Георгий Егоров - Книга о разведчиках

• Название: Книга о разведчиках
• Автор: Георгий Егоров
• Издательство: Современник
• Жанр: О войне
• Год: 1984

Автор книги — участник Великой Отечественной войны, фронтовой разведчик, участвовавший в Сталинградской и Курской битвах, прошедший через множество боев и фронтов. Содержание ее составил рассказ о боевых буднях войсковой разведки, о людях высокой души и беспримерного мужества.

---

Мы длинными очередями очищали улицы, словно из брандспойтов смывали грязь.

В одном из переулков наткнулись на фрицев, вытаскивающих застрявшую груженую бричку — она зацепилась задней осью за столб в воротах.

— Эй вы, помочь, что ли? — крикнул Денисов. — А ну — хэндэ хох!

Обозники испуганно подняли руки.

Слева от нас на город наступала какая-то другая часть. Но она только еще подходила к городу.

Вдруг откуда-то появился наш начальник разведки. Он был возбужден (как, между прочим, и все мы). С ним три или четыре разведчика. Он подошел ко мне, дружески хлопнул по плечу.

— Молодец. Я видел, как ты поднимал батальон. Правильно, пусть комбат знает наших…

Вот как, оказывается, легко можно попасть в храбрецы — по простому стечению обстоятельств: не будь два дня назад на НП комбата, я не высунулся бы с предложением насчет подбитого танка; не столкнись опять же с этим капитаном в траншее, не понесся бы с пехотой — не моя это забота возглавлять атакующих. А теперь хочешь не хочешь, а надо держать марку.

Мы шли по улице без опаски — кругом уже наши солдаты. Нас догнал комбат со свитой порученцев и связистов, тянувших за ним телефонный провод.

— Опаздываешь, капитан, — крикнул ему наш ПНШ. — К шапошному разбору еле-еле поспел.

Таким возбужденно-веселым я не видел нашего капитана. Правда, во взводе-то я всего лишь неделю. Он держался с нами на равных, шутил, угощал чем мог.

— Комбат, угостись конфетами, — крикнул он вдогонку капитану.

У комбата по случаю столь бескровного взятия Радомышля тоже было веселое настроение. Он вернулся к нам, Закинул на плечо автомат, освободив таким образом обе руки, подставил пригоршню под конфеты.

— Ого, на сколько ты рассчитываешь!

— Нас же много.

— А если много, значит, проворнее надо быть.

— Более проворных трофейщиков, чем разведчики, я не знаю…

— У твоих проворности не хва…

Грохнул выстрел — один, другой, третий — почти в упор. Нас всех как ураганом разнесло. На месте никого не осталось — значит, ни в кого не попал. А стрелял кто-то из-за угла дома, возле которого мы остановились. Не знаю, кто из нас где очутился, я, например, под самой завалинкой дома, из-за которого стреляли. Снова выстрел недалеко от меня, за углом. Я кинулся кругом, с противоположной стороны. Осторожно, но быстро обежал дом, выглянул со двора за угол и увидел прямо перед собой фрица с парабеллумом в руке. Он стоял ко мне спиной и из-за выступа методически стрелял в появлявшихся на улице. Но стрелок, видать, он был плохой — ни в кого не попал. Я дал короткую очередь выше его затылка и закричал:

— Хэндэ хох!!

Он бросил парабеллум, еще не оглянувшись, поднял руки.

Иногда нет-нет да и вспоминаю я эту сценку в только что освобожденном Радомышле и всегда с удовольствием ловлю себя на мысли, что у меня не было желания опустить автомат чуть пониже и всадить очередь ему в затылок. Я даже боялся, что, если он не бросит пистолет и обернется ко мне вооруженным, мне придется вторую очередь выпустить в него без предупреждения.

С ним оказалась полевая сумка с какими-то картами и документами. Утром, уже на марше по дороге на Житомир, кто-то из ребят сказал, что начальник разведки написал на меня представление к ордену Красной Звезды за радомышльский бой и за пленного с документами. Забегая вперед, скажу, ордена этого я не получил. Начальник разведки несколько раз обещал отыскать концы, но все было недосуг. А вообще-то он не очень придавал значения наградам, не то что сталинградский наш начальник разведки ПНШ-два Сидоров. Тот о наградах не забывал.

Для контраста несколько слов о Сидорове. Это был высокий, грузный человек. С нами Сидоров был всегда корректным, сдержанным и уравновешенным, никогда голоса не повышал, но и никогда не выходил из своей землянки хоронить погибших ребят — боялся убитых. Между нами и Сидоровым постоянно было какое-то пустое пространство. А с Калыгиным мы чувствовали себя просто, свободно. Калыгин был с нами, хотя мы ни на минуту не забывали, что он помощник начальника штаба полка.

Он был не только нашим начальником, но кумиром нашим. А кумиру многое прощается. Калыгин мог в пылу закричать на нас, под горячую руку и матом пустить. Но ни у кого не оставалось после этого обиды.

