войском. Сенат был далеко, Цезарь — рядом. Он называл легионеров «сотоварищами» и «братьями», не «солдатами», как другие. Он и вправду любил свое войско (как можно не любить тех, кто умирает, чтобы сделать возможной твою мечту!) и приучал их к мысли, что верность Цезарю — во-первых, Сенату — уже во-вторых.

Несмотря на всю свою огромную власть в провинциях, Цезарь ни минуты не помышлял о том, чтобы объявить их независимыми от Рима. Тогда он стал бы еще одним царьком, как Никомед, Птолемей, как Митридат. Нет: настоящая власть — только в Риме! «Roma caput mundi»[24]. Все остальное не имело смысла. Хотя он и сказал однажды, проезжая через какой-то крошечный варварский городишко, что предпочел бы лучше быть в этой дыре первым, чем в Риме — вторым, он имел в виду: пока невозможно быть первым в Риме.

И вот когда ему казалось, что он так близок к цели, он победоносен, непобедим и неприкосновен, когда невероятно было даже предположить, что кто-то посмеет, его ударили по носу. Неожиданно и сильно: после девяти лет его галльских войн Сенат известил его посланием, что благодарит консула за его вклад в дело расширения римских границ. Но за самовольное, без консультаций с Сенатом, предоставление иностранным царям военной помощи, несанкционированное сенатом Рима и римским народом сооружение зданий и памятников в городах провинций Ахайя, Азия и Испания, а особенно — за преступное формирование из числа местных варваров-галлов легиона «Алауда», обученного и вооруженного по римскому образцу, Сенат Рима соответствующим эдиктом, выгравированным на медной доске, ратифицированным и переданным на хранение в канцелярию, освобождает Гая Юлия

Цезаря от должности консула. Гаю Юлию Цезарю предписывается вернуться в Рим в качестве частного лица, разоружив и распустив свою армию у границы Цизальпинской Галлии (рубеж «Рубикон»), Гаю Юлию Цезарю предписывается дать подробный отчет своей деятельности в должности консула Рима и выступить ответчиком в нескольких возбужденных против него судебных исках. Заочное баллотирование Гая Юлия Цезаря на должность консула не предусматривается. Эдикт консула Марка Клавдия Марцелла. Печати. Подписи.

Марк Клавдий Марцелл? Это еще кто такой?! Цезарь его совершенно не помнил! Он перечел внимательно. Судебные иски!

Послание Сената, метко брошенное в жаровню походного шатра, ярко и обиженно вспыхнуло.

Сулла тоже когда-то стоял со своими легионами у пределов Рима. Ему тоже предложили разоружить солдат и идти к Риму как частное лицо.

Переход «померия» — это война. Гражданская война — всегда хаос. Но разве не из Хаоса родился мир, как учат глубокомысленные греки? Главное — правильно распорядиться хаосом, направить его в нужное русло. Сулла сделал это неумело, с бессмыссленной жестокостью и ненужным кровопролитием. И пришел поэтому в конце своего диктаторства к плачевному, политически безграмотному решению. У него, Цезаря, все будет иначе. Сначала хаос, а потом — новый Рим, который он давно задумал и выносил, как греческий Зевс в своей голове — Афину…

Сейчас Цезарь знал только одно: если он сделает, как предписывает Закон, если разоружит своих солдат перед Священной бороздой и войдет в Город как частное лицо, момент будет упущен. Навсегда.

И что дальше? Почетная отставка. Мемуары. Долги, тяжбы с взаимодавцами. Вилла где-нибудь в Кампанье с купальней, виноградником, собранными в Греции скульптурами и библиотекой, всегда серьезная, ровная и исполнительная, словно молодой ординарец, жена Кальпурния, красивые рабы… Забвение. «Цезарь? Какой Цезарь — тот, который?.. С Никомедом?.. Да нет, другой, вроде. А может, и тот?»

Что еще? В бытность свою эдилом[25] Цезарь вообще-то устраивал очень популярные гладиаторские бои, так что, возможно, вот это ему опять и поручат «от имени Сената и народа Рима». Да, а потом — он невзначай отравится устрицами… И финал: «Гай Юлий Цезарь — бывший консул, устроитель зрелищ…» — на серой плите. А Римом будут править Сенат и «Помпей Великий».