Пэт Конрой - Пляжная музыка

• Название: Пляжная музыка
• Автор: Пэт Конрой
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49559-7

После трагедии, потрясшей его семью, Джек Макколл вместе с маленькой дочерью уезжает в Европу, в Рим, где, как ему кажется, он сможет начать спокойную жизнь, залечить сердечные раны и разобраться в запутанном прошлом своих родственников.

«Пляжная музыка» — сага о трех поколениях семьи, чья почти столетняя история разворачивается на двух континентах: в маленьком городке России в начале XX века, в охваченной войной Польше, на узких улочках и площадях современного Рима и в старинных поместьях американского Юга.

«Пляжная музыка» — роман, который воспевает все, что дает истинную радость в жизни.

---

Как я позднее узнал, за моим возвращением, глядя в мощный бинокль фирмы «Никон», наблюдал Джордан Эллиот: на сей раз чисто выбритый и одетый в джинсы, рабочие ботинки и стильную рубашку от Армани. Он видел, как я входил в дом, опираясь больше на Ледар, чем на трость с резиновым наконечником, выданную мне в больнице. Бюрократическая процедура выписки из больницы меня почти доконала, а эмоциональная встреча с соседями так растрогала, что лишила последних сил. Консьерж распахнул передо мной двери, словно перед наследным принцем, и я с улыбкой его поблагодарил. Цветочницы совали в руки Ли букеты анемонов и цинний. Фотограф из «Иль мессаджеро» сумел поймать нужный момент и передать искреннюю атмосферу сердечности и ностальгии, царившую во время моего возвращения.

Однако Джордан наблюдал за этой сценой без лишних сантиментов. Окуляры его бинокля были направлены не на меня, а на толпу, после того как массивная черная дверь закрылась за мной, словно крылья архангела. И лишь когда толпа расступилась, Джордан смог выделить объект своего терпеливого наблюдения: худощавого человека с военной выправкой, который, как решил Джордан, следил за моим возвращением из кафе на площади. Когда человек этот подошел к фонтану, ближайшему к моей квартире, Джордан вздрогнул, сообразив, как, должно быть, странно разглядывать увеличенную биноклем и так достаточно крупную фигуру собственного отца. Генерал Эллиот двигался с ловкостью пехотинца, внимательно изучая лицо каждого проходившего мимо него человека. Он явно искал сына, и Джордан мог легко представить себе разочарование отца, не увидевшего его в толпе встречающих.

Вскоре после того, как меня положили в больницу, Джордан появился на экранах телевизоров: его показали в тот момент, когда меня везли в операционную. Будучи траппистом, проведшим большую часть взрослой жизни в монастыре, Джордан не представлял возможностей современных систем коммуникации. С помощью спутника лицо Джордана, искаженное горем и ужасом, было вмиг растиражировано по всему миру. Когда он, взяв мою руку и склонившись надо мной, шептал слова последнего напутствия, пока меня везли на каталке по больничному коридору, тревога и сочувствие, написанные на его худом, аскетичном лице, были созвучны той муке, что испытывала вся Италия. За двадцать четыре часа лицо его сделалось знаменитым на полуострове. Вот так, по воле случая, душевные страдания Джордана стали своего рода красноречивым выражением соболезнования всей Италии. Его лицо отображало все, что испытывала страна по отношению к бойне, устроенной заезжими гастролерами. Итальянские журналисты кинулись искать загадочного священника. Но когда фотография Джордана появилась на первых полосах американских газет, он уже успел скрыться в тайных глубинах Вечного города.

В свою очередь, генерал Эллиот на острове Орион тут же узнал сына. Когда пятнадцать минут спустя эту сцену показала Си-эн-эн, он записал ее на видеомагнитофон, чтобы посмотреть на досуге. Лицо генерала Эллиота при любых обстоятельствах оставалось бесстрастным, в то время как лицо его сына было открытой книгой для всего мира. Хорошо подстриженная борода скрывала ямочку на подбородке, унаследованную Джорданом от матери. Однако эти пятнадцать лет его практически не изменили, лишь сделали более одухотворенным. Глаза Джордана забыть было невозможно, и уж его отец их точно не забыл. Своей жене Селестине он ничего не сказал, и она узнала о моем несчастье только вечером следующего дня. Как выяснилось позже, к этому времени генерал успел связаться с Майком Хессом и Кэйперсом Миддлтоном. В тот вечер они сравнили фотографии священника, выходящего из исповедальни на Авентинском холме, со священником, встретившим машину «скорой помощи» у больницы в Трастевере. На следующий день все участники тайного совещания, проведенного по телефону, пришли к выводу, что нашли нужного им человека.

Глаз камеры выхватил Джордана на какую-то долю секунды, но и этого было достаточно, чтобы к нему потекла толпа непрошеных посетителей, а потому он счел за благо раствориться в терракотовом безмолвии монашеского Рима. Прежде чем хирурги вернули меня в палату, Джордан перешел из маленького безвестного монастыря в «Дом на полпути» в Трастевере, где лечили священников, имевших проблемы с наркотиками. Цирюльник сбрил ему бороду, и Джордан надел очки в черепаховой оправе.

Как только Интерпол получил фотографию молодого Джордана Эллиота, на которой тот был запечатлен вместе со мной после бейсбольного матча, незримая машина тут же пришла в действие. К фотографии был приложен снимок Джордана, где он с нежностью смотрит на мое тело, лежащее на каталке. Женщина из Интерпола, специализирующаяся по отпечаткам пальцев, скопировала информацию и послала ее своему брату, который работал в комитете по реформированию финансовой системы в банке Ватикана. Джордана Эллиота разыскивали для допроса в связи со смертью в 1971 году молодого капрала Корпуса морской пехоты и его девушки. В сводке Интерпола значилось, что Джордан, вероятно, сменил имя и является теперь католическим священником неизвестного ордена. Джордан Эллиот характеризовался как очень умный, физически сильный и, возможно, вооруженный человек. Генерал Эллиот тайно предупредил Службу разведки ВМФ, которая, в свою очередь, вошла в контакт с агентами Интерпола в Италии.

Впервые со времени своего бегства в Европу Джордан понял, что за ним действительно охотятся. И хотя он давно это подозревал, почему и оборвал все связи с Южной Каролиной — даже инсценировал собственные похороны, — он все же надеялся, что погоня за ним окончена за отсутствием доказательств или за истечением срока давности. Только его мать и я были в курсе истинного положения дел. Джордан убаюкал себя ложным чувством безопасности и только сейчас, наблюдая за собственным отцом, понял наконец, что его беспокойство за мою жизнь загнало нас обоих в угол.

Генерал расположился в тени похожего на саркофаг фонтана из египетского гранита, вокруг которого стояли незаконно припаркованные автомобили.

«Он все еще на удивление красив», — подумал Джордан, разглядывая правильные черты лица своего отца и его загорелые, сильные, мускулистые руки любителя гольфа. Заметил он и первые признаки второго подбородка. Джордан сомневался в том, что на свете есть сын, который боялся бы своего отца так же, как он, да и от самого слова «отец», священного во всех религиях мира и основополагающего в гармоничном таинстве католицизма, у него каждый раз мороз пробегал по коже. К Джордану оно впервые пришло не как прекрасное слово из двух слогов, означавшее человека, вооруженного только погремушками и колыбельными, а как полевая пехота с окровавленными руками.

— Отец, — произнес Джордан вслух.

«Твой отец дома, твой отец дома, твой отец дома…» Эти три самых страшных слова из его детства вылетали из милого маминого рта. У Джордана постоянно жили в душе необъяснимый страх и ненависть к отцу, и сила этой ненависти пугала даже самого стойкого духовника, когда, уже став священником, молодой Эллиот приходил исповедоваться в своих грехах. Еще год назад аббат сказал ему, что если Джордан не примирится с отцом в своем сердце, то не видать ему Царствия Небесного. Вот и теперь, разглядывая отца, Джордан чувствовал, что ни на шаг не приблизился к Царствию Небесному с того времени, как десятилетним мальчиком плакал после очередной порки и мечтал, что настанет день и он убьет отца голыми руками.

Селестина написала сыну, что отец ищет примирения, и Джордан готовился к встрече, но, когда в римских конторах Интерпола появились его юношеские фотографии и извилистыми путями проникли в коридоры Ватикана, а потом в маленький офис его аббата, Джордан подумал, что отец его предал. А еще он подумал, что Кэйперс Миддлтон продал старого друга, чтобы добавить драматической краски в свою избирательную кампанию на должность губернатора штата Южная Каролина. Аббат с этим согласился. У него, как у итальянца, было вечное недоверие к политикам, а также сентиментальное отношение к отцовству.

Через несколько дней после моего возвращения домой Мария пошла открывать дверь и впустила в гостиную, где я был вместе с Ледар, Майка и Кэйперса. Я сразу почувствовал нетерпение Майка: он расхаживал взад-вперед вдоль окон, и, похоже, двигатель в его нервной системе работал на полных оборотах. Кэйперс был невозмутим, собран, и казалось, что его интересовали только мой антиквариат и картины. Блуждая по ним взглядом, он произнес:

— Джек, да у тебя тут недурные вещи. Надо же. Вот уж не ожидал!

— Быстро смотри — и выметайся из моего дома, — рассердился я.

— Это деловой визит, — поспешил вмешаться Майк. — По поводу нашего фильма. Тебе вовсе не обязательно любить Кэйперса. Тебе надо только выслушать его.

— Я не люблю Кэйперса. И дал это ясно понять еще в Уотерфорде.