Время от времени он сам ходил с нами за «языком». И тогда вылазка превращалась в наглядный пример классического поиска. Ходили мы с ним из Любара в деревушку Карань — правда, на этот раз пример получился не совсем классическим… Мы много раз ходили в Карань, одни или с командиром взвода, и почти всегда с нашего левого фланга. Это было удобно во многих отношениях. Там мы почти до самой середины нейтральной полосы — а полоса километра полтора — шли в полный рост по ложбине, которую вражеские пулеметы не простреливали. Мы знали там все огневые точки противника, знали его минные поля, имели в них свои коридоры. А на этот раз капитан сказал, что пойдем не на передний край, как всегда, пойдем в саму деревню, и не с левого фланга, а с правого — почти из расположения нашего правого соседа.

Здесь к селу примыкала цепочка высоких пирамидальных тополей.

— Вдоль этой цепочки и пойдем, — сказал капитан на рекогносцировке. — А вы хоть поняли, почему именно здесь будем брать? Во-первых, потому что там, на левом фланге, вы уже надоели фрицам. Сколько оттуда перетаскали «языков»?

— Ну, штуки три, наверное, четыре.

— И говорят они одно и то же.

— Мы за это не отвечаем — чего они говорят.

— Во-вторых, больше на ваше излюбленное место соваться нельзя ни в коем разе — теперь уж наверняка там ловушка поставлена. А в-третьих, в селе стоит какой-то штаб — вот туда мы и пойдем.

— В шта-аб? — ахнули мы.

— А что, мы не разведчики?

— Конечно, разведчики…

— Вот и попробуем. С сегодняшнего дня по два человека наблюдать за деревней с нашего энпэ, в четыре глаза. Засечь избу, в которой штаб, определить, какой штаб. Конечно, штаба дивизии тут нет, а полковой — может быть. Тщательно изучить все подступы к штабу и отходы от него. Вплоть до нашего переднего края.

Неделю наблюдали. Почти каждый день на нашем наблюдательном пункте перед вражеским минным полем сидел и капитан, согнувшись в три погибели, часами не шевелясь, глядел в стереотрубу. Он все умел, самое опасное и трудное стремился делать сам. Может, потому, что войну в сорок первом начал рядовым красноармейцем и вот дошел до начальника разведки полка. Сколько у него было наград, по-моему, никто не знал — он никогда их не носил. Ходил он в фуфайке и ватных штанах, увешанный ремнями (любил кавалерийскую шлейку) и в кирзовых сапогах почему-то с короткими голенищами.

На штаб пошли всем взводом, разбившись на две группы. На долю нашей группы досталась самая что ни на есть черная и невидная работа — обеспечить подход группы Калыгина к штабу, охранять этот штаб, пока ребята собирают ценные документы и бумаги, потом пропустить их с пленными и документами через себя и отойти за ними, прикрывая их огнем своих автоматов и гранатами. Так капитан распланировал накануне, так утвердил «военный совет» взвода, и так все началось.

Все шло как по-писаному: мы бесшумно сняли часового у крайней избы, превращенной в дзот, взяли в избе двух пулеметчиков вместе с пулеметом — это чтоб вдогонку нам при отходе не вздумали стрелять, и вообще пленные никогда у разведчиков лишними не бывают… Пропустили группу Калыгина к самому штабу, дождались, пока она перевернула там все вверх тормашками и вышла оттуда, да… с пустыми руками. Заведение, к которому с утра до вечера подъезжали верховые, подкатывали брички, прибегали посыльные, оказалось не штабом, а всего-навсего интендантством.

— Кто бы мог подумать, — смеясь, сокрушался в блиндаже у комбата капитана Зубарева начальник разведки капитан Калыгин. — Кому в голову могло прийти, что в сотне метров от своего переднего края расположится интендантство! Во все времена место интендантов было в тылу.

— Ты хоть понял, ради чего они выперлись к передовой? — спросил капитан Зубарев.

— Тепер-то — конечно! Там огромные колхозные погреба. Они их загрузили.

— «Загрузили» или они были загружены?

Капитан Калыгин молча, пристально посмотрел на комбата — как всегда смотрит, когда ему говорят что-то интересное, стоящее внимания.

— Вот это я упустил, комбат, не слазил, не проверил, — без улыбки ответил капитан. И непонятно было, с подковыркой он это сказал или на самом деле сожалел. — Но мы это проверим по документам, которые захватили с собой. Кстати, попутно определим, какие части и в каких масштабах пользуются этими складами. Что не поймем, нам объяснит кладовщик. Мы его захватили на всякий случай…

Мы долго курили в комбатовском блиндаже — часть разведчиков во главе с лейтенантом ушла в наше расположение и увела с собой пленных, а нескольких ребят, которые больше других околачивались в первом батальоне, капитан Зубарев пригласил выпить чайку в его теплом и даже уютном блиндаже.