Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

• Название: Поздняя повесть о ранней юности
• Автор: Юрий Нефедов
• Издательство: Лира ЛТД
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-7894-36-3

В биографических очерках рассказывается о трудном детстве, о войне и о службе в армии после нее. Главным в жизни автора было общение с людьми того исторического времени: солдатами и офицерами Красной Армии, мужественно сражавшимися на фронтах Великой Отечественной войны и беззаветно служившими великой Родине.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Когда Володя понял, что я кое-что освоил из предложенного для меня, познакомил со своими стихами. Грустные лирические стихи полностью отражали все то, чем он жил. Его редактор иногда находил возможность посылать его в Баку по какому-нибудь делу, и тогда стихи становились еще более грустными. Бывало и так, что поездки домой заканчивались полной трагедией, мне приходилось помогать ему развязывать сложные узлы, сплетенные семейной жизнью, и тогда стихи посвящались мне. Я до сих пор храню их и помню в связи с чем они были написаны.

Демобилизовали Володю в мае 51-го и, поехав в Харьков к отцу, он на неделю заехал в Днепропетровск. Это была наша последняя встреча. Потом он жил в Баку, окончил вуз, стал известным в Азербайджане поэтом-переводчиком. Мы очень редко переписывались, еще реже говорили по телефону. Мой коллега по работе каждое лето ездил к родственникам в Баку, и я передавал с ним книги и письма.

В 1989-м мой коллега вернулся обратно и испуганно сообщил, что мой товарищ уехал в Израиль. Через знакомых, бывавших в Израиле, я пытался найти его, но не получилось. Осталась только добрая память о друге, который очень много для меня сделал хорошего. До сего времени я ощущаю и помню, а порой и совершаю действия под влиянием его доброй, искренней и щедрой души.

А тогда заканчивался 1947-й. Совершенно неожиданно 15-го декабря объявили о проведении денежной реформы и отмене карточной системы. Как по мановению волшебной палочки, через день в нашем военторговском магазине появился хлеб, сахар, крупы, колбаса, мясо и много других продуктов. Казалось, что они лежали где-то за стенкой в ожидании указа. Кормили нас неплохо, но почему-то хотелось вволю покушать хлеба. И мы с Володей Арешкиным стали покупать в день по одной буханке и съедать ее с солью, запивая холодной ключевой водой. Через месяц пальцы на руках опухли, появились кровоточащие трещины. Капитан Эфендиев, к которому мы обратились, сразу сказал, что это от соли.

Потом пошли будни обычной армейской жизни: учения, стрельбы, приведение в порядок техники и опять все сначала. Лучшее время — инспекторские проверки, проводимые весной и осенью. В полк высаживался десант из полусотни офицеров и проверял абсолютно все: содержание боевой техники, тактическую, огневую, химическую и физическую подготовку. И, наконец, стрельба из всех видов оружия. В этом виде подготовки полк всегда имел высшую оценку. Однажды после окончания инспекторской проверки она была повторно произведена только по стрельбе. В полк приехал генерал-лейтенант, начальник управления боевой подготовки бронетанковых войск, который не поверил 100 % отличным результатам стрельбы из танкового и личного оружия. Все подтвердилось и тут произошло то радостное событие, которого с большим нетерпением ждали и ради которого старались: разрешили отправить в отпуск 20 % солдат и сержантов в два приема.

После весенней инспекторской проверки 1948-го года в отпуск поехали два моих коллеги: Саша Подмарьков и Володя Арешкин. После осенней инспекторской проверки командир обещал отпуск мне и Васе Великому, если все обойдется, как всегда. Стимулом это было большим, и мы старались изо всех сил. Лето было жаркое, но нам пришлось долго работать в танковом батальоне, ремонтируя противооткатные устройства, в которых обнаружилось протекание жидкости — стеола — через сальники. На вооружении батальона были совершенно новые танки ИС-3, краса и гордость Советской Армии, с заводскими номерами от 003 до 0067. Полк получил их в Челябинске в середине апреля 1945-го, доехал до Наро-Фоминска, чтобы пополнить экипажи, и там их застал конец войны. Как рассказывали старожилы, танки с номерами 001 и 002 они расстреляли на заводском полигоне из 122-миллиметровых самоходных орудий с дистанции в 900 метров. 71 попадание окончилось рикошетом, и только 72-й снаряд заклинил башню. Танкисты любили эти мощные красивые машины и метко из них стреляли. Я не помню случая, когда бы на упражнение тратили три положенных снаряда. Всегда попадали первым.

У Володи Портнова образовался кружок любителей литературы, или просто хороших парней. Старшина Владимир Седов, командир танка из соседнего полка, красивый высокий парень, очень коммуникабельный и грамотный, Юра Грехов из последнего призыва, москвич, писавший лирические стихи, и еще несколько человек. Они мне сказали, что в гарнизонном Доме офицеров открывается школа, где можно заочно учиться и сдать экзамены за 7-й класс. Посоветовали записаться. Мой командир поддержал, и я получил официальное разрешение посещать занятия три раза в неделю после 17-ти часов.

