Сабина Дарденн - Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу

• Название: Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу
• Автор: Сабина Дарденн
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-386-01155-0

История Сабины Дарденн, двенадцатилетней девочки, похищенной сексуальным маньяком и пережившей 80 дней кошмара, потрясла всю Европу. Дьявол во плоти, ранее осужденный за аналогичные преступления, был досрочно освобожден за «примерное поведение»…

Все «каникулы» Сабина провела в душном подвале «проклятого Д» и была чудом спасена. Но на этом испытания девочки не заканчиваются — ее ждет печальная известность, ей предстояло перенести тяжелейший открытый судебный процесс, который был назван делом века.

Спустя восемь лет Сабина решилась написать о душераздирающих событиях, в мельчайших деталях описала тяжелейший период своей жизни, о том, как была вырвана из детства и о том, как ей пришлось заново обрести себя.

---

Я чувствовала себя виноватой, что попросила подругу. Долгое время я говорила себе, что я способствовала, как и этот негодяй, тому, что Летиция попала в эту историю, даже зная, что по всей логике это не моя вина. Это он травмировал ее, но не я. Но я была настолько глупа, что даже вообразить не могла, что он сделает с ней то же, что и со мной. Я так страдала, будучи запертой с ним вдвоем, так страдала в комнате-голгофе, в подвальном узилище, что я даже ни на минуту не просчитывала, что он может сотворить опять подобную вещь.

Я сказала следователям, что сама попросила подругу. Но они видели, что моим сознанием так манипулировали, что я в тот момент даже не чувствовала за собой никакой вины. Тем не менее это чувство вины поселилось в моей голове. Я пробовала освободиться от него, говоря себе: хорошо, это я попросила его о подруге, но это он причинил ей зло, а не я. А если бы я не «потребовала» ее, то была бы мертва, а его бы никогда не арестовали! Но до конца мне не удалось избавиться от этого сознания вины. И Летиция это знала. Но я все-таки думаю, что она на меня не в обиде, пусть даже она никогда не говорила мне об этом, может быть, чтобы не делать мне больно. Она знает, что на мне также висит огромный груз, который я буду нести всю жизнь… а если она на меня все еще обижается, то надеюсь, что сейчас как раз тот самый случай. Мы говорили с ней вдвоем во время процесса. Мне было очень жаль, но ведь, если бы это была не она, он нашел бы другую. И в конце концов, Летиция спасла нас обеих.

Вернувшись домой, я не могла определить четко ход вещей, но чувство вины еще присутствовало, и мне оставалось жить с ним, как и со всем остальным, впрочем.

Странной была эта праздничная атмосфера в нашем квартале. Я вышла из крысиной норы, где этот подонок промывал мне мозги своей историей о выкупе, о смерти, о родителях, которые наплевали на меня… И вдруг я оказалась среди толпы людей, которые разыскивали меня все это время! Я никак не могла соединить в сознании эти два образа. Я верила негодяю, и я ругала себя за это. Это было единственной вещью, которую я в тот момент отчетливо осознавала.

Полицейский нес меня на руках над розовыми кустами вокруг дома. Я здоровалась со многими людьми, даже не зная, кто они. А когда я добавила: «Мне не хватало вас!» — эта реплика часто цитировалась в средствах массовой информации, — я сказала это не какому-то определенному человеку, а им всем, в общем. Мне не хватало жизни.

Оказавшись у дверей дома, я увидела своих соседских подруг. Моя сестра подхватила меня на лету, прямо из рук полицейского. Я услышала голоса, крики радости, поток слов, а на пороге меня ждала моя бабушка. Моя бабуля. Она шепнула мне в самое ухо, и это было как дуновение счастья, только для меня: «Я так рада тебя видеть».

В ее объятиях я расчувствовалась еще больше, чем в руках отца, когда он приехал в жандармерию Шарлеруа. Бабуля была моим уединением, уверенностью, что я безоговорочно любима.

Все родственники ждали меня в доме. Их было так много, что мне даже не нашлось местечка на диване. Я села прямо на пол в гостиной, рядом со столом. Я расспрашивала всех об их новостях, я пыталась переключиться, даже отрезать, как режут фильм на монтаже, все то, что касалось меня. Даже своей семье я не собиралась ничего рассказывать. Если они прочитали потом об этом в прессе, мне все равно.

Я поднялась в комнату, которую занимала тогда с одной из моих сестер. Я пошла проведать моих плюшевых медвежат. Поскольку перед домом все еще стояла толпа, все радовались, сжигали объявления о розыске, я подошла к окну в ванной комнате и немного приподняла занавеску, не зажигая света. Я им помахала рукой, и все зааплодировали как сумасшедшие. Вот тогда я и расплакалась, одна.

Это в самом деле было чудно — видеть всех этих людей, хлопающих в ладоши, ведь они меня почти не видели. Лишь мой силуэт в окне. Мне было страшно. Это уже было слишком.

