Фаина Пиголицына - Мстерский летописец

• Название: Мстерский летописец
• Автор: Фаина Пиголицына
• Издательство: Верхне-волжское издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-7415-0233-4

Герой этой повести, крепостной крестьянин Иван Александрович Голышев (1838–1896), жил в слободе Мстёра Владимирской губернии — центре иконописи и офенства. Потомственный иконописец, он открыл в глухой Мстёре первую сельскую литографию и стал издавать народные картинки (лубок), помогал Н. А. Некрасову распространять через коробейников его знаменитые «красные книжки» для народа. Собрал огромный материал по старинному русскому быту, тщательно его описал, издал одиннадцать альбомов, более тридцати книг и брошюр и опубликовал около 600 статей в газетах, в том числе во «Владимирских губернских ведомостях».

Книга иллюстрирована литографиями И. А. Голышева, звучит в ней и живое голышевское слово: автором использованы его «Воспоминания», статьи, письма.

---

На своем опыте он уже знал, что не везде найдутся учредители и преподаватели-добровольцы для таких школ, и предлагает: «…при содействии местного начальства избираются же лица во всякого рода общественные должности, — так же собственное их образование есть польза общества, поэтому следовало бы вменить в обязанность старшинам убеждать крестьян избирать лицо, долженствующее заниматься личным участием в преподавании образования в воскресной школе, нет сомнения, что из тысяч душ найдется хотя один грамотный, если не в полном смысле слова, то, по крайней мере, он будет способствовать к развитию первых правил грамотности… конечно, еще бы лучше, если бы приняло этот труд на себя местное духовенство».

Вначале школа, несмотря на недовольство раскольников, процветала. Число учеников в ней возросло де шестидесяти пяти. Занимались в ней уже не только мстёрские ребятишки и молодые люди, а и крестьяне из окрестных деревень и даже из соседних уездов.

Частенько вместе с детьми в классы являлись и родители, посмотреть, чем тут занимаются, да и самим подучиться. Немало было и просто любопытствующих, проезжающих по тракту чиновников и помещиков. Слава о необыкновенном мстёрском крестьянине перешагнула уже границы губернии.

Школа и библиотека требовали от Голышева немалых средств. Все труднее приходилось ему.

«Благотворительные жертвователи, не оставьте глас вопиющего вашим вниманием, благодетельствуйте народному образованию», — обращался Голышев через газету, надеясь «на благосклонное внимание просвещенной публики».

Ни копейки, ни книжки не пожертвовали мстеряне ни в школу, ни в библиотеку.

Посетил как-то школу владимирский генерал-губернатор Александр Петрович Самсонов. Но и он ограничился только «назидательными наставлениями крестьянам и мальчикам… о полезных занятиях и учении».

Князь Мещерский писал в своих «Путешествиях по России»:

«Все усилия молодого Голышева сделать это ремесло (т. е. иконопись) менее безобразным и более правильным в массе простых и бедных иконописцев оказались бессильными: стариков не переломишь, а детей эти старики неохотно пускают в рисовальную школу, — одни — потому что они раскольники, или староверы, другие просто из опасения лишиться двух рук для своей мастерской».

Но раскольники, все более недовольные старшиной Голышевым, всячески вредили и детищу его сына — рисовальной школе. Им потом удастся интригами опять сместить Голышева-старшего, и это предопределит конец рисовальной школы. Чтобы не поссориться с новым, теперь раскольничьим, Правлением, многие православные крестьяне будут бояться пускать своих детей в рисовальную школу, не жалуемую начальством. Иван Александрович напишет в «Воспоминаниях»: «Ученики подвергались насмешкам, часто не находили сторожа, особенно в зимнее время, отпереть здание и, простояв попусту, должны были возвращаться домой… После пятилетних трудов, не видя никакой общественной или другой поддержки, я вынужден был оставить школьные занятия».

Все имущество школы и библиотеки он раздарит в народные училища округи: Мстёрское и близлежащего села Рыла церковно-приходские, Холуйское образцовое рисовальное, в Вязниковскую тюремную школу, во Мстёр-скую благочинную библиотеку, — более семисот книг, десятки художественных оригиналов, рисовальные пособия.

ГЛАВА 4 Несбывшиеся надежды

Но школа закроется еще спустя несколько лет. А пока день Ивана Александровича забит до отказа. Литография, торговля, занятия рисованием с детьми. По поручению комитета грамотности он ездит по уезду, исследуя народные училища. «Губернские ведомости» печатают одну за другой его статьи и заметки о ярмарках, ловле рыбы и крестьянских секретах ее копчения, отчеты о воскресной школе, и Голышев уже уверовал в свое перо.

Подолгу беседует он с возвращающимися из странствий офенями, изучая их язык. И Тихонравов одобрил уже его статью об офенях для публикации в «Ежегоднике» — новом издании губернского статистического комитета.

Голова Ивана Александровича полна идей. Все предприятия ему удаются. Он — на взлете. К нему, почти как к равному, относятся важные чиновные лица в статистическом комитете, петербургские ученые — в письмах. Казалось бы, жить да радоваться. Но черные мысли, мрачные опасения терзают его. Родившийся еще в детстве страх перед графской конюшней не пропал до сих пор. Мало того, сейчас он нарастает с новой силой. Отец опять во вражде с раскольниками, а это обостряло отношения с обществом и самого Ивана Александровича.

Поздним вечером Иван Александрович с Авдотьей Ивановной обсуждали козни односельчан, грубые выпады против сына и снохи Александра Кузьмича.

— Кабы отделиться от отца, зажить своим домом и делом, — мечтал Иван Александрович.

— Не потерпит он этого, — вздыхала Авдотья Ивановна.

Может, попробовать получить звание неклассного художника? Оно освобождает от общества. Отец станет безвластен надо мной, тогда и отделимся…

— Но звание присуждает Академия художеств, она поди как строга.

— Не без этого, только в Строгановке у нас рассказывали, что кое-кто из наших умудрился получить это звание по чужим рисункам, просто-напросто купив их.

— Не грешить же?

— Да нет, я не собираюсь покупать.

— У тебя и свои хороши. Пошли «Народный праздник», приложи еще работы ребятишек Воскресной школы, должна же академия зачесть твой безвозмездный труд…

Вдохновленный поддержкой жены, Иван Александрович принялся переводить свою акварель «Народный праздник» на камень, отлитографировал, приложил еще двадцать пять лучших рисунков своих учеников и в начале 1863 года отправил в столичную академию художеств.

Вскоре академия уведомила его, что дело будет рассматриваться в августе. Голышев волновался.

Александр Кузьмич, узнав о затее сына, усмехался:

— Ишь, чего захотел! Да разве выгорит дело без хлопот сильных мира сего?!

Иван Александрович и сам подумывал съездить в Петербург, попросить похлопотать своих знатных знакомых, но личных денег у него не было, а отец как отрезал:

— Нечего тратиться понапрасну. Напиши Безобразову, захочет — и так поможет.

Иван Александрович написал, но все лето вестей из Петербурга не было, и Голышев очень обрадовался, когда собрался по комитетским делам в столицу Тихонравов. Иван Александрович надавал ему поручений: в археологическое общество передать найденные им старинные предметы; Павлу Ивановичу Мельникову, занимающемуся по заданию правительства изучением раскола в стране, — заметки о мстёрских раскольниках, и главное, узнать, как там его дело в академии…

Медленно тянулись дни ожидания. И вот однажды Авдотья Ивановна радостная вошла в кабинет мужа с письмом в руках:

— От Тихонравова!

— Значит, вернулся, — обрадовался Иван Александрович, — читай.

Чтобы сберечь зрение мужа, Авдотья Ивановна читала почти все письма ему сама.

Письмо от Тихонравова было длинное. Константин Никитич писал, что пробыл в столице дольше командировки на две недели и что сам граф Строганов давал ему отсрочку.

— А что он там про мои поручения пишет? — нетерпеливо перебил Иван Александрович.

— Находки твои он «исправно» доставил, и они уже поступили в Эрмитаж «на обозрение» императору. Далее Константин Никитич пишет, что был тепло принят графом Строгановым, и Тихонравов был у него четыре раза, раз обедал, а то пил чай. Граф ему показывал свой музей древностей. И вот слушай, Ванечка, что он пишет: «Много я говорил ему о Вас, о Вашей полезной деятельности, и когда Его Сиятельство узнал, что Вы из школы живописи, то поручил мне передать от него желание познакомиться с Вами лично и потому просит Вас: как только будете в Петербурге, то непременно быть у него. Это он мне повторял еще перед отъездом раза три, притом дополнил, что «подобных людей надо поднимать и выдвигать» и что он все готов для Вас сделать и во всяком случае содействовать».

Авдотья Ивановна обняла мужа и поцеловала:

— Ну, дорогой, поздравляю, может, граф и с получением звания художника поспособствует… — Она стала читать письмо дальше, и радостное настроение их сразу пропало. Тихонравову сказали в Академии художеств, что звание вряд ли будет присвоено в нынешнем году. Во всяком случае вопрос будет решаться только после выставки, после осмотра ее государем.

На следующий день пришла весть от Безобразова. Он писал, что был все лето в деревне, потому просьбу Голышева похлопотать о его деле получил уже по возвращении в Петербург, когда было слишком поздно, Голышеву было отказано. Безобразов подбадривал Ивана Александровича, писал, что дело можно будет поправить в будущем году.

— Не захотел помочь — и всё тут, — сердился Александр Кузьмич, — так и поверим, что стоко месяцев он о доме не справлялся. Просто не за-хо-тел. Чего им, господам, о нас печься. А ты уж рот раскрыл: графы, господа — товарищи тебе. Как были мы для них крепостными, так и остались. Вот выкачать что с нас они — тут как тут, а помочь…