Лето кончилось, наступила пора инспекторской проверки, мы тщательно готовились, но она как всегда началась неожиданно. Утром после подъема объявили боевую тревогу, запустили моторы, потом построение полка, зачитали приказ, и началось. Комиссия в том году была явно предвзятой. Проверяющие офицеры даже не скрывали этого: всем надоел полк, в котором так умело «втирали очки».

У столовой поставили гимнастического коня, командир подавал проверяющему строевую записку с указанием лиц, находящихся в суточном наряде и мы, прыгая через этого коня, попадали в столовую, где какие-то незнакомые старшины взвешивали пайки хлеба и заглядывали в миски, оценивая содержимое. После столовой выборочно заводили в санчасть и проверяли чистоту нижнего белья, тела и спрашивали, когда последний раз мылись в бане.

В танках и самоходных установках открывали трансмиссионное отделение и искали следы солярки, масла или воды. У орудий оттягивали казенные части и проверяли течи из противооткатных устройств, люфты в механизмах наводки и даже выверку установки прицелов.

При стрельбе из личного оружия разрешалось стрелять по одному, хотя мишеней стояло не меньше десятка. Как по секрету объяснил один из проверяющих, в некой национальной дивизии солдатам приказали стрелять мимо мишеней, а в это время несколько снайперов «обрабатывали» цели.

Стрельбу из орудий тоже усложнили: теперь после выполнения упражнения экипаж должен был отъехать от линии огня на 100 метров, отвернуть башню на 30 градусов и поднять ствол вверх. С этого положения начинал упражнение следующий экипаж. Но несмотря ни на что, цели поражали только первым снарядом.

Потом физподготовка, строевой смотр и все окончено. На партийно-комсомольском активе присутствовал генерал-лейтенант А. Л. Гетман, он поблагодарил личный состав, командование дивизии, полка и пообещал всем отпуска.

Надо отдать должное майору Корниенко: буквально на следующий день он внес мою фамилию в проект приказа на отъезжающих в отпуск. О Васе Великом речи не было: за лето он был дважды пойман патрулем в самоволке и один раз даже отсидел на гауптвахте.

Неожиданно поступила команда подготовить машину для охоты. С Димой Тимощуком — радистом командира полка, и с Владимиром Резвовым, его водителем, мы сняли радиостанцию, установили аккумуляторы, приготовили и погрузили различное снаряжение. В этот раз поехал сам командир полка, заместитель командира дивизии полковник Высоцкий, начальник штаба полка подполковник Шамин, полковой особист майор Агаян и мы с Рудиком Белянкиным.

На охоте нам явно не везло: два дня и два вечера мы прочесывали Агджабединские степи, камышовые заросли, ореховые рощи, кружили вокруг кукурузных плантаций, но кабанов не видели. Ночевали в деревнях у каких-то знакомых особиста. Начальство в домах, а мы втроем в машине, завернувшись в палатки и спрятав пистолеты под ремень за пазуху.

На третий день с утра решили один раз пройти загоном вместе с местными охотниками через большой старый лес до Куры и сразу же возвращаться домой. Все ушли, оставив меня с Резвовым у машины. Мы с ним позавтракали и я, взяв несколько пустых фляг, пошел к ручью, совершенно машинально повесив на плечо карабин. Крики загонщиков слышались далеко в стороне. Когда я вышел по едва заметной тропе к поляне, то услыхал треск кустов с противоположной стороны, и тут же на поляну выскочил огромный кабан, направляясь к реке. Увидев меня, он остановился, повернулся в мою сторону и начал медленно приближаться, как бы изготавливаясь к атаке. Я бросил фляги, снял с предохранителя карабин, прицелился и выстрелил ему в голову. Пуля, очевидно, срикошетив от крутого лба, только контузила его, и он присел на задние ноги, раскрыв пасть. Отойдя влево, чтобы пуля не пошла в сторону раздававшихся голосов загонщиков, я выстрелил второй раз.

Прибежавшие во главе с нашим начальством загонщики поздравляли меня, похлопывали по плечу, а я как мог, делал вид, что это мелочь, я и не такое могу. А кабан был огромным: все вместе мы едва смогли втащить его в машину.

Когда ехали домой, Иван Акимович неожиданно обернулся и, обращаясь ко мне, сказал:

— Юра, ты скоро поедешь в отпуск, приказ уже подписан. Я прошу тебя там, в Днепропетровске, положить цветы на могилу моего командира, генерала Ефима Григорьевича Пушкина. Я был командиром 3-й Краснознаменной Чаплинской бригады 23-го танкового корпуса, и его трагическая гибель была огромной потерей для всех нас.