Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

• Название: Поздняя повесть о ранней юности
• Автор: Юрий Нефедов
• Издательство: Лира ЛТД
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-7894-36-3

В биографических очерках рассказывается о трудном детстве, о войне и о службе в армии после нее. Главным в жизни автора было общение с людьми того исторического времени: солдатами и офицерами Красной Армии, мужественно сражавшимися на фронтах Великой Отечественной войны и беззаветно служившими великой Родине.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Когда во дворе лесничества стало совсем светло, появился лейтенант-артиллерист и, увидев меня, наклонился и с усмешкой сказал, что танки оказались нашими, прошедшими стороной. Я посмотрел ему вслед и отупело думал о том, сколько же километров я сделал сегодня ночью. Лейтенант уходил легкой, почти танцующей походкой веселого лихого человека. Мне и в голову не приходило, что через несколько дней мы снова встретимся с ним, но уже вместо наших танков там будут немецкие.

…За прошедшие после моего ухода из взвода ПТР дни там осталось шесть ружей вместо восьми. Четыре из них комбат распределил по ротам, а два с расчетами во главе со мною держал в своем резерве. Наступали быстро: то разворачивались, то колонной почти бежали по дорогам. ПТР применили несколько раз, но не по танкам, а по автомашинам, тягачам и даже мотоциклам.

Несоблюдение хронологической, суточной точности, смены ночей и дней объясняется то ли прошедшим временем, то ли невероятной усталостью тех дней. Помню три или четыре дома, дорогу мимо них и в нашу сторону мчатся десятка полтора странных машин: впереди колесо и руль мотоцикла, на гусеничном ходу, в маленьком кузове — спаренные пулеметы, и по два немца бьют во все стороны трассирующими. Батальона нет, он где-то в стороне, а здесь, за домами, только комбат со своим окружением и резервом.

Первую такую машинку ахнули из ПТР. Она ударилась о придорожное дерево и опрокинулась в кювет. Тут же выкатили сорокапятку и расстреляли в упор еще восемь, остальные развернулись и уехали. Комбат подошел к лейтенанту-сорокапяточнику и, смеясь, сказал, что в реляции укажет на уничтожение восьми самоходных установок. Тут же приказал поставить пушку на бугор вправо от дороги. Расчет покатил, поле было вспаханное и не промерзшее глубоко, все увязали по колено. Комбат наблюдал за ними из-за дома, потом обернулся и приказал помочь. Побежал я и один пэтээровец, второй остался с ружьем. Выкатили пушку, спрятали за стожком, лейтенант обернулся к нам и, подталкивая в грудь, смеясь, он все еще был в пылу недавнего боя, сказал, чтобы убирались отсюда быстрее. С грузинским акцентом весело и красиво матюгнулся, махнул на нас рукой и, обернувшись к расчету, дал команду: «К бою!». Мы побежали вниз. Сзади грохнул взрыв. Когда мы обернулись, пушка валялась на боку, расчета не было, оттуда бежал один солдат, как потом выяснилось, подносивший ящик со снарядами. Втроем мы подбежали к домам. Тот, оставшийся артиллерист, прислонился спиной к дому и молча открывал и закрывал рот — не мог вдохнуть. Старшина налил ему в кружку водки. Артиллерист выпил, а затем, взяв из рук старшины кусок хлеба и колбасы, стал есть. Лицо его было каким-то необычно красным. Я смотрел и думал, как помочь. Вдруг, опустив глаза, увидел, что его шинель, весь ее перед, от самого верха до низу забрызгана кровью и крошевом человеческого мяса и костей.

Вспомнил веселого лейтенанта, прошло каких-то 2–3 минуты, голос его еще звучал: «Уходите, уходите…»

Я убежал за угол дома. Меня вырвало какой-то пустотой…

…20 февраля. Утро. Мы быстро идем, вернее, бежим, как сейчас называют, трусцой по дороге среди каких-то перелесков. Стоит тишина, солдаты смеются, шутят и, кажется, что идут учения. Но по озабоченному виду комбата угадывается близкая опасность, которую могут разглядеть только те, кто рядом.

Голова колонны шла напряженно. Дорога делала поворот вправо и втягивалась в большой лес. Как только вошли в лес — увидели завал на дороге и справа от нее. Комбат громко скомандовал развернуться вправо в цепь, сам побежал по дороге, обходя поваленные на нее сосны. Мы — за ним. Пробежали завал, а потом свернули вправо, в лес. Тут же раздалась длинная пулеметная очередь, затем сзади несколько взрывов. Я машинально обернулся на взрывы и увидел, как над завалом в воздухе летят два солдата с растопыренными руками и ногами, опускаясь, как в замедленном кинокадре… Вертикально, стволом вниз торчало противотанковое ружье. В этот момент по завалу начался густой минометный обстрел. Мы пробежали вперед, здесь мины рвались реже. Моих бронебойщиков нигде не было. Рядом со мною лежал сержант-латыш, их у нас было два брата-пулеметчика. Он потерял в суматохе своего брата. Теперь, как и я, все оглядывался. Потом подозвал меня, я подполз. Он показал рукой вперед, что-то сказал и двинулся в ту сторону. Кругом грохотало, щелкали по деревьям осколки.

