Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

• Название: Проигравший из-за любви
• Автор: Мэри Брэддон
• Издательство: Курск
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7277-0089-2

Роман «Проигравший из-за любви» — это интригующий рассказ о запоздалой любви солидного, всеми уважаемого человека, который, прожив уже немало лет, даже не подозревал, на что способно настоящее чувство. Думал ли когда-нибудь он, чья профессия и долг — возвращать людям жизнь, что решится на такое из-за любви к женщине…

Убийство, шантаж, личная драма — таков его тернистый путь к безоблачному счастью.

---

Флора проделала свою последнюю прогулку верхом по столь полюбившимся ей тропинкам, прогулялась с отцом по заросшему вереском полю и уже была совсем готова отправиться в Паинмаус, когда случилось нечто, что сделало их путешествие невозможным и приковало их к коттеджу в Вест-энде.

Хронический кашель Марка Чемни, который доктор наблюдал с некоторым беспокойством — сам по себе кашель было не очень сильным, — неожиданно перерос в приступы бронхита. Марк простудился, несмотря на все меры предосторожности по поводу его здоровья со стороны дочери. Вероятно, гуляющие повсюду сквозняки продули его. Он оказался прикованным к постели в маленькой комнатке с зарешеченными окнами, смотрящими в сторону зеленых пастбищ на Финилеевских и Хэроувских холмах. С самого начала Гуттберт Олливент знал, что должен наступить конец. Но как он мог это сказать Флоре, чьи молящие глаза требовали и слов надежды и утешения? Должен ли он все-таки сказать ей правду? Пусть лучше она чувствует, что отец не обречен, так будет лучше для больного, имеющего слабый шанс продлить дни своего существования, лучше, возможно, и для нее. Поэтому он ничем не выдал свой страх, успокоил ее, как мог, но и не лгал при этом. Он не мог допустить, чтобы она повернулась к нему и сказала: «Вы обманываете меня». Он не мог дать ей повода для того, чтобы она стала презирать его.

Миссис Олливент приехала в Вест-энд, чтобы помочь им, или, скорее, позаботиться о Флоре которая сильно нуждалась в опеке. Дни проходили за днями без видимых признаков улучшения состояния больного, и девушка, возможно, начала осознавать ужасное будущее, нависшее над ней.

День за днем Марк становился все слабее, он почти не мог разговаривать с дочерью. Флора задавала доктору Олливенту один и тот же волнующий вопрос: «Есть ли опасность?» Неделю ему удавалось с трудом защищаться, по большей части он отвечал на профессиональном языке и это развеивало ее сомнения и даже рождало надежду. Но вот наконец настало утро одного дня, когда он должен был либо безбожно лгать ей, либо сказать всю правду: да, существует опасность, сомнительно, что она сможет провести с отцом еще много дней.

Она не плакала. Ее сердце, казалось, совсем остановилось, все ее чувства притупились от близости столь сильного горя. Ее губы и щеки побелели, она стояла и молча смотрела на доктора, пока он, наконец, не прижал ее к своей груди и не стал утешать, успокаивая ее поцелуями, ласковыми словами так, как обычно утешают ребенка.

— Почему Бог не забирает меня тоже, — сказала она наконец, — он должен сделать это, если он милосерден.

— Моя любовь, мы не должны обсуждать его милосердие, — воскликнула миссис Олливент, с волнением в глазах обнимая девушку. — Все его действия добры и мудры, даже тогда, когда он отнимает у нас самое дорогое.

Флора отпрянула от нее.

— Как вы можете говорить такое мне? — воскликнула она порывисто. — Разве хорошо разлучать двух людей, являющихся друг для друга целым миром? Когда он уйдет, не останется никого, кто мог бы позаботиться обо мне.

— Флора, вы знаете, что это не так, — сказал доктор укоризненно. Это был первый раз, когда он осмелился намекнуть на свою тайну с того дня, когда они были на церковном дворике в Тэдморе.

— Ну, тогда не будет никого, о ком бы я могла заботиться, — сказала Флора жестко. В момент этой агонии все люди были безразличны для нее, она ненавидела всех, кто, казалось, даже из сострадания мог встать между ней и ее умирающим отцом.

Она вырвалась из рук миссис Олливент и взбежала наверх по лестнице в комнату отца, упала у его постели, решив ни на минуту не отходить от него. Последние часы этой исчезающей жизни должны были быть ее и только ее. Доктор нанял отличную сиделку, мягкую и искусную, но Флора была ревнива к таким услугам и не могла вынести подобной помощи.

В один из вечеров, после дня, проведенного в бреду, Марк, казалось, стал выглядеть лучше, его разум прояснился, голос стал сильнее. Это была одна из тех последних вспышек жизни, которая освещает темноту приближающегося конца, но Флоре это показалось признаком выздоровления. Ее глаза засверкали с новой надеждой, она вся дрожала от радости, наполнившей ее. Ему было лучше, он будет жить. Ужасный рок мог пройти мимо.

