Марчин Вроньский - Нецензурное убийство

• Название: Нецензурное убийство
• Автор: Марчин Вроньский
• Издательство: Мосты культуры / Гешарим
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-93273-362-2

1930 год. Польский город Люблин. За несколько дней до национального праздника — Дня Независимости — зверски убит редактор ультра-правой газеты. И это — лишь первое из череды потрясших город убийств..

Люблин еще с незапамятных временем славился своим трибуналом и… преступниками. В XVII веке здесь владел недвижимостью известный во всей Речи Посполитой благородный разбойник Людвик Понятовский, впрочем, женатый на вдове еще более известного гангстера с саблей на поясе, Станислава «Дьявола» Стадницкого. Это также один из немногих городов, кроме Кракова, Львова, Познани и Живеца, в котором сохранились «Книги злоумышленников», подтверждающие криминальное прошлое города, начиная с XVI века.

---

— Яко вземлеца от земли живот его. — Поп преломил хлеб.

— Пожри, владыко, — произнес дьякон.

— Жрется Агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение…

Свержавин низко поклонился и, расталкивая локтями молящихся, двинулся к выходу.

— Прободи, владыко.

Острие копья погрузилось в хлеб.

* * *

После полудня выглянуло солнце, а пение харцеров на Литовской площади наконец прекратилось. Однако около двух, сидя в кабинете уездного коменданта, старшего комиссара Собочинского, Мачеевский чувствовал, что на самом деле мрачные тучи еще только собираются. Собочинский, которого оторвали от воскресного обеда, пребывал не в лучшем настроении, но самую мрачную тучу, младшего комиссара Томашчика, прислала комендатура воеводства.

У Зыги крепко засел в голове совет Хейвовского, его начальника из Замости, который тот некогда дал спьяну молодому прапорщику Мачеевскому:

«Запомни, хороший полицейский выглядит либо вообще никак, либо как бандит. Или еще — как альфонс. И учти: если полицейский выглядит как-то иначе, то либо погибнет на службе, либо он просто-напросто свинья».

Адольф Томашчик, политический из следственного управления, напоминал Зыге зловредного учителя латыни. Низкорослый, с прилизанными волосами, в круглых очочках в проволочной оправе, он мог бы замучить любого ученика склонениями и Тацитом, но больше всего ему нравилось вытягивать из коммунистов имена, адреса и явки.

Если бы биографию этого следователя показали человеку гражданскому, не особо сведущему в политике, карьера Томашчика предстала бы тому чем-то вроде переселения народов. С 1920 года следователь успел несколько раз сменить служебное назначение. Истина, однако, состояла в том, что большую часть времени он просидел за одним и тем же столом, только политическую полицию то прикрепляли ко всяким другим управлениям, то выделяли как отдельную службу. Томашчик обычно говорил, что он из бывшей Четверки, поскольку в отделе IVD работал со всякими рекомендациями. Занимался предложениями проверочной комиссии из округов и дисциплинарными вопросами, по поводу чего писал оторванные от реальности инструкции.

— Глубокий анализ собранного материала, — докладывал он теперь с важным видом, — позволил следователям управления выявить наиболее вероятный мотив убийства. На основании нашей картотеки мы установили, что подозреваемым является некто Юзеф Закшевский, редактор коммунистической газеты «Наше знамя», много лет конфликтовавший с убитым. Мы уже несколько месяцев проводим интенсивную оперативную работу в связи с Закшевским, которого подозреваем в инициировании ряда действий, угрожающих общественной безопасности. Во-первых, у него был мотив политическо-журналистского характера. Во-вторых, мы установили, что прошлой ночью его не было дома, таким образом, он мог совершить убийство или же инспирировать его. В-третьих, обращаю ваше внимание, что сеять политическое беспокойство в городе чуть ли не накануне государственного праздника — это типичные большевистские действия.

«В-четвертых, я тебя, сукина сына, терпеть не могу», — мысленно договорил Мачеевский.

Томашчик же продолжал:

— Итак, решение начальника следственного управления было направить в распоряжение пана коменданта уезда, — поправив очки, он слегка поклонился старшему комиссару, — в целях помощи следственному отделу при центральном комиссариате, а также… — «…демонстративного наблюдения за действиями служащих там следователей», — мысленно подсказал Зыга и тихо застучал наконечником вечного пера по своему блокноту. — …как младшего офицера из воеводской комендатуры. Поскольку нет никаких сомнений, что это убийство вызовет широкий резонанс, и не только в люблинской прессе. Вторая рассмотренная нами линия расследования — это преступление на национальной почве, которое могли спровоцировать антисемитские статьи Биндера. Однако мы считаем это менее вероятным. Я предлагаю немедленно задержать Закшевского и продолжать расследование по всем направлениям.

— А вы как считаете, пан младший комиссар? — Собочинский повернулся к Мачеевскому.