Я долго находилась в ванной, перед тем как пойти спать. Я хорошо пахла, выйдя из ванной, и это было счастьем. Наконец меня оставили в покое, и мне было очень хорошо. Я открыла свой платяной шкаф, посмотрела на свою одежду, я убедилась, что все мои подушечки на месте, все было на своих местах. И комната родителей, и комната старшей сестры. В гостиной я заметила некоторые новые вещи, лампы, подушки. Они купили их в мое отсутствие. Это было странное чувство. Я не могла его по-настоящему проанализировать в двенадцать лет, это меня просто шокировало.

«Надо же, они купили все это в то время, как я сидела в крысиной норе…»

В первые дни я боялась выходить из дома и навещать своих подруг. Боялась взглядов и расспросов. Надо сказать по правде, что ничего такого не было, меня не расспрашивали. Мои друзья не были такими безмозглыми, хотя и были еще детьми. Даже наоборот, сверстники лучше понимали, что я чувствовала, в отличие от некоторых взрослых из моего окружения.

Я испытывала шок, читая прессу с портретами Летиции и моим, где большими буквами было написано: «Наконец освобождены!», «Живые!» Напоминались также все меры, которые были предприняты для моих поисков. В то время как я сомневалась в своих родителях, не говоря им об этом в своих письмах, и терпела этого негодяя, полностью веря в его россказни. Я чувствовала себя такой дурой, мне было так стыдно, что я повелась на его грошовый сценарий!

16 августа домой пришла целая делегация. Многие люди из моего квартала принесли мне подарки, цветы, организовали фейерверк. Я была рада, они доставили мне удовольствие, но пока что я сидела дома и общение сводилось к вопросам-ответам типа: «Ну как ты, нормально?» — «Да, нормально!»

17 августа утром к нам пришли дознаватели, чтобы зарегистрировать мое возвращение домой. В тот же вечер из телевизионных новостей мы узнали, что в саду одного из домов этого подлеца, в Сар-ля-Бюисьер, были обнаружены тела Жюли и Мелиссы, двух восьмилетних девочек, пропавших в июне 1995 года. В репортаже без прикрас показывались раскопки с помощью экскаватора и ямы на газоне. Я прошла совсем рядом от этого. Может быть, и я могла бы вскоре оказаться в этом саду. А некоторое время спустя и Летиция.

Мне было совершенно необходимо отсечь от себя это прошлое. Освободиться от страха смерти, довлевшего надо мной два с половиной месяца. Эта действительность, эти жестокие кадры возвращали меня в тайник, мое состояние резко пошло вниз, и я не хотела снова упасть в ту яму.

Утром я с трудом отвечала на вопросы следователей. У меня еще не было времени свободно вздохнуть. Но допросы были необходимы, чтобы я не успела многое забыть. В какие-то моменты мне было неловко отвечать на вопросы. Они это хорошо видели и не спешили.

«Если ты устала, — говорили они, — давай сделаем небольшой перерыв, а потом начнем снова. Мы ведь здесь не для того, чтобы тебе досаждать, а потому что так надо. Скажи себе, что ты не должна стесняться, ведь это не твоя вина, и чем больше ты нам расскажешь, тем больше это послужит обвинению».

Того негодяя тоже в это время допрашивали, и я не должна была позволить ему рассказывать свои небылицы. Я очень хорошо поняла, что должна говорить всё, не забывая о важных для следствия деталях. Эти люди сцапали монстра, они вырвали нас из его когтей, и я им полностью доверяла. Им я могла и должна была сказать все. Им, и никому другому. Я не хотела видеть врача, но все равно должна была согласиться. Ради следствия.

Но вечером глядеть на эти кадры, это уже было слишком. Со следующего дня мне захотелось убежать, пойти к своей подруге, живущей неподалеку, да просто укрыться в своей избушке в саду, воспользоваться несколькими днями каникул, которые оставались до начала учебного года. Иногда мне надо было стукнуть кулаком по столу, чтобы выйти к подруге. Мне надо было пройти всего три метра, чтобы попасть к ней.

— Не выходи, будь осторожна.

— Ну хорошо, ладно, но что со мной может еще случиться! Сейчас белый день, везде полно народу, погода хорошая, кто-то рядом стрижет свой газон… я хочу пойти.

Я больше никого не боялась, я хотела обрести мою прежнюю жизнь. Наши соседи по кварталу предложили мне велосипед, я хотела его взять, чтобы ездить в школу, но мне не разрешили.

— Нет, ты не будешь одна ходить в школу! Во всяком случае пока!

— Но нельзя же запретить мне ездить в школу на велосипеде из-за того, что произошло! Если со мной опять что-то приключится, значит, в самом деле я невезучая!

В самом начале я была немного подозрительной. Когда кто-то шел за мной, у меня было впечатление, что меня преследуют, что идут в то же место, что и я. Я хотела взглянуть на того человека. Это мог быть какой-то прохожий, идущий в соседнюю булочную, но я говорила себе, что должна посмотреть на его лицо, мало ли что! У меня хорошая зрительная память, например, я могла превосходно описать детали похищения, внешность тщедушного хмыря в кепке, его куртку. Описание дома, комнат, всего, что я замечала или слышала, засело у меня в голове. Я все очень хорошо запомнила, особенно эти детали.