Марк неуверенно вытянул свою исхудавшую руку, пытаясь найти дочь. Она схватила ее и расцеловала.

— Моя любовь, я рад, что ты рядом со мной.

— Я всегда с тобой, дорогой отец. Я не оставлю тебя до тех пор, пока ты не станешь снова здоровым и сильным.

— О, моя дорогая, это никогда не случится.

— Да, да, папа, тебе уже лучше сегодня.

— Мой разум светел, дорогая. Бог дал мне минуту просветления после всех тех ужасных снов, странных снов, которые давили и мучили меня. Сегодня же я могу нормально мыслить. Я хочу поговорить о твоем будущем, Флора.

— Не надо будущего, — сказала она жалобно, — я не хочу будущего без тебя.

— Моя любовь, ты будешь жить и стараться быть яркой, счастливой женщиной, полезной другим людям, какой и должна быть женщина, пожалуйста. Возможно, в том тусклом мире, куда собирается отвести меня смерть, я смогу узнать что-нибудь о твоей жизни. Если будет так, как это будет хорошо для меня — знать, что моя милая, дочь живет прекрасной, полной радости жизнью женщины, любит и любима, что она счастливая жена и мать.

— Папа, папа, ты пугаешь меня! Я живу только для тебя, у меня никого нет, кроме тебя.

— Где Олливент?

Начал ли он снова бредить? Флора подумала, что вопрос никак не связан с тем, о чем они только что говорили.

— Внизу, папа. Он здесь каждый вечер, ты знаешь.

— Позвони в колокольчик, малышка. Я хочу поговорить с ним.

Она подчинилась, и Гуттберт быстро поднялся к Марку в ответ на просьбу Флоры. Он присел у кровати больного напротив Флоры, и Марк протянул свою слабую руку своему старому другу.

— Все хорошо, Гуттберт, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, как и моя малышка, моя милая дочка. Было бы очень жестоко оставить ее совсем одну в этом мире, без друзей, без защиты.

— Она никогда не окажется в подобном положении до тех пор, пока я жив, — ответил доктор живо. — Разве ты не просил меня быть ее защитником, и разве я не обещал опекать и заботиться о ней.

— Я знаю, знаю, — сказал Марк задумчиво, — но есть кое-что еще.

Марк замолчав, одну его руку держала Флора, другую своими сильными пальцами Гуттберт. Никто из них не говорил с ним: его слова, его дыхание были слишком драгоценными. Флора сидела, наблюдая лицо отца в тусклом свете одинокой свечи; они были очень осторожны, чтобы не причинить беспокойства больному слишком ярким освещением.

— Если бы я не доверял тебе, ты думаешь, я бы смог вообще доверить тебе такую заботу, Гуттберт? — спросил Марк через некоторое время.

— Я был, я буду достоин этого доверия, — ответил доктор Олливент, — как бы ни шли плохо у меня дела, эта забота будет у меня на первом месте.

— Я верю. Что, если я окажу еще большее доверие, добавлю еще больше тебе заботы? Что, если я знаю твой секрет, Гуттберт?

— Папа! — воскликнула Флора с мольбой в голосе.

— Моя любовь, я должен говорить свободно. Существуют моменты в человеческой жизни, когда все условности должны быть отброшены. Да, Олливент, я знаю твой секрет, такая привязанность, которую ты показывал, имеет более глубокие корни, чем дружба. Я прочитал этот секрет на твоем лице, как бы тщательно ты ни старался спрятать его. Ты больше, чем опекун моей маленькой девочки. Ты ее любишь.

— Папа, как ты можешь быть столь жестоким, когда знаешь…

— Да, девичья мимолетная фантазия. Но почему и дальше должна быть душной атмосфера жизни одинокой женщины. Моя дорогая, ты была создана для того, чтобы осчастливить дом честного мужчины, и мой старый друг любит тебя, любит так, как не любил тебя твой первый возлюбленный.

— Бог свидетель, это так! — воскликнул Гуттберт, и ни слова больше.

Умирающий отец знал очень хорошо, что с ним скоро произойдет. Нет на свете мудрости более глубокой, чем тот свет, который приходит в момент, когда человек стоит у дверей в другой мир.

— Возьми ее в свои жены, Олливент, нет большей защиты, которая могла бы более надежно укрыть женщину от штормов судьбы. Ты честно выиграл ее. Муж, которого я выбрал для нее, мертв и был искренне оплакан. Моя дочь не станет противоречить последнему отцовскому наказу, последней мольбе своего отца. Позвольте мне соединить ваши руки, как последний наказ в моей жизни.

Он притянул их руки к своей груди. Они вполне могли бы противостоять этому слабому движению, но посмели ли бы они противостоять ему? Руки встретились, одна из них дрожала, другая была инертной, безучастной, безвольной.

— Вот, дети, — сказал Марк, — это своего рода клятва. Пусть никто из вас не забудет этого момента. Если можно думать каким-либо образом в могиле, то я буду думать о вашем счастье.