Г. Семга - Блатные и уличные песни

• Название: Блатные и уличные песни
• Автор: Г. Семга
• Жанр: Развлечения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4004-3

С начала лихих 90-х, после того, как были сняты почти все запреты, блатные песни стали неожиданно востребованы временем. Сегодня они имеют большую армию поклонников, для которых мы предлагаем сборник из 160 песен. Естественно, их героями являются «благородные разбойники», бунтари-бродяги, романтичные обитатели тюрем и их то преданные, то коварные боевые Подруги.

Эти песни пел, поет и еще долгое время будет петь народ. Только вот слова обычно до конца никто не помнит. В этом случае, если вам с друзьями захочется исполнить что-то в стиле «романтиков с большой дороги», вашей шпаргалкой станет эта книга! На первой же странице вас ждет всем знакомая «Мурка» и ее сотоварищи…

---

РЕЧЕЧКА

Течет речка по песочечку,
А бережка крутые,
А в тюрьме сидят арестантики,
Парни молодые.

А в тюрьме той сыро, холодно,
Под ногой песочек,
А молодой жульман,
а молодой жульман
Начальничка просит:

«Ох, начальник, ты, начальничек,
Отпусти на волю.
Одна соскучилась, ох, замучилась
На свободе дроля».

«Я пущу тебя на волюшку —
Воровать, пить будешь,
А ты напейся воды холодненькой,
Про любовь забудешь».

Пил он воду, пил холодную,
Пил — не напивался.
А полюбил он шансонеточку,
С нею наслаждался.

Умер жульман, умер жульман,
Умерла и слава,
А лишь в степи ходит
конь вороненый,
Сбруя золотая.

Гроб несут, коня ведут,
Конь головку клонит,
А молодая шансонеточка
Жульмана хоронит.

«А я цыганка молодая,
Звать меня Маруся.
А дайте мне того
да начальничка —
Крови я напьюся!»

А течет речка по песочечку,
Моет золотишко.
А молодой жульман,
а молодой жульман
Заработал вышку.

ВОРОВСКАЯ ЛЮБОВЬ

Там в семье прокурора — материнская стража,
Жила дочка-красотка с золотою косой,
С голубыми глазами и по имени Нина,
Как отец, горделива и красива собой.

Было ей восемнадцать, никому не доступна,
И напрасно мальчишки увлекались-то ей.
Не подарит улыбки, не посмотрит, как надо,
И с каким-то презреньем все глядит на парней.

Но однажды на танце не шумливый,
но быстрый,
К ней прилично одетый паренек подошел.
Суеверный красавец из преступного мира
Поклонился он Нине и на танец увел.

Сколько чувства в них было,
сколько ласками грели!
Воровская любовь коротка, но сильна.
Не напишут романа про любовь уркагана,
Воровская любовь никому не нужна!

Но однажды во вторник,
в день дождливый, ненастный,
Завалил на бану он ее и себя,
И вот эта вот Нина, дочь прокурора,
На скамью подсудимых за жиганом пошла.

А за красным столом, одурманенный дымом,
Воду пил прокурор за стаканом стакан.
А на черной скамье, на скамье подсудимых,
Сидит дочь его Нина и молоденький вор.

На прощание он попросил у судейства
Попрощаться с своею молодою женой,
И уста их слилися в поцелуе едином,
Только горькие слезы проливал прокурор.

ИЗМЕНА

Когда с тобой мы встретились,
черемуха цвела,
И в парке тихо музыка играла.
А было мне тогда еще совсем немного лет,
Но дел уже наделал я не мало.

Лепил я скок за скоком, а наутро для тебя
Бросал хрусты налево и направо.
А ты меня любила и часто говорила:
«Житье блатное хуже, чем отрава!»

Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где только солнышко смеется,
А с ними мое счастье улетело навсегда,
И понял я — оно уж не вернется.

Я помню, как с форшмаком
ты стояла на скверу,
Он был бухой, обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.

Во мне все помутилось, и сердце так забилось,
И я, как этот фраер, зашатался.
Не помню, как попал в кабак,
и там кутил, и водку пил,
И пьяными слезами обливался.

Однажды как-то ночью я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела.
Его я попросил в сторонку отойти;
И сталь ножа зловеще заблестела.

Потом я только помню, как мелькали фонари,
И мусора в саду кругом свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.

Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую,
и как-то опергруппою
Я взят был на бану у ресторана.

Сидел я в всесознайке, ждал от силы пятерик,
Когда внезапно вскрылось это дело…
Зашел ко мне шапиро, мой защитничек-старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела!»

Потом меня постригли, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Сверкают мне, как слабая надежда.

А завтра мне зачтется мой последний приговор.
И снова, детка, встретимся с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор,
И там глаза навеки я закрою.

ИДУ ПО НЕВСКОМУ

Иду по Невскому проспекту,
Ко мне подходит урка свой,
И говорит он мне: «Анюта!
Легавый ходит за тобой!

Он целый день канает следом,
Тебя он не засек чуть-чуть.
Давай, вались, а я покеда
Его попробую макнуть».

Иду по Невскому проспекту
И оборачиваюсь, вслед,
Гляжу, за мной канает некто,
Одетый в кожаный жакет.

Так мы доходим до «Пассажа»,
Там есть хороший парадняк.
Не обернувшись к нему даже,
Я захожу в тот парадняк.

Кругом меня шумят трамваи,
Мой шум остался за спиной.
Дорогу солнцу преграждая,
Вскочила кожанка за мной.

Тут тормознулась я чего-то
И думаю о том, о сем,
А он зашел и курит с понтом,
Как будто ждет кого-нибудь.

Тут двери с шумом отворились,
Ворвалась кодла уркачей,
И всё тут хором встрепенулось
Навстречу гибели своей.

Он вынул ножик из кармана
И начал ловко им крутить,
Двоих из них задел по роже,
А трех заставил отступить.

А он стоял в углу прижатый,
Махал поломанным ножом.
По фене крикнул он: «Ребята!
Ведь я с легавкой не знаком!

Ведь я приехал издалека
Так все любимой объяснить».
Тут я его узнала — Леха!
В приютке вместе мы росли.

Его я долго не видала,
В тюрьме он десять лет звонил,
Его я сразу не узнала,
Но он любимой не забыл.

«Иду по Невскому проспекту,
Потом рассказывал он мне:
Гляжу, смотрю — Анюта это,
А может, снится наяву.

Малин я в Питере не знаю,
Ни с кем по фене ни гугу,
И за тобою я канаю,
А обратиться не могу!»

Недолго счастливы блатные,
Пришла беда — от урки весть.
И вот мы снова крепостные,
Он в Воркуте, а я вот здесь!

Иду по Невскому проспекту,
Ко мне подходит урка свой
И говорит он мне: «Анюта!
Легавый ходит за тобой.»

ДОЧЬ РЫБАКА

Шутки морские бывают порою жестоки.
Жил-был рыбак с черноокой дочуркой своей.
Выросла дочка на диво стройна и красива,
Крепко любил ее старый рыбак Тимофей.

Часто они выходили в открытое море,
Рыбу ловили, катали на лодке господ.
Так и росла, словно чайка на море,
Но и она от судьбы не ушла роковой.

Как-то зашли в эту хижину трое,
Трое красавцев, средь них был красавец один.
Этот красавец со злобной, ехидной улыбкой,
Пальцы в перстнях,
словно был он купеческий сын.

Юный красавец напился из кружки,
Кружку поставил, остаток она допила.
Так и пошло — полюбили друг друга на море
Юный красавец и славная дочь рыбака.

Часто порой он в лачугу стучался,
Она выходила, встречала дружка своего.
В лодку садились и в темную даль уплывали,
Волны морские им были притоном любви.

Старый рыбак поседел от тоски и печали:
«Катя, опомнись! Твой милый —
картежник и вор!
Если сказал я тебе «Берегись, Катерина!» —
Лучше убью, чем отдам я тебя на позор».

Катя смеяться и петь перестала,
Пала на личико смуглая тень.
Пальцы и губы она себе в кровь искусала,
Словно шальная ходила она целый день.

Как-то, вернувшись из города Гродно,
Крикнул: «Катюша, конец молодцу твоему!
В краже поймали и там же его расстреляли,
В краже поймали, туда и дорога ему!»

Катя по-быстрому шарф надевает.
Город был близок, и возле кафе одного
Кучу народа она там с трудом растолкала,
Бросилась к трупу, целует, ласкает его.

Юный красавец лежал неподвижно,
Алая кровь запеклась на широкой груди.
Вечером девушка, вся разодетая в черном,
Бросилась в море с высокой отвесной скалы.

ПЕРВЫЙ ВАЛЬС