Мы выползли с ним на небольшой взгорок и оказались на опушке. Сержант раздвинул кусты, посмотрел, затем указал рукой вниз. Я посмотрел и увидел метрах в двухстах, в палисаднике, возле красивого кирпичного дома миномет и четырех немцев, быстро опускающих мину за миной в его ствол. У нас в руках были автоматы. Сержант посмотрел по сторонам, ища кого-нибудь с винтовкой, но мы были здесь одни. Проследив взглядом за его рукой, я увидел прислоненную к сосне немецкую винтовку. Пополз, мелькнула мысль о мине-сюрпризе, но рядом, как по заказу, валялся ранец, каска и пояс с патронташем. Приволок. Сержант спокойно установил прицел, прицелившись, выстрелил. Один немец взмахнул руками, остальные продолжали вести огонь. Сержант опять спокойно, как в тире, перезарядил винтовку и уложил второго. Тогда из дома выскочил офицер. Он прыгнул с крыльца и бросился к машине, которую мы до этого не видели. Остальные метнулись от миномета за ним, вскочили в машину и рванули по дороге. Сержант выстрелил еще раз, но безрезультатно. Одно мгновение было тихо, но тут же, совсем рядом, раздался рев танкового двигателя. Из-за дома сначала показался корпус, а затем ствол короткой пушки, которая выпускала снаряд за снарядом влево от нас, в то место, где было шоссе и завал. Оттуда стали тоже раздаваться орудийные выстрелы. Мы встали и пошли вправо, там слышались офицерские свистки, батальон собирали на опушке.

Собрали всех оставшихся. Из моих четырех с ружьями осталось двое, двух отправили в медсанбат. Они подорвались на заминированном завале. Ранения, к счастью, оказались легкими. От минометного огня раненых было человек десять, убитых — два. Офицеры посовещались и, развернувшись прямо в лесу, мы начали выходить в поле. Впереди на высоте было два хутора: один слева — 3–4 дома, а второй метров на пятьсот правее — домов 7–8. Прошли полем метров двести и по нам ударили. С малого хутора — пара пулеметов, а с большого — скорострельные пушки.

Залегли, полежали под огнем, потом дали команду отойти в лес. Комбат уже был в лесу, кого-то материл по рации и был не похож на себя, весь взъерошенный, расстегнутый, шапка сдвинута на затылок. Пару часов мы сидели в лесу. Потом приехали три танка Т-34, из одного вылез командир-танкист, веселый, звания не поймешь, в засаленном комбинезоне. Поздоровался, подначил пехоту и громко, чтобы все слыхали, сказал комбату, что двигаться будет в направлении между хуторами, потом уйдет влево по шоссе. Там у него своя задача. Еще раз как-то даже ласково проматерщинил что-то в адрес пехоты, крикнул, чтобы не отставали, ловко вскочил на башню, словно верхом на коня, и скрылся в люке. Танки зарычали и двинулись из леса, расходясь небольшим веером. Сразу за опушкой была канава с замерзшей водой. Я прыгнул через нее вслед за танком, стараясь быть ближе к машине и, не допрыгнув до другого края, провалился по грудь в воду. Надо ли говорить, что после этого мне очень хотелось быстрей в хутор. Танкисты оказались ловкими ребятами. Там, откуда стреляли пушки, горело 3–4 дома, а на малом хуторе были разбиты два сарая с пулеметными амбразурами. Вдребезги разбили их! Не останавливаясь, танки ушли влево, как и говорил танкист. Мы, человек десять, бежали рядом с комбатом. Уже стояла тишина, а напряжение все не проходило. Вдруг комбат остановился, махнул рукой влево на малый хутор, крикнул, чтобы проверили что там, а сам по проселочной дороге бегом повел батальон к горящим домам.

Мы тихонько обошли дом, подходим к разбитым сараям, как вдруг стукнула дверь, и на крыльце появился поляк лет тридцати пяти, в галифе, красивых сапогах, спрашивает, что нам надо. Отвечаем: «Нужны немцы». Поляк говорит, что уже три дня, как немцев нет. Мы переглянулись: что за чудо, а кто же стрелял по нам? Берем поляка с собой, идем опять к сараям. Вдруг в одном из них слышим пистолетный выстрел. Заглядываем — а там три убитых солдата у станкового пулемета и офицер, придавленный балкой перекрытия. Видно только застрелился…

Обыскали поляка, забрали с собой и пошли к батальону. На окраине хутора люди: старики, женщины. Один старик бросился на нашего поляка, что-то кричит, из-за его волнения мы совсем ничего не можем понять. Потом разобрали: немец он! Грабитель и насильник, сын местного помещика-немца, убивал в этих краях. Мы его еле отбили от разъяренных людей, а когда привели в батальон, там удивились: зачем, мол, отбивали? И это тоже была война…

…Наши уже окапывались на противоположном скате высоты. Я попросил своих бронебойщиков вырыть и мне ровик, а сам пошел к горящему дому обсушиться. Уже темнело. Поставил ППШ к столбику, снял шинель и повесил на этот же столбик, а пистолет (до сих пор не пойму зачем) достал из кармана шинели и сунул за пояс брюк под гимнастерку. Разогрелась на мне мокрая одежда. Уже печет. Хотел снять гимнастерку, расстегнул рукава, воротник. Вдруг вижу, ко мне приближается… тот самый немец с хутора! На земле лежит жердь от изгороди, и он то на нее, то на меня поглядывает. Как потом выяснилось, прозевал его солдат, которому поручили охрану. Я к автомату, вижу, что не успею. Он — за дубину. Только после третьего или четвертого выстрела я сообразил, что стреляю из вальтера… Как я его доставал из-за пояса, снимал с предохранителя… ничего не помню. Прибежали солдаты, пришел комбат, послушал разговоры, попросил показать пистолет, спросил запасную обойму, потом все вместе положил в боковой карман шинели.