Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

• Название: Ревет и стонет Днепр широкий
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1966

Роман Юрия Смолича «Ревет и стонет Днепр широкий» посвящен главным событиям второй половины 1917 года - первого года революции. Автор широко показывает сложное переплетение социальных отношений того времени и на этом фоне раскрывает судьбы героев.

Продолжение книги «Мир хижинам, война дворцам».

---

Однако через минуту он уже услышал:

— …Куда же вы идете, товарищи?.. Опомнитесь!..

— Агитаторша! — послышалось в рядах гимназистов. — Большевичка, должно быть… Сейчас ее прогонят…

Черные «гайдамаки» — они несли охрану моста, пропуская колонну, — уже подбежали, уже хватали агитаторшу за ногу и пытались стащить с фонаря.

— Вас обманывают! — кричала Лия, отталкивая руки гайдамаков другой ногой. — Вас ввели в заблуждение!.. Против своей же украинской советской власти идете! Из Полтавы движется украинское советское войско! Ведет Коцюбинский Юрий, сын нашего славного Михаила Коцюбинского! Товарищи гимназисты, вспомните Коцюбинского «Смех», «Fata morgana», «Лошади не виноваты»…

Гайдамаки схватили ее уже и за другую ногу, но она крепко держалась — теперь уже обеими руками — за перекладину вверху, под самым фонарем.

— Идете против русских братьев!.. Против большевиков, желающих счастья народу!.. За помещиков и буржуев! За Антанту! За империалистов!..

Какой–то гайдамак размахнулся и вытянул Лию по спине нагайкой.

У Флегонта потемнело в глазах. Он дернулся из шеренги — на помощь!.. Но шеренга за шеренгой шли вплотную — передние задержались, сбитые с ритма кучкой гайдамаков под фонарем, и задние напирали на передних.

— Не верьте Петлюре! — кричала Лия. — Он предает Украину! Верьте…

Другой гайдамак изловчился и резанул ее шашкой по руке.

Флегонт дернулся еще раз: глаза застлала красная пелена. Кажется, он видел, как из Лииной руки брызнула кровь.

— …народу! — услышал он еще Лиин голос.

Лия держалась за перекладину одной рукой.

— За власть Советов!.. За Коммунистический Интернационал…

Еще один гайдамак рубанул девушку по другой руке. Рубанул с размаху, широко, от левого до правого плеча.

Девичье запястье так и осталось, крепко ухватившись за перекладину фонаря. Девичье тело без рук рухнули вниз, на цепи моста.

Шелест пробежал по колонне гимназистов–воинов. Послышались возгласы:

— Господа!.. Это черт знает что!.. Разве так можно!.. Мы протестуем…

Слышалось и другое:

— Так ей и надо!.. Большевичка!..

Но большинство просто побледнело — они шли в бой, но человеческую кровь они видели впервые.

Гайдамаки уже толкали девичье тело с обрубленными руками — с цепи, через парапет, вниз, на застывшую ледовую гладь Днепра… Нет, под мостом, на фарватере, курилась паром широкая проталина — тело упало в воду. Слышен был даже всплеск…

Всплеск — и снова зашумела волна…

Флегонт уже не шел. Его несли, зажав между собой, потому что шеренга шла сплошным потоком — товарищи слева и справа. «Лошади не виноваты»… Колонна шла густо, табуном, вот и вышло так: юноше, увидевшему самосуд и кровь, вдруг стало нехорошо, видно — обморок. Соседям слева и справа, друзьям–гимназистам, тоже, видно, было не по себе, они тоже побледнели, тоже спотыкались, чуть не теряли сознание.

Флегонт уже не шел. Флегонта несли.

«Черные гайдамаки» бегали вдоль шеренг гимназистов и покрикивали:

— Живо, живо! Ать–два! Ать–два! Левой, левой!.. А ну, шагом марш, шагом марш! «Молодая Украина»!.. Мамины сыночки, сосунки, молокососы… Карандаши! Шагом марш!.. «Молодая Украина»!..

«Молодая Украина», побледневшая, едва живая, немея от страха, шла на бой и несла Флегонта Босняцкого…

5

А с фронта плелись лошади.

С Юго–Западного и Румынского фронтов — с позиций бывшей Российской империи в первой мировой войне.

Брели тысячи и десятки тысяч лошадей.

Кони шли без седел и всадников, без сбруи и шлей, невзнузданные. Беспризорные и бесприютные. Одичавшие.

Никто о них не заботился, никто их не кормил, не поил, шли они алчущие и жаждущие. Шершавыми, потрескавшимися сухими языками лизали снег.

Они были ничьи и никому не нужные.

В номенклатуре они значились: «Бесхозные кони».

Фронт не воевал. Солдаты покинули позиции. Наступило «перемирие». Солдаты двинулись в глубь страны. Одни — полками — снова пошли в бой: за большевиков или против большевиков, за Центральную раду или против Центральной рады. Дезертиры разбежалась, по домам. Кто — делить землю, кто — лечить тело или душу, кто — отлеживаться на печи. Иные остались на месте, но уже не были воинами: валялись в горячке сыпного, голодного тифа.