— Ну что ж, на данный момент наш отдел отверг участие какой-либо неизвестной секты сатанистов, но в остальном нам до мастерства коллег из воеводского далеко. Боюсь, что даже судебный следователь будет не в состоянии оценить столь смелые выводы. Поэтому я предложил бы младшему комиссару Томашчику выпить стакан холодной воды и продолжить расследование по всем направлениям.

— Пан младший комиссар! — рявкнул комендант.

— Прошу прощения, — вздохнул Зыга, — если уж следственное управление до сих пор не решалось задержать Закшевского, то вряд ли стоит делать это под таким предлогом. Как только поднимется шум, его тут же придется освободить.

— А ваши предложения? — раздраженно спросил Собочинский.

— Пан старший комиссар, сейчас еще только два часа дня. Я в отличие от некоторых не гадалка. Предлагаю расследовать все линии, даже и эту, но без каких-либо поспешных выводов. Если уж я должен угадывать, то ставил бы на личную месть. На кого-то, кто сделал все, чтобы отвести от себя подозрения. Кстати, отпечатки пальцев что-нибудь дали?

— Преступник работал в перчатках, — нехотя буркнул Томашчик.

— Тем более я не хотел бы давать никаких заключений, пока не ознакомлюсь с бумагами Биндера. Он ведь был журналистом, а значит, мог крепко кому-нибудь досадить. Коммунисты? Это слишком очевидно.

— Пан старший комиссар, я настаиваю! — чуть ли не выкрикнул Томашчик. — Машина с водителем ждет. Я знаю местонахождение подозреваемого. Он в любую минуту может сесть на поезд и исчезнуть.

— Ну, так можно взять его под наблюдение и задержать на вокзале… Есть тысячи способов, Адольф. И лучших, потому что тогда он тебя куда-то приведет. Впрочем, я не понимаю, у нас ведь есть собственные политические агенты, если на то пошло! Пан старший комиссар, кто, в конце концов, должен вести это расследование?

— Вы, младший комиссар Мачеевский, — кивнул комендант. — Конечно же, вы. Но за Закшевским вы поедете с младшим комиссаром Томашчиком, который временно будет вашей правой рукой по политике. Люди должны знать, что полиция делает все возможное.

— Если речь идет о публике… — Зыга пожал плечами.

— Пан младший комиссар! — вновь одернул его Собочинский.

— Так точно, пан комендант. Выезжаю немедленно.

— Ну, за работу, господа.

Щелкнув каблуками, Томашчик с победным видом вышел из кабинета. Зыга выскользнул вслед за ним, ощупывая карманы в поисках портсигара.

* * *

Черный «мерседес» притормозил около магистрата, пропуская перебегавших через улицу школьниц в беретах гимназии Люблинской унии. Шофер нажал на клаксон, заскрежетал отпущенный ручной тормоз, и авто покатило вниз по Новой за пыхтящим автобусом.

— Поздно. — Мачеевский посмотрел на часы.

— Да, «тройка» опоздала на пять минут, — засмеялся сидящий рядом с водителем Томашчик, показывая на автобус.

— Поздно, — повторил Зыга. — Застанем ли мы их там в это время? Уже больше двух.

— У меня имеются свои информаторы. И твой агент тоже пускай поучится.

Зельный не отреагировал, но быстро глянул на шофера — шпика Томашчика, не доставило ли ему, часом, удовольствия язвительное замечание его шефа. Однако на лице коллеги из следственного управления читалось лишь полное равнодушие. Он сидел за рулем почти как чиновник за своим столом; если есть стол, кто-то должен перекладывать на нем бумаги, если есть руль, кто-то должен его крутить. Мачеевский говорил про таких: «оправдание общественной службой». Зельному вспомнился фильм об искусственных людях, на котором он был с… Он не помнил ни названия, ни с какой девушкой смотрел эту чепуху о мире сто лет спустя, хотя, безусловно и несомненно, фильм был в «Корсо». Это он как раз помнил хорошо, потому что потом барышня потащила его к Семадени: «Это ж всего в двух шажочках отсюда, заглянем, а, Тадек?» И он в конце концов угрохал на всё про всё больше двадцати злотых, а она потом все равно пошла прямо домой, шлюха подзаборная!

«Мерседес» разогнался на Любартовской, широкой и — как большая часть люблинских улиц — спускающейся вниз от центра. У моста через Чехувку им снова пришлось сбросить скорость, чтобы не врезаться в лениво поскрипывающую конную телегу. На рыночной площади справа, как обычно, толпились деревенские бабы, прислуга и домработницы, которые делали закупки, пользуясь тем, что днем цены ниже, чем с утра. Одна — груженая корзинами, приземистая тетка едва не налетела на капот полицейского авто. Шофер надавил на клаксон, на что баба только сплюнула и зашагала как навьюченный верблюд к Броварной.

— Ну же, поехали! — поторапливал Томашчик.