Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны

• Название: Говорит Гитлер. Зверь из бездны
• Автор: Герман Раушнинг
• Жанр: Биографии и Мемуары

Герман Адольф Рейнгольд Раушнинг, нем. Hermann Adolf Reinhold Rauschning (1887 - 1982), немецкий политический деятель, музыкальный критик и писатель-политолог. В 1933/1934 являлся президентом сената Свободного города Данцига. В связи с трениями с нацистами был вынужден покинуть этот пост. С 1939 года проживал в США.

Герман Раушнинг был вхож в ближайшее окружение Гитлера. Разочаровавшись в нацизме, этот бывший сподвижник фюрера в 1940 году опубликовал в Лондоне книгу "Говорит Гитлер"(Hitler Speaks), которая почти полностью состоит из дословно воспроизведенных речей в узком круге посвященных — случай в практике тайных обществ редчайший, — и вслед за ней в 1941 году "Зверь из бездны" (The Beast from the Abyss), — название последней говорит само за себя. В своей книге Г.Раушнинг обличает антихристианское мировоззрение Гитлера и его слепую веру в магическую силу и оккультизм.

---

В кругах партийного руководства как раз приобрела актуальность украинская проблема. Считалось, что с Польшей удастся разделаться значительно быстрее, чем это получилось в действительности. Движущим фактором этих настроений был Розенберг, скрывавшийся в тени и подыскивавший подходящие объекты для применения своего революционного таланта. В Техническом институте Данцига в то время было гнездо украинских заговорщиков. Лично мне, по настоянию определенных кругов, пришлось вступить в контакт с сыном бывшего казацкого гетмана Скоропадского. В одном из пригородов Берлина у Скоропадского было что-то вроде резиденции. Он верил, что его дни еще наступят. Впрочем, наиболее ценными для нас были связи этих людей с Англией. Но национал-социализм не отказывался использовать их и для собственных целей — впрочем, не признавая Скоропадского серьезной политической фигурой.

Ганфштенгель рассказывал мне тогда об идеях своего хозяина — насколько он их понимал. Будто бы особенно легко возбудить открытые выступления в Восточной Галиции, украинском районе Польши, которые станут роковыми для польской военной мощи. Зная Польшу, я не стал бы говорить об этом столь уверенно. Но Ганфштенгель и сидевший напротив меня Бальдур фон Ширах не приняли моих возражений всерьез.

Они утверждали, что с помощью соответствующих средств, любое государство можно разложить изнутри настолько, что потом не будет стоить больших усилий победить его. Будто бы везде и всегда есть группы, которые стремятся к независимости — национальной, экономической или даже политической. Стремление пробиться к кормушке и уязвленное честолюбие — вот революционное оружие, которое без промаха поражает врага в спину. И, наконец, есть еще дельцы, которые стараются изо всего извлечь выгоду. Нет такого патриотизма, который устоял бы против всех соблазнов. И мы очень скоро за это возьмемся. Это вовсе не трудно — придумать патриотические лозунги для всяких подобных предприятий и найти людей, которые охотно заглушат такими лозунгами голос собственной совести. Для этого нужны только деньги и соответствующая организация.

Я снова выразил сомнение. Я считал, что люди очень быстро разгадают их истинные намерения. К тому же, эти предприятия обходятся в такие суммы, что их могла бы позволить себе разве что английская "сикрит сервис", но уж никак не мы. К тому же, как известно, у нас очень плохо с конспирацией — даже наше информационное агентство во время мировой войны работало крайне скверно.

Придворный фотограф Гитлера Гофман, тесть Бальдура фон Ширака, отвечал мне несколько пренебрежительно и насмешливо. Он полагал, что Гитлер положил конец прошедшей эпохе. Что же касается денег, то НА ЭТО деньги найдутся в любом случае. Чем западнее, тем дороже будет нам обходиться наша деятельность. Вот и все различие. Но удача будет сопутствовать нам повсюду. Это он гарантирует. К тому же, в любой стране есть еще богатые люди, которые возьмут на себя часть расходов.

Однако, — я возразил, — никто не сможет убедить меня в том, что такое возможно, к примеру, в Англии. На это господин Ганфштенгель ответил, что я не имею представления, насколько успешно можно действовать, используя так называемое светское общество. Я недооцениваю честолюбие какой-нибудь леди H., которая мечтает первой получить аудиенцию у Гитлера, чтобы стать главным знатоком национал- социализма в своем кругу. Я недооцениваю бедность фантазии и психологическую бездарность англичан, которых очень трудно заставить поверить в заговор внутри страны. Одно уже их высокомерие не позволит им задуматься об этом. Они не смогут себе представить, что мы обыграем их тем способом, который наиболее приятен их господскому нраву. И наконец, я слишком мало учитываю склонность англичан к так называемому "бизнесу".

"У демократов нет убеждений, — торжественно произнес Ганфштенгель. — Убеждений в истинном смысле этого слова, убеждений, за которые можно поручиться жизнью. Это фундаментальное открытие Гитлера, и оно является отправным пунктом его великой и мужественной политики, благодаря которой он никогда не сбивается с верного курса. Страх и своекорыстие в любом случае, рано или поздно, приведут их к капитуляции. В каждой стране найдется достаточно людей для того, чтобы развязать нужное нам движение в любых слоях общества и в любых образовательных структурах. Надо только положить начало — каждая страна сама позаботится о дальнейшем развитии. Отсутствие убеждений почти всегда приводит к пораженческим настроениям: сопротивлению оно не способствует. Но многого можно достигнуть и с помощью фанатизма отдельных лиц, имеющих определенные убеждения. Спорт, религия, секс могут использоваться для того, чтобы создать опорные пункты во враждебной стране. Затем эти пункты будут формировать общественное мнение. Все демократы зависят от него, и оно является для нас наиболее действенным средством. Мы всегда сможем убедить демократов направить свое общественное мнение туда, куда нужно нам. Деньги, которые уходят на это, тратятся не напрасно. Зато потом нам понадобится на несколько дивизий меньше. Демократы не смогут защищаться от подобных приемов, такова их природа. Иначе им пришлось бы ввести у себя авторитарное руководство. А диктаторы защищены от этого оружия, и им нечего бояться психологической агрессии. Тем самым создается такое превосходство, которое в трудную минуту сможет перевесить даже значительную разницу в вооружении".

Убедившись, что естественные силы сопротивления и здоровый инстинкт демократических наций очень сильно недооцениваются, я все же возразил, что такое революционное разложение можно еще, наверное, представить у молодых, неокрепших народов Восточной Европы, но уж никак не у великих и зрелых культурных наций. Ширах посмотрел на меня с легким подозрением. И, кроме того, — продолжал я, — действенность этого нового оружия представляется изначально ограниченной, если оно применимо только к демократам. А ведь следует подумать и о серьезных конфликтах с недемократическими государствами, которые обладают иммунитетом против внутреннего разложения.

"Наши враги — демократы и никто иной, — улыбнулся Ганфштенгель. — И знаете почему? Потому что они слабее. Всегда следует и выбирать себе противника послабее. Вот в чем секрет успеха".

Такой вот банальной шуткой и закончился разговор. И уже значительно позже я осознал, что это была не шутка, а правда об элементарнейшей, но очень действенной тактике Гитлера.

6. "ДА, МЫ ВАРВАРЫ"

Вскоре после поджога Рейхстага Гитлер вызвал меня для доклада о положении в Данциге. В Данциге, как и повсюду в Рейхе, должны были состояться повторные выборы. Меня сопровождал гауляйтер Форстер. Прежде чем нас допустили в рейхсканцелярию, мы имели возможность побеседовать в кулуарах тогдашних гитлеровских кабинетов с некоторыми нацистскими лидерами, которые тоже ожидали приема. Геринг, Гиммлер, Фрик, несколько гауляйтеров с Запада беседовали между собой. Геринг рассказывал некоторые подробности о поджоге Рейхстага. В то время правду о поджоге еще держали в секрете от рядовых партийцев. Даже я некоторое время считал, что пожар устроили коммунисты или, по меньшей мере, лица, подстрекаемые Коминтерном. И только из беседы нацистских лидеров я узнал, что это был преднамеренный поджог по приказу руководства НСДАП.

Непринужденность, с которой в этом "кругу посвященных" болтали о недавнем преступлении, была ошеломляющей. "Заговорщики" удовлетворенно улыбались, цинично шутили, хвастались друг перед другом. Геринг описывал, как "его ребята" по подземному коридору проникли в президентский дворец Рейхстага, как мало у них было времени и как их едва не обнаружили. Он сожалел, что "весь этот сарай" не сгорел дотла. В спешке они не смогли сделать "всю работу до конца". Геринг, который говорил больше всех, завершил свой рассказ воистину символической фразой: "У меня нет совести! Мою совесть зовут Адольф Гитлер!"

Удивительно, но это крупное преступление, истинные инициаторы которого становились известны все более и более широким кругам, не осуждались даже буржуазией. Очевидно, и этот дерзкий поступок находил у них одобрение. Еще удивительнее, что поджигатели, несмотря ни на что, до сих пор пользуются определенными симпатиями за рубежом. Конечно, Геринг всегда составлял оппозицию Гитлеру. Но во время особенно острых кризисов, он всегда находился рядом с Гитлером или за его спиной. Он отдал приказ поджечь Рейхстаг. Он взял ответственность на себя, так же как он взял на себя убийство буржуазных националистов 30 июня 1934 года, потому что он считал Гитлера слишком мягким и нерешительным для этого. И действительно, Гитлер и Геринг очень отличались друг от друга: Гитлеру каждый раз приходилось выкарабкиваться из спячки и сомнений, доводить себя до экстаза, чтобы начать "действовать". У Геринга же аморальность уже давно стала "второй натурой".