Солдаты ушли — кто с винтовкой в руках, а кто и с пулеметом на спине. Орудия стояли, задрав жерла в небо, в них уже гнездилось воронье. Походные кухни завалились набок, и котлы покрылись льдом. Тачанки рубили на дрова, если поблизости дымилась уцелевшая печка. В походных банях и блиндажах ночевали волчьи стаи.

А кони никому, кроме волков, не были нужны. Ни кавалерийские — под седло, ни обозные — в упряжку.

Но лошади хотели есть — и пошли искать людское жилье.

Брели по одной, по две и табунками.

Брели на всем пространстве от Днестра и до Припяти, наступали фронтом в полтысячи километров.

Заходили в каждый город и каждое село. Жались к каждому хутору и отдельной хате. Подымали головы против ветра: не учуют ли где сено или навоз? Топтались вокруг покинутых коновязей, старых конюшен, разрушенных коровников. Когда попадался скотный двор, сходились большими табунами и брали его в осаду. Вытягивали шеи с обвислой, как тряпка, кожей и тихо, грустно ржали.

Иногда, если их не успевали отогнать, они накидывались на хаты, обдирали стрехи, растаскивали крыши и пожирали солому.

Потом склоняли головы к земле и брели дальше.

Иной раз их били обухом по черепу и резали на шкуру, ибо мяса на конских костях уже не было. А больше ждали, чтоб конь пал сам: с падали легче сдирать шкуру, сподручнее свежевать.

Лошади усеивали трупами поля за версты и версты — от Днестра и Припяти, от Городка и Волочиска до Шепетовки и Жмеринки.

Здесь — за холмиками бесконечных солдатских кладбищ, оставленных лазаретами трехлетней войны, — их сгоняли в большие табуны и косили из пулеметов. Нашлись ловкачи и предприимчивые деляги, научившиеся варить из конской падали мыло.

И зарабатывали монету.

А лошади брели и брели.

Одичавшие. Ничейные. Понурые.

«Уничтожайте лошадей! Они несут чуму!» — то была, кажется, последняя сводка с фронта боевых действий трехлетней войны.

А лошади не были виноваты.

ШЕСТНАДЦАТОЕ ЯНВАРЯ

1

Теперь фактически вышло так, что Затонский исполнял обязанности личного секретаря Ленина.

Украинские дела были сейчас в центре внимания. Ленин занимался ими изо дня в день — и из кабинета Ленина Затонский почти не выходил. Стол Ленина с телефонными аппаратами на нем и столик Затонского — это был как бы своего рода украинский штаб в Петрограде. Но к Ленину то и дело приходили руководители правительства или посетители с разными делами — и он обычно интересовался мнением Затонского, а иной раз просил выполнить какое–нибудь поручение. Нужды крестьян, задачи социализации земледелия особенно волновали Ленина. Влияние ложных эсеровских идей, направленных на укрепление позиций землевладельца–кулака, было еще весьма ощутимо на сельской периферии, и Ленина это тревожило.

Советы рабочих депутатов и Советы крестьянских Депутатов в РСФСР существовали раздельно, необходимо было усилить пролетарское влияние на крестьянские массы, а завтра должны были состояться Третий Всероссийский съезд Советов рабочих депутатов и съезд Советов крестьянских депутатов, и Ленина беспокоило, что левые эсеры на крестьянском съезде могут получить преобладающее большинство.

Когда Ленин со Свердловым обсуждали проблему — как провести слияние обоих съездов в один, чтобы, таким образом, подготовить почву для создания и общего, рабоче–крестьянского Исполнительного комитета, — Затонский вмешался в разговор.

— Владимир Ильич, — сказал Затонский, — а вот мы на Украине созвали просто съезд Советов, независимо — рабочих или крестьянских. Таким образом, Исполком избрали тоже общий, объединенный. И наш Народный секретариат сразу начал действовать как правительство рабоче–крестьянское…

Ленин вскочил с места.

— Батенька! — даже вскрикнул Ленин. — Да это же прекрасно! Великолепная идея, к тому же проверенная на практике жизнью! Посмотрите, как повсеместно пылают сейчас на Украине восстания против контрреволюции: в боях украинские рабочие и крестьяне идут дружно, плечом к плечу! Непременно, непременно надо использовать украинский опыт и завтра же тактично подсказать нашим съездам стать на тот же путь!..

Но тут Ленина прервали: зазвонил телефон — на прямом проводе было украинское правительство.

Ленин живо откликнулся, однако лицо его сразу омрачилось. Народный секретариат Украины обращался с жалобой. Продвигаясь в боях против калединцев и гайдамаков по территории Украины, Антонов–Овсеенко везде назначал своих комиссаров, комиссары эти плохо разбирались в специфических украинских условиях, пренебрегали активностью местных революционных кадров, иной раз даже отталкивая их, а Антонов–Овсеенко не придавал тому значения — в разрешении национальных вопросов занимал ошибочную, вредную позицию нигилизма.