Златослава Каменкович - Его уже не ждали

• Название: Его уже не ждали
• Автор: Златослава Каменкович
• Издательство: Книжно-журнальное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

Роман о борьбе трудящихся за свои права в конце XIX века. А еще он о любви и верности, подлости и предательстве, о тяжелых испытаниях, которые выпали на долю героев книги.

За революционную деятельность Ярослав Руденко был осужден к сибирской каторге. Через годы он возвращается во Львов, чтобы посетить могилу любимой жены Анны. Однако оказалось, что Анна жива, вышла замуж и исчезла из города.

---

Замкнувшись в каменном молчании, мимо них прошел Мартирос. Нет, он не узнал в тетушке Наргиз ту самую соседскую девочку с отрезанной косичкой, которая вот на этом самом месте когда-то обливалась слезами, а он, смущенный и растерянный девятилетний мальчик, робко утешал ее.

— Чего мы остановились и ни с места? — вывел ее из задумчивости голос Каринэ. — Мы подождем тебя, тетушка Наргиз, в сквере на холме. Но ты, пожалуйста, не задерживайся.

Постоянный страх, который тетушка Наргиз испытывала с тех пор, как стала помощницей Каринэ, страх не за себя, а за племянницу, этой до самозабвения преданной женщине иногда удавалось побороть, а иногда — нет. Тетушка Наргиз стала чересчур мнительной. Сейчас ей показалось, что лавочник Андриас слишком пристально наблюдает за ними, высматривает, куда они зайдут.

Дурное предчувствие заставило ее сказать:

— Лучше пойдемте на Высокий Замок, а сюда я забегу как-нибудь в другой раз.

Они еще были у развалин Замка, когда Каринэ первая заметила, что надвигается гроза.

— Ах ты, господи, надо торопиться в гостиницу, — забеспокоилась тетушка Наргиз.

Но первые тяжелые дождевые капли их атаковали возле высоких стен монастыря, сразу же при спуске с горы.

— Я здесь близко живу, — сказал Ярослав. — Переждем у нас грозу.

— О да, — сразу же согласилась Каринэ. — Наши зонтики вот-вот сломаются под такими порывами ветра. И как внезапно он налетел…

— А я что говорила, — задыхаясь от быстрой ходьбы, напомнила тетушка Наргиз. — Во Львове так…

Тетушка Наргиз безусловно удивилась: миллионер живет почти на окраине города, в такой скромной квартире? Ей-то что, а вот если бы кузена Изабелла увидела… Правда, портрет пани Калиновской свидетельствует о том, что она никогда не жила бедно…

…Ну нет! Тетушка Наргиз не позволит пану Ярославу браться за кофе, она сама сварит.

— У вас премилая кухонька, — осталась довольной тетушка Наргиз.

— Это одновременно и столовая, — подхватил Ярослав. — Мы здесь с мамой все трапезы справляем. Пани Наргиз, кто знает, когда стихнет дождь, а мы проголодались. Здесь, вероятно, найдется, чем утолить голод. — Он распахнул шкаф и подозвал женщин.

— Сколько вкусных вещей! — захлопала в ладони Каринэ, заглянувшая в шкаф из-за спины тетушки Наргиз. — Вы ждали гостей? Ну, признавайтесь, пан Ярослав. И откуда вы знали, что я люблю клубнику?

— С тех пор как узнал вас, Каринэ, я мечтал, что когда-нибудь вы придете, а я буду угощать вас только тем, что вы любите, — не то шутя, не то серьезно проговорил Ярослав.

— Так вот, — чувствуя себя легко и свободно, сказала тетушка Наргиз, — ни в какой ресторан мы не пойдем, пообедаем дома. — Она поманила к себе пальцем Ярослава и доверительно прошептала ему на ухо: — Попросите, чтобы Каринэ спела… Я на кухне сама управлюсь.

Много раз Ярослав мысленно видел Каринэ в этой комнате, говорил с ней, целовал ее мягкие как бархат волосы. Давно желанный день настал. Она здесь, живая, искрящаяся радостью, бесконечно любимая.

— Каринэ, я хочу сказать…

— Нет, нет! — с неожиданной строгостью запротестовала она, будто чего-то испугавшись. — Скажете после моего возвращения из России.

— Но почему не сейчас? Почему, Каринэ?

Она проговорила не то, что ей хотелось:

— Когда человек руководствуется только чувствами, он нередко может ошибиться в своих привязанностях. Вы знали меня мало…

— А мне кажется, Каринэ, я знал вас и тогда, когда еще не видел… всю жизнь знал… И моя любовь к вам так глубока, так безбрежна, как само небо. И тревога за вас порой охватывает меня с такой силой, что дышать невмоготу… Невзирая на преследования, вы рветесь туда, где трудно и опасно. Вы боитесь, что наша любовь…

Она ладонью прикрыла ему рот и, глядя прямо в глаза, молчала. И только глаза ее, казалось, говорили:

«Любимый мой… Я навсегда отдаю тебе свое сердце, жизнь… Я хочу, чтобы моя любовь принесла только радость, только счастье… Но я сейчас не открою своего чувства. Зачем мне тебя обнадеживать, если это не в моей власти? Ты знаешь, я еду туда, где царь нагло издевается над законами страны, где по малейшему подозрению меня могут заточить в тюрьму и томить годы в ужасном одиночном заключении. Может быть, чтобы спастись от умопомешательства, мне будет легче умереть…»

Откуда-то изнутри у Ярослава поднялась могучая волна, которая заслонила собой все, все вокруг, кроме милого, самого дорогого лица. Он прижался губами к ее губам.

— Буду ждать тебя, Каринэ…

Глава пятая В БАРЕ «КУБОК РЫЦАРЯ»

Забастовка пильщиков началась в назначенный день, а накануне полиция арестовала Гая.

— Пусть себе страйкуют сколько угодно, — самодовольно говорил барон фон Раух своему бессменному управляющему пану Любашу. — Поголодают недельку — снова придут! А будет так, как я сказал: рабочий день только двенадцать часов, и ни одного крейцера прибавки!

Однако минул уже месяц, как лесопилки стояли, а забастовщики и не собирались сдаваться.

Газета «Курьер львовский» напечатала сенсационное сообщение. На улицах и площадях Львова раздавались голоса кольпортеров:

— «Курьер львовский»! «Курьер львовский»! Барон фон Раух уволил бастующих! Страйк пильщиков кончился! Конец страйка!

Угрюмый Ромка Мартынчук остановился на одной из центральных улиц. Прижав к груди пачку газет, он с тревогой прислушивался к звонким мальчишеским голосам:

— «Курьер львовский»! Барон фон Раух набирает новых рабочих!

— «Курьер львовский»!

— Это Антек продает! — с горечью и злобой вырвалось у Ромки.

Энергичный, не по летам широкоплечий, Антек бойко распродавал газеты:

— «Курьер львовский»! Конец страйка! Три тысячи безработных могут получить работу!

К маленькому газетчику подошли господин и нарядная дама с кружевным зонтиком. Господин молча взял у Антека газету и бросил монету. Мальчик поймал ее на лету.

Оставалось всего несколько газет. Антек вытер ладонью пот со лба и начал торопливо подсчитывать выручку, не забывая при этом выкрикивать:

— «Курьер львовский»! Конец страйка! Конец страйка!

Ромка собирался перебежать дорогу, как к нему подскочил худощавый господин в котелке:

— Газетку!

— Не продаю, пан! Газеты вчерашние!..

Господин рванул из рук мальчика газету, взглянул на заголовок.

— Я тебе покажу, как врать, пся крев! Полицай!

Ромка показал господину «длинный нос» и сорвался с места. К господину подбежал полицейский, и они пустились вдогонку за маленьким газетчиком.

Ромка пробежал мимо Антека и юркнул за рекламную тумбу. Антек хотел что-то сказать Ромке, но в ту же минуту перед ним очутились господин в котелке и полицейский.

— Эй, сморкач, ты не видел, куда делся мальчишка с газетами? — сердито шевельнул усами господин в котелке.

— Туда… на Краковскую!.. — не растерялся Антек и показал совсем в противоположную сторону.

Когда преследователи скрылись за углом, из-за тумбы вышел Ромка.

— Здорово я их обдурил, Ромусь! — И Антек протянул другую руку. Но Ромка презрительно смерил Антека с ног до головы и руки не подал.

— Штрейкбрехер!

— Ромусь… Как же… я не могу страйковать! Отец в тюрьме, а мама ошпарила руку и не может стирать.

Ромка жалел друга. Он понимал, что Антеку трудно, что нельзя оставлять голодной больную мать, но…

— Все равно страйкуй! — Ромка был неумолим. Увидев, что глаза Антека наполнились слезами, он примирительно, хотя и хмуро, добавил: — Больше так не делай. Пойдем к нашим… Тебе из рабочей кассы помогут.

Мальчики побежали по направлению к площади Рынок.

В это же самое время Стахур спешил на явку к Вайцелю. Миновав старинную пороховую башню, он спустился по каменной лестнице с земляного вала, входившего когда-то в систему укреплений города, и повернул в узкий каменный коридор.

На углу возле синагоги Стахур купил газету «Курьер львовский». На ходу бегло просмотрел ее и, удовлетворенный, заметил про себя:

«Получилось лучше, чем я ожидал. Вот хозяин! Выгнал — и баста! А я удивлялся, чего он с ними возится. Ловкий! Сумел же он тогда продать свой горящий нефтепромысел… Черт знает что — продать горящий промысел! Вот у кого надо учиться из огня деньги делать! Так, так… Ну, а уж как рабочих в руках держать — барону не мешает у меня поучиться…»

Стахур остановился перед пивным баром, где недавно на вывеске красовались два рыцаря в латах с кубками в руках. Новый хозяин бара, ловкий и предприимчивый делец, использовал современную сногсшибательную рекламу: на вертикальной вывеске — большая гильотина, осужденный стоит на коленях, голова на плахе, и черным по желтому написано: «ДАЙТЕ МНЕ КУБОК ПИВА ИЗ БАРА «КУБОК РЫЦАРЯ».

Стахур толкнул дверь-вертушку и вошел в низкое тесное помещение. Хотя улицы заливало солнце, тут светились бронзовые фонари с разноцветными стеклами. Стены бара до половины были обшиты дубом, а выше, до самого потолка, зеркала отражали свет